– Осторожнее! Хлестали снайперские выстрелы. Союзники выносили позиции исовцев, которые решили, что на крыше их не достанут. Огонек и Андрей укрылись за остовом какой-то советской малолитражки, перезарядились и, улыбнувшись друг другу, ворвались внутрь здания. Глеб остался сидеть в укрытии. Ждал. И без него разберутся. * * * Юра просто сдался. Не было смысла рыпаться, он это понимал, как никто другой. Понимал, как никогда раньше. Объединившись, «Удар» и «Анархисты» превратились в настоящую грозную боевую силу. И все засады, все ловушки, все хитрости не смогли бы сдержать их. Еще, кажется, вчера – или когда там? – все было на мази. Так весело прокатились по улицам Припяти на «Ниве», паля по мутантам изо всех стволов. Знали, что делать. Знали, что начальство не кинет, а поддержит. А оно вон как. Улетел Человек-в-костюме. Как предчувствовал, что тут начнется. Или, может, знал об этом. У него же везде есть уши. – Жук навозный, твою мать! – Юра запалил самокрутку. – Хрыч старый. И Кот еще. С его святой уверенностью в том, что помогут, что не кинут, что техника не подведет. Да подвела только, батенька, подвела. На технику надейся, а сам не плошай. Положили их технику еще при атаке на базу «Анархистов», а тут осталась одна старая рухлядь, которую ребята так и не смогли реанимировать. Стрельба на крышах слышалась все реже. Двоих придурков, что решили взять эту точку штурмом, прикрыли подоспевшие бойцы «Удара». Очень скоро они зачистят огневые точки, а потом эти двое ворвутся в здание – и все, приехали. – А я жить хочу, мам, – сказал он, глянув в потолок. – Жить хочу, понимаешь? Как нормальный человек. Без Зоны этой. Без смертей. Без крови. Зачем вообще сюда поперся, в вольные? А потом к этим. Деньги, мама, понимаешь? Деньги. Тебе-то просто, ты умерла, и все. А я вот. Должен был как-то крутиться. А как крутиться, если ничего другого не умеешь? Ну, да, работал я на СТО, на Большой земле. Так что там за деньги? Тут техником был, механиком. Кому пушку починить, кому вот, как с «Нивой» с этой… Эх, мам. Жалко меня. Жалко тебя. Всех, ма, жалко. И умирать страшно. Но и жить так… В чем ирония, мам? Самокрутка догорела до середины. Газета, пожелтевшая уже, в которую он травку завернул, черной стала, прогорела внутри, как душа его. Стекло на него прямо брызнуло, но он как будто бы и не заметил. – А знаешь, что еще, мам? Мы ведь тут, в Зоне, как в Чистилище все. Представь? Душа наша тут словно через мытарства проходит. И в рай, кто заслужил. А кто в ад. Хотя как это – в ад, если мы уже в нем? Не знаю, что я несу, ма. И не хочу знать. Одно только любопытно. Но ты же не скажешь. Не сможешь. А умирать, мам, страшно? Как это? Как свет выключают – или что? И есть ли там что? После? Хочу очень верить, что есть, мам. Что мы с тобой еще встретимся. Иначе зачем это все? Иначе почему я? Я ведь никого из них не убивал. Да, работал с этими гадами, но я же просто гайки закручивал, шаманил их «Нивы» и бэтээры. Или моя вина в этом? Что я орудия смерти им в исправность приводил? Но я же… А, к черту, ма. К черту все. К черту всех. Отбегался. Отмучился. Если и умирать, то достойно. Но как же не хочется. А оно все равно тебя… Всю жизнь так, мама. Всю жизнь. Я бы вообще не хотел этого… Ничего из этого всего. Просто жить хотел бы, мам. Чтобы с женой красивой, внуков тебе оставить. А ничего и никого уже не оставлю. Ни себе, ни тебе, мам. Я ведь… Бутылка разбилась о бронепластину Юры, не дав закончить самый сокровенный разговор. И человека объяло пламенем. Самокрутка догорела отдельно… * * * Огонек удовлетворенно выдохнул. – Ну, что, Андрюх, взяли мы их бастион. – Спасибо ребятам, – кивнул анархист и показал ударовцам оттопыренный большой палец. – Знаешь, Андрюх, а со мной что-то и правда не так. – Да? – Глеб погладил приклад. – Неужели? – Я прям удовольствие получаю, когда сжигаю их на фиг. Чувствую себя каким-то… Ну, не знаю, праведным гневом, о как! Типа, обрушил яростное адское пламя на супостатов рода людского. Как тебе такая аналогия? – Ну, крыша у тебя точно поехала, – хором ответили Андрей с Глебом. – Да, блин, пошли вы. Ничего не понимаете. – Так ты сам сказал, что с тобой что-то не так. – Ладно уж… – А как они так перещелкали тех, что на крыше? – спросил Глеб. – Парни Чехова? Да, блин, спокойно. Это же профессиональные снайперы. Ты «Удар» не недооценивай, хоть мы их когда-то и покромсали немного. Бойцы у них все вояки в прошлом. И не срочники, уж поверь. – Андрей ударом ноги вынес дверь подсобного помещения. – Заходим внутрь, пацаны. – И держите нос по ветру, как возвращаться будем, когда обшарим тут все. Тут еще догорает. Мало ли кто спрятался в углу каком. – Это мы и без тебя знаем, Огонечек. – Еще раз меня так назовешь – зубы повыбиваю. – Удачи. – Пошли уже! Прикрывайте! * * * Кот бросил на стол картонную папку с большой наклейкой «С-лаборатории, совершенно секретно». Поглядел на нее, затушил сигарету о центр, прожигая букву «о» на наклейке. Документации в папке не было. Большой начальник все давно подчистил. Но Коту и не были нужны документы. Он, нашедший Путепровод, и без них знал, что все эти россказни про лаборатории, где ставились чудовищные опыты над людьми, про лаборатории, которые соединены в подземный комплекс, – чушь собачья. Может, когда-то давно, еще до зарождения Зоны, еще во время социализма, что-то подобное и существовало, подпитываясь энергией от реактора Чернобыльской АЭС, – что было бы вполне логично, ибо для всяких жутких исследований иметь под боком дешевый источник энергии – только в плюс. А то трындят некоторые, что до сих пор шайка ученых выращивает страшных животных-мутантов. Байки, блин. Да, иногда искатели сталкивались с, мягко сказать, необычными собачками или кабанчиками. Кто-то, вон, даже про зомби из фильмов рассказывал, кто-то еще какие-то невероятные вещи задвигал, но Кот ни во что это не верил. Не мог поверить в собаку, от взгляда на которую человек сходит с ума. Не мог поверить в гуманоида, что берет сознание под контроль. В существо, что, подобно вампиру из сказок, высасывает из жертвы кровь. Вздор! Бред! Дешевая фантастика! Да, документы по пси-установке, замаскированной под антенну, которая вычисляет вражеские ракеты, он находил. Но где гарантия, что проект реализовали? На подходах к городу энергетиков никто не сходит с ума, как было рассказано в стародавней легенде тех, кому так и не хватило духу пробиться к центру Зоны. И что документы? Перепродали их на Большой земле. Любители всяких теорий заговора охотно покупают подобный мусор. – Эй, – объявился на пороге Шустрый. – Только что сообщили: они въехали в город. И уже прорвались через наши засады. От ребят из «Книг» никаких вестей. Никто не выходит на связь. – Это хреново, мой друг. Очень хреново. Умерщвляйте всех на месте. Всех и каждого. Хотя… Если сможете, захватите Андрейку и приведите его ко мне. Если они завалили Юрку, то Андрюшка ответит за деяния своих прихлебателей! Я этого парнишку на лоскуты порежу. Выполняй! * * * – Ты знаешь что, Огонек? – Ну? – Отмороженный ты, это точно. На кой фиг надо было того, что в угол забился, так кромсать? – А на кой фиг ему надо было вырезать наших ребят на нашей базе? Урод он, вот что. Поэтому и на такой фиг, что он моральный урод. – А ты что думаешь, Глеб, правильно ли наш Огонек поступает? – Да мне вообще пофиг. Это война. Как тут правильно-то? – Наверное. – Видишь, Глеб-хлеб за меня, а ты тут… – Ой, ладно, пойдемте. Рахман ждет в точке сбора. Мы и так задержались. * * * Дома по левую сторону улицы тянулись сплошной стеной. И во дворы никуда не свернешь, только за хлипкими остовами «Жигулей», «Запорожцев» да «Москвичей» прячься. Или, вон, за «Волгой». Она тут красивее всех была. – Ждем Андрея, – распорядился Рахман. – Будьте крайне осторожны и внимательны. Следите за окнами. Мы тут, мать вашу, как на сцене. Все просматривается. Но нужны его люди, чтобы идти дальше. – А если у них не получилось? – Недавно связывались. Они пока успешно зачищают точки, хоть и с потерями. Но если они не прорвутся, если их положат, то будем сниматься через пять минут после последней попытки связаться. – Принял. – Скоро к нам примкнут и ударовцы. Пока все хорошо. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. – Не сглазим.