– Хочешь посмотреть его работу? – Конечно, – сказал я, скорее из вежливости, нежели из любопытства. И обернулся к Тому: – Сейчас приду. Ты побудешь с Салли? Он кивнул, и мальчики, проведя меня по дому, привели в другую гостиную. Здесь они открыли комод и принялись вытаскивать из него разные вещицы. Они клали их на комод, а я рассматривал. Работа была отличная. Кольца, браслеты, ожерелья – некоторые с драгоценными камнями. Встречались и более крупные декоративные и функциональные предметы – шкатулка, чаша, нож. Некоторые были украшены особо сложными гравировками, узорами из переплетённых линий и петель – такими же, как на трости бабушки Салли. – Они великолепны, – сказал я. – Ну конечно, – подтвердил старший мальчик. Я сдержался, чтобы не закатить глаза, и вновь принялся разглядывать вещицы. Младший братишка хотел показать мне какие-то детали внутри шкатулки. Но тут моё внимание вдруг привлекло нечто куда более интересное. Глава 27 Я взял одну из подвесок, которые вытащили мальчишки. На цепочке висел серебряный равносторонний крест с расширяющимися концами лучей. – Это крест тамплиеров, – поведал старший мальчик. Я повертел его в пальцах. – Твой отец их делает? – Он продаёт их путешественникам, которые приезжают искать сокровища, – сказал мальчик с ноткой пренебрежения в голосе. Я уставился на него: – Люди приходят сюда в поисках сокровищ? – Не сюда. В старую штаб-квартиру тамплиеров. – А где это? – Видел башню на севере? Я кивнул, и мальчишка сказал: – Вот там она и была. Люди всё время туда ходят. Ищут сокровища. Отец говорит, что они дураки. Он проницательно посмотрел на меня, видя, как я впился взглядом в крест. – Хочешь его? Могу продать. – И за сколько? – Три луи. Даже если б я был слишком наивен и не понимал, сколь это дорого, всё равно – потрясённое лицо младшего брата испортило мальчишке игру. В любом случае крест был мне не нужен. Я уже узнал кое-что гораздо более интересное. – Может, в другой раз, – сказал я. – А сейчас мне надо вернуться к друзьям. Когда я вошёл в гостиную, Салли всё ещё общалась со своей бабушкой, молча сидевшей в кресле. Том, не понимавший ни слова, разглядывал комнату. Он что-то заметил в углу. Девочка лет четырёх высунула голову из-за дивана. Она с благоговением и страхом взирала на Тома, который был почти втрое выше её. Том поманил её пальцем. Малышка посмотрела на старших сестёр, пытаясь решить, безопасно ли это. Медленно и неуверенно она двинулась вперёд. Том так же медленно наклонился и потянулся к ней. Глаза девчушки расширились. Она вскинула руки, словно намереваясь оттолкнуть Тома, но потом всё же позволила взять её за талию. Том поднял малышку в воздух. И теперь, когда их глаза были на одном уровне, они уставились друг на друга. Внезапно Том подмигнул и перевернул её вверх ногами. Девочка ахнула. Платьице задралось, обнажив нижнюю юбку, но ей было всё равно. Она удивлённо посмотрела на пол, потом подняла голову. Медленно девчушка поставила одну босую ногу, а потом и другую на нарисованное небо. Она будто бы стояла на потолке. Том двинулся по комнате, и она зашагала по «небу», пища от восторга. – Je marche sur le ciel! Je marche sur le ciel! «Я шагаю по небу!» Она вскинула руки над головой – вернее сказать: под головой – и крикнула сёстрам: – Je suis la reine du ciel! «Я королева неба»! Её сёстры захихикали, а младшая – лет шести – подбежала к Тому и потянула его за рубашку: – Moi aussi! Moi aussi! Это означало – «я тоже». – Опусти её! Голос донёсся от дверного проёма. Мы обернулись и увидели человека с могучими руками и румяным лицом. Он смотрел на Тома. Девчушка, которая привела нас сюда, стояла позади, затаив дыхание. Том не понял слов, но тон не оставлял сомнений. Он поставил девочку на пол. Она побежала и спряталась за бабушкиным креслом. Салли встала. Этот человек был, разумеется, Гастоном. Дядей Салли. Он перевёл на неё взгляд. – Что ты здесь делаешь? – спросил Гастон. Девочка, которая привела его, начала отвечать: – Я ведь сказала: это наша кузина… – Я знаю, кто она. Что тебе надо? – Ничего, – ошеломлённо сказала Салли. – Я просто зашла… – Тебе нужны деньги? – Нет, я… – Или, может, ты хочешь тут поселиться? – спросил Гастон. – Я очень чётко написал в твой приют: здесь ты никому не нужна. В этом доме нет места позору твоего отца. Салли побледнела. – Ты хоть представляешь, сколько боли Никола причинил нашей матери, когда уехал? – Он кивнул на старуху, неподвижно и безмолвно сидевшую в кресле. – Знаешь, как она умоляла его не уходить? Как она плакала каждую ночь? Но ему не было дела ни до неё, ни до нас, ни до семьи. Его волновала только эта английская потаскуха. Салли резко вздрогнула, словно Гастон ударил её. – Ну, он сделал свой выбор, – сказал Гастон. – Так что возвращайся в Англию, да там и сиди. Никогда больше не возвращайся сюда. Он посторонился, и Салли, бледная как привидение, прошла мимо него, не поднимая глаз от пола. Мы последовали за ней. Девочки казались удручёнными, младший из мальчиков тоже погрустнел. Только старший выглядел вполне довольным. На улице Салли остановилась, глядя вдаль. Ни я, ни Том не знали, что сказать. Салли глубоко вздохнула. – Всё в порядке, – сказала она высоким голосом. – Я знала… Папа говорил мне… Не надо было приходить. Она отвернулась. За нашими спинами открылась дверь. Вышла бабушка. Старуха подошла к Салли, опираясь на трость. Она приволакивала правую ногу, и каждый шаг давался ей с трудом. Салли, закаменев лицом, смотрела, как старая женщина идёт к ней. В дверях появился Гастон: – Мама! Мама, вернись немедленно в дом! Старуха остановилась. Она не обернулась – лишь слегка повернула голову, искоса глянув через плечо, но Гастон покраснел и захлопнул дверь. Мадам вернулась к внучке. Изуродованной рукой она указала на дом. Жест был прост, но нёс в себе так много слов. «Это больше не мой дом. Теперь он тут хозяин». Салли кивнула: – Я понимаю. Простите меня. Я не хотела причинить вам боль. Старуха постучала кулаком по груди. «Нет больше боли. Только любовь».