– Может, нам лучше уйти? – спросил я. – Нет, пожалуйста, – с отчаянием сказал Симон. – Я надеялся, что имя Блэкторна… – Он осёкся. – Подожди. Пояс! – Что? – Покажи ему пояс мастера Бенедикта. Я поднял подол рубашки. – Дядя, смотри, – сказал Симон. Глаза Марина сузились, но он отвёл взгляд от служанки и глянул на нас с высоты лестницы. А увидев меня – заморгал. – Бенедикт? – Старик опустил трость. – Бенедикт? Это действительно ты?.. – Нет, я… – начал я, но Симон дёрнул меня за рукав. – Подожди, – прошептал он. – Бенедикт! – Марин начал медленно спускаться к нам. Колетт и Реми поспешили поддержать старика, чтобы он не упал. Я думал, что Марин попытается оттолкнуть слуг, но он безропотно принял их помощь. Они выпустили хозяина лишь тогда, когда он одолел лестницу. Марин подошёл, протянул руки и заключил меня в объятия. – Где ты был? – спросил он, переходя на английский. – Я повсюду тебя искал. – Э… – Я не знал, что сказать. Мне не нравилась идея притворяться своим учителем. Между тем появление «мастера Бенедикта», казалось, удивительным образом успокоило Марина. – Я… был в Лондоне, – наконец выдавил я. – В Лондоне? – озадаченно переспросил Марин. – Там же эпидемия чумы? – Да. Сейчас, правда, уже почти закончилась. – Это было вчера, – решительно сказал он, а потом обернулся к Тому и Салли. – Они друзья? – Да, – ответил я. – Это Салли. Марин поцеловал ей руку, а она присела в реверансе. – Я очарован. – А это Том. – Добро пожаловать. Добро пожаловать в мой… – Старик нахмурился. – Это мой дом. – Да, – сказал я. – А это Симон. – Верно. Мой племянник. Я в курсе. Не такой уж я и старый, Бенедикт. Симон немного расслабился. – Дядя, почему бы тебе не проводить друзей Бенедикта в кабинет? – спросил он. – Мы присоединимся к вам через минуту. – Конечно, конечно. – Марин обернулся к Реми. – Нам нужно побольше бренди. – Я тебе приготовлю кое-что, дядя, – сказал Симон. – Я могу пить, если захочу, – раздражённо ответил Марин. – Он взял Салли под руку, и она помогла ему подняться по лестнице. – Посиди со мной, милая, – сказал старик. – Расскажи, как живётся в Лондоне. Том и Реми последовали за ними наверх. Симон отправил Колетт на кухню греть воду. Когда девушка ушла, он тяжело опёрся спиной о стену и вытер лоб. – Спасибо. Понимаю, это было неприятно, но… я не знал, что ещё делать. Видишь, в каком он состоянии? – Симон вздохнул и прочистил горло. – У меня есть успокоительное. Надо дать его дяде. Поможешь приготовить? – Конечно, – сказал я. – В поясе полно ингредиентов, если надо. – У меня их хватает. В последнее время дяде они были очень нужны. Следом за Симоном я прошёл на кухню. Колетт, робко улыбаясь, поставила рядом со мной тяжёлое ведро. Симон вынимал ингредиенты из шкафов, Колетт разводила огонь, а я нашёл небольшую кастрюлю для кипячения воды. Потом с любопытством осмотрел запасы Симона: валериана, примула, базилик и мёд. Я с удивлением глянул на него. Симон улыбнулся. – Вижу, ты узнал. – Рецепт мастера Бенедикта, – сказал я. Он кивнул. – Когда в апреле я приехал в Париж – нашёл дядю вот в таком состоянии. Я не знал, что делать, а французские аптекари идиоты. Потому я написал Блэкторну и спросил, может ли он помочь. Симон вытащил из шкафа скрученный лист бумаги и передал мне. Пока они с Колетт нарезали ингредиенты и бросали в кастрюлю, я развернул бумагу – и сразу же узнал чёткий, немного угловатый почерк мастера Бенедикта. Здравствуй, Симон. Разумеется, я тебя помню – хотя вряд ли ты сейчас похож на того мальчишку, который строил крепости из дров у меня под столом. Спасибо, что написал. Известие о болезни Марина глубоко меня печалит. Я заподозрил неладное, когда читал его письма, но ты же знаешь своего дядю: он скорее умрёт, чем попросит совета у аптекаря. Даже у меня. Очень жаль говорить это, но ты мало чем можешь помочь Марину. Когда разум начинает вести себя подобным образом, никакая сила на Земле уже не способна вернуть его в нормальное состояние. Скоро ты увидишь, что окружающий мир всё более смущает Марина. Величайшая загадка этой болезни в том, как она влияет на память. Твой дядя будет с полной ясностью помнить вещи, произошедшие много лет назад, но при этом позабудет, что он ел сегодня на обед. Он увидит, как оживают его умершие друзья, но перестанет узнавать тех, кто окружает его и любит. Знаю, это будет для тебя тяжёлым испытанием. Постарайся не принимать поведение Марина близко к сердцу. Он растерян и напуган – именно потому и накидывается на окружающих. Прошу тебя, не забывай, что он всегда тебя любил. Ты должен принять тот факт, что со временем он будет узнавать тебя всё реже и реже. Не пытайся с этим бороться: это не поможет, а только ухудшит ситуацию. Если его ошибки безвредны, просто не поправляй его. Я прилагаю рецепт успокоительного средства, который может оказаться полезным. Чем более спокоен будет Марин, тем больше способностей вернётся к нему. Мне хотелось бы приехать самому, но я подошёл к чрезвычайно важному этапу своих исследований и не могу покинуть Лондон. Возможно, если всё пойдёт хорошо, я навещу вас летом. С любовью, Бенедикт. Я провёл пальцами по строчкам и утёр глаза. Симон и Колетт молчали, ожидая, пока я возьму себя в руки. – Я ещё раз написал твоему учителю несколько месяцев назад, – сказал Симон, – но так и не получил ответа. Я предположил, что из-за чумы курьеры побоялись ехать в Лондон. Я не знал, что мастер Бенедикт умер. Мне не хотелось больше об этом говорить. Я наблюдал, как Симон готовит снадобье по рецепту мастера Бенедикта. То, как он держал нож, в самом деле напоминало манеру моего учителя. – У тебя немало опыта, – сказал я. Симон улыбнулся. – Я ведь несколько месяцев учился у мастера Бенедикта. К ужасу моих родителей, с тех пор я повадился пробираться на кухню. Иногда я жалел, что родился виконтом. Думаю, мне бы понравилось быть аптекарем. – Он вздохнул. – Полагаю, стыдно жаловаться на судьбу. Может, и стыдно, но я не стал спорить. Мне тоже не хотелось быть никем иным, кроме как аптекарем. – Успокоительное действует? – Да, и очень хорошо. После него дядя Марин чаще всего вспоминает, кто я такой. Хотя больше всего ему нравится думать о старых временах. Я пытаюсь заставить его принимать отвар регулярно. В противном случае… ну, ты видел, что происходит. За годы, проведённые с мастером Бенедиктом, я не раз помогал ему лечить пациентов с такой же болезнью. Мой учитель называл её старческим слабоумием. Посему я понимал, что дядя Симона видит многие вещи не такими, какие они есть. Тем не менее его крики об убийцах меня заинтересовали. – Его, кажется, очень беспокоят какие-то убийцы? Это нормально? – Да, – безрадостно отозвался Симон. – Старые слуги жили рядом с ним годами. Некоторые десятилетиями. – Он кивнул на Колетт, которая размешивала в кастрюле варево по рецепту моего учителя. – А те, кто здесь сейчас – Колетт, Реми и прочие, – ему не знакомы. Когда он запутывается, то думает, что мы убили всех остальных. – А что на самом деле с ними случилось? – спросил я. Симон пожал плечами. – Ничего. Я обратился в суд и потребовал, чтобы их арестовали, но к тому времени они исчезли. Сбежали из города, наверное. Но клянусь тебе, Кристофер, если только они вернутся, я позабочусь, чтобы они болтались на виселице. Они ответят перед дядей Марином, а потом – перед Господом! Симон сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. – Ладно. Давай отнесём ему лекарство. Мы взяли кружку и поднялись в кабинет Марина. Большая стеклянная дверь на балкон была занавешена шторой, и в комнате царили полумрак и тепло. Стены были обиты тёмно-красными панелями из вишнёвого дерева, и здесь тоже висели впечатляющие произведения искусства.