– На статуе Филиппа Красивого в Нотр-Даме есть секретная надпись. – На статуе? – удивлённо переспросил Марин. А затем рассмеялся. – Очень символично. И что же там написано? – Вы когда-нибудь слышали об Аркадии? Эти слова произвели поразительный эффект. Марин уставился на меня, привстав с кресла. – Я знал! – прошептал он. – Я так и знал! – Что именно? – спросила Салли. – Пуссен. Я всегда знал, что это Пуссен! Том и Салли посмотрели на меня, но я тоже слышал это имя впервые. – Вы говорите об одном из рыцарей, увёзших сокровища? – Нет, – сказал Марин. – Никола Пуссен – художник. И в этот миг я наконец-то вспомнил! Глава 35 Я вдарил себе ладонью по лбу. – Вот где я его видел! – Что видел? – спросил Том. – Слово. На картине! – Я спрыгнул со стула и шагнул к огню. – Там было это слово – Аркадия. Она висела в Лувре. На картине были изображены три пастуха, читающие надпись на могильном камне. Марин кивнул. – Это работа Никола Пуссена. «Les bergers d’Arcadie» – «Аркадские пастухи». Потрясающее полотно. – И это подходит! – сказал я. – Смотрите! Коллет вынула листок со стихотворением в числе прочих вещей, когда сушила мою одежду. От воды чернила несколько расплылись, но строчки ещё читались. – Это соответствует следующей строфе! Король вскоре умер и ныне забыт, Ответ среди красок сокрыт. – Сокрыт среди красок. – Я взмахнул бумагой. – Речь идёт о живописи. Мы должны вернуться в Лувр. – Не нужно, – сказал Марин. – У меня здесь есть Пуссен. – Да? – удивился я. – Ну конечно. Он висит тут много лет. – Э… Мы с Томом и Салли переглянулись. Я вспомнил, что написал мой учитель в письме Симону. «Очень жаль говорить это, но ты мало чем можешь помочь Марину. Когда разум начинает вести себя подобным образом, никакая сила на Земле уже не способна вернуть его в нормальное состояние». – Да-да. А можно взглянуть? Марин удивился: – Да вот же он. Прямо здесь. Смотрите. Он указал на картину, висящую над камином. Это была сцена в голландском стиле: двое мужчин на лошадях у речного берега, а третий на заднем плане пасёт скот на фоне округлых лесистых холмов. Я покосился на Реми, не зная, как бы половчее предложить ему сходить и приготовить лекарство. Марин заметил это. Его глаза сверкнули. – Думаете, старик выжил из ума? Я покраснел. – Нет, просто… – Всё в порядке. – Марин улыбнулся. – Сними её, – сказал он Тому. – Сэр? – Сними картину. Давай же. Том посмотрел на меня. Я кивнул, и он, подойдя к камину, снял картину с крюка. – Вынь из рамы, – велел Марин. Том снова покосился в мою сторону, но повиновался. Теперь полотно было растянуто на внутреннем каркасе, прикреплённое гвоздями к деревянной основе. – А теперь оторви её от доски. Я протянул Тому маленький гвоздодёр, извлечённый из пояса. Он вытащил гвозди. И когда холст отделился от деревянной подложки, я изумлённо заморгал. Под картиной было второе полотно. Том вынул его… – Это она! – ошарашенно выдохнул я. – Картина из Лувра. На ней были изображены три пастуха с длинными посохами. Рядом стояла девушка. Все они рассматривали большое каменное надгробие. Могила одиноко возвышалась среди мирного пасторального пейзажа, под голубым небом, с набежавшими на него облаками. Двое пастухов указывали на вырезанную в камне надпись: ET IN ARCADIA EGO – Что это значит? – спросила Салли. – И в Аркадии я. – А это что значит? – вступил Том. – Чья могила тут нарисована? – Ничья, – объяснил Марин. – Под словом «я» имеется в виду сама смерть. Иными словами, даже в таком идеальном райском месте существует смерть. Эта картина – своеобразное напоминание, она призывает не забывать, что вы тоже умрёте. – Можно подумать, об этом надо напоминать, – буркнул Том. – Но… откуда она у вас? – спросил я. – Могу поклясться, что видел ту же самую картину в Лувре. – Ты видел оригинал, – сказал Марин. – А это копия. – Они выглядят совершенно одинаково. – Потому что это не простая копия. Её написал сам Пуссен. Я специально заказал её ему. И заплатил немалые деньги.