Амели подходит к фортепиано и опирается локтем о крышку. Эмбер одаривает меня улыбкой и поворачивается к клавишам. – Если хочешь, можешь сесть рядом, – говорит она. Я принимаю приглашение, поднимаю ее шляпку и, садясь, кладу ее себе на колени. Фоксглав и Эллиот выходят на середину обеденного зала и становятся лицом друг к другу. Эллиот бледнеет и выглядит так, словно предпочел бы очутиться где угодно, только не на уроке танцев. Эмбер сразу начинает играть, со знанием дела мастерски порхая пальцами по клавишам, а Фоксглав пускается демонстрировать основные шаги. Эллиот, спотыкаясь, повторяет за ним, но каждое его движение кажется скованным и неуклюжим. Пускай он приноровился с протезом грациозно ходить, незнакомые танцевальные движения, по всей видимости, снова вынуждают его хромать. И чем дольше играет музыка, тем отчетливее понимаю, что Фоксглав – самый терпеливый учитель. Эмбер по его просьбе исполняет одну и ту же мелодию и переключается на новые, когда Фоксглав пытается обучить короля другим танцам. Я с улыбкой наблюдаю за пляшущей парой, и от этого зрелища на сердце становится невероятно легко. Вскоре Эллиот словно забывает о своих страхах и подстраивается под темп своего учителя. С удивлением замечаю, что его губы медленно, но верно растягиваются в улыбке. Ловя мой взгляд, он улыбается еще шире. Я краснею от смущения, я отвожу глаза и обращаю внимание на трепещущие пальцы Эмбер. – Ты очень красиво играешь, – говорю я ей. – Спасибо. Я обожаю музыку. Приемная семья не позволяет мне много играть, так что для меня это как награда. – Она говорит и играет одновременно, при этом не пропуская ни одного такта. Вспоминаю о шляпке, лежащей у меня на коленях, и смотрю на Эмбер. – Надеюсь, ты не против, что я спрашиваю, но почему ты прячешь свои волосы? Она закатывает глаза. – Об этом просит миссис Коулман. Ей не нравится, что цвет привлекает внимание к моему наследию. – Наследию? Она косится на меня всего мгновение и снова опускает глаза на клавиши. – Я наполовину фейри. Моя мать из Ветряного королевства. – О! Я понятия не имела. – В этом и состоит суть плана миссис Коулман. Я хмурюсь. – Но почему? – Не знаю. Из-за стыда. Ревности. Она была замужем за моим отцом всего год до его смерти, и богатство, которое она получила после его кончины, быстро иссякает. Она недовольна из-за одного факта моего существования. – Это ужасно. – Я справляюсь. Песня подходит к концу, и ее пальцы соскальзывают с клавиш фортепиано. На краткий миг на ее лицо опускается тень печали. Она подносит руку к медальону, которого я раньше не замечала, и легко теребит его, погружаясь в собственные мысли. У меня сжимается желудок. – Соболезную. Не следовало лезть с вопросами. Она несколько раз моргает и снова улыбается: – Дело не в тебе, Джемма. А в песне… Даже самые веселые мелодии напоминают о родителях. Они любили танцевать. Я хочу сказать, что понимаю, что я тоже потеряла маму, но меня отвлекает Фоксглав: – Думаю, он полностью выучил галоп! Подходите, мисс Бельфлёр. Займите мое место рядом с мистером Рочестером. Чтобы внести коррективы в его движения, мне нужно посмотреть на его танец со стороны. Я краснею, пульс учащается. – О, я не могу. Я сто лет не танцевала. – Тогда Амели, – переключается он. Она соглашается и делает шаг вперед, отчего я чувствую укол разочарования. Не сказать, что я желала, чтобы Фоксглав немного надавил, но теперь я думаю, что, наверное, следовало согласиться. В конце концов, все это делается ради помощи Эллиоту. Фоксглав отходит от Эллиота, и Амели занимает его место. Эллиот берет руку Амели в свою, другую кладет ей на спину. Она, в свою очередь, нежно прижимает ладонь к его плечу. Фоксглав поправляет очки, оценивает позиции и подходит к ним, чтобы внести исправления. Что бы он ни пытался сделать, руки Эллиота остаются негнущимися. – Неважно, – раздраженно выпаливает Фоксглав. – Полагаю, с практикой у вас получится выглядеть естественнее. А теперь начинайте. Эмбер начинает играть новую мелодию с тем же ритмом, что и предыдущая, а Эллиот и Амели скользят в сторону. Эллиот чуть не спотыкается, но Амели, всегда терпеливая и улыбающаяся, помогает ему восстановить ритм. Как во время упражнений с Фоксглавом, вскоре Эллиот расслабляется, ловит ритм и исполняет скольжения и повороты со все большей легкостью. В уголках его глаз появляются морщинки, и когда он чуть не спотыкается в следующий раз, то просто отшучивается и продолжает тренироваться. Даже его руки перестают быть жесткими и негнущимися. Должна признать, он действительно неплохой танцор. Имоджен будет довольна. Мне становится дурно, и я окидываю танцующую пару свежим взглядом. Рука, лежащая на руке Амели, скоро будет в том же месте прикасаться к Имоджен. Его улыбка, предназначенная Амели, через несколько дней очарует моего заклятого врага. Мое сердце наполняют ярость, отвращение и… ревность?! Но почему? Почему меня это волнует? Я бы хотела оказаться в его объятиях? Чтобы он ухаживал за мной? Конечно нет! Я не могу снять его проклятие. Как бы решительно я ни была настроена спасти его жизнь, я не могу пожертвовать своим ценнейшим сокровищем – свободой и независимостью – невзирая на последствия. Вот Имоджен наверняка дорожит только платьями, золотом и драгоценностями. Ей эта жертва ничего не будет стоить, в то время как мне… У меня на кон поставлено слишком многое. Мое сердце отбивает сердитый ритм, не соответствующий беззаботному темпу мелодии. С какой стати я вообще начала рассматривать такой вариант? Вряд ли Эллиот значит для меня так уж много. Ну было у нас несколько романтичных моментов. Что с того, что я вообразила, будто в дворике с розами мы собирались поцеловаться? Все это не имеет значения. Никакого. Потому что он ценит не меня, а свою волчью форму. И как только проклятие разрушится, я больше его не увижу. В облике Эллиота Рочестера так точно. Он будет королем-волком, бессмертным и обладающим магическими способностями, какими бы они там ни были. Я стану коротким абзацем в несчастливой главе его бессмертной жизни. В горле встает ком, жар лижет затылок. Обеденный зал внезапно кажется слишком маленьким и душным, музыка – чересчур громкой, а смех Эллиота режет уши. Не сказав ни слова на прощание, я встаю со скамейки у фортепиано и гоню легкомыслие прочь. Глава XXVIII Добираясь до комнаты, чувствую себя глупо, и выход из подобных ситуаций у меня всегда один – отвлечься на литературу. Выбросив из головы все мысли об Эллиоте, Имоджен и бальных танцах, я беру с прикроватного столика «Гувернантку и графа» и устраиваюсь на кровати, откидываясь спиной на кучу подушек. Историю я дочитала еще вчера, но, учитывая постоянную работу, разработку плана и приготовления к пятнице, наверняка я многое пропустила. Кроме того, я почти всегда читаю книги по два-три раза. Книга производит именно тот эффект, которого я добивалась, и вскоре слова затягивают меня в выдуманный мир. В тот, где счастливый конец реален, а любовь преодолевает все. Это чушь, я знаю. Но прямо сейчас хочу погрузиться в воображаемый мир. И я погружаюсь, следя за путешествием гувернантки: она встречает красивого графа, мужчину, помолвленного с другой женщиной. Куда более привлекательной и утонченной, чем скромная гувернантка. Сначала я думала, что история вызовет слишком много дискомфорта, учитывая, как она походит на то, что случилось со мной, но понимала, что в этой серии гувернантка всегда получает любимого мужчину, и оттого успокаивалась. Проходят часы. Я не помню, чтобы включала в комнате лампы, но, выходит, включала, потому что вижу слова, хотя вечерние сумерки сменили дневной свет. Я погружаюсь в историю полностью, позволяю ей выкрасть меня из реального мира. И лишь когда приближаюсь к концу и оказываюсь втянутой в особенно волнительную сцену – где гувернантка и граф впервые отдаются своей страсти, – меня охватывает беспокойство. Я следую за словами по странице, образы проносятся перед мысленным взором, и тут осознаю, что представляла себе графа совсем иначе. Во время первого прочтения я наделяла его другими чертами. На этот же раз представляю графа в точном соответствии с описанием автора. До одного момента. Граф обхватывает лицо гувернантки ладонями и прожигает ее взглядом. Гранатовых глаз. И у графа не светло-русые волосы, а каштановые с золотистым оттенком на концах. Я пытаюсь избавиться от этого образа и снова погрузиться в сцену. Граф своими губами касается губ гувернантки, а она в ответ обвивает его шею и прижимается к нему всем телом. Но в объятиях графа не рыжеволосая гувернантка. Это я. А граф – вовсе не граф, а Эллиот. Я зажмуриваюсь и возвращаю воображаемым персонажам приписанные им черты. Светловолосый граф. Рыжая гувернантка. Затем снова погружаюсь в чтение, и мой пульс учащается. Граф прижимает гувернантку к стене, и она издает стон, который он ловит губами. Я подношу пальцы к собственным губам, изогнутым в хитрой ухмылке. Во время чтения любовных сцен я всегда чувствую себя немного коварной. Граф поднимает гувернантку на руки, баюкает ее и несет к своей постели. Что ж, я не уверена, что Эллиот смог бы так сделать со мной. Или смог бы? У него неплохо получается ходить с… Я резко захлопываю книгу, мои щеки заливает краска. Что, черт возьми, это было? Какого, черт возьми, дьявола я размышляю о том, сможет ли Эллиот… нет, даже собственные мысли анализировать нельзя, иначе неясно, к чему это приведет. Сделав несколько глубоких вдохов, я фиксирую в голове правильные образы персонажей и снова открываю книгу. Требуется несколько минут, чтобы отыскать нужную главу и страницу, но когда я это делаю, то гоню неправильные мысли и начинаю с того, на чем остановилась. Граф осторожно кладет гувернантку на постель и наклоняется, чтобы возобновить их поцелуй. Она стонет, выгибаясь навстречу ему, и я чувствую обжигающий жар между бедер. Выравниваю дыхание и продолжаю читать, а глаза расширяются, когда граф скользит рукой под юбку гувернантки и пускается ласкать ее ногу. Он забирается на кровать, ложится на нее сверху, и они встречаются взглядами. Гувернантка хватает его за воротник рубашки и притягивает графа ближе. И ближе. Они снова целуются, телами прижимаясь друг к другу. Она проводит руками по его волосам, их каштановым прядям… Я прекращаю читать и несколько раз моргаю. Нет, не каштановым. Светлым. Граф – блондин. Возвращаюсь к сцене, но, как бы ни старалась, граф не становится блондином, впрочем, как и графом. Это Эллиот. А женщина, с которой он собирается заняться любовью, не рыжеволосая гувернантка, а девушка с черными волосами – я. С разочарованным стоном я снова захлопываю книгу и отбрасываю ее в сторону. Только сейчас понимаю, насколько мне стало жарко, под мышками и за шеей скапливается пот. Признаю, у меня не было любовника вот уже несколько месяцев… с тех пор как Освальд… Но чтение любовных сцен редко приводит меня в такое возбуждение и трепет. Остается только одно. Нужно немедленно выйти на улицу. Я поспешно натягиваю ботинки, накидываю плащ и бегу к своей двери. Распахнув ее, я чуть не натыкаюсь на стену и лишь спустя пару мгновений осознаю, что стеной мне показался Эллиот, стоящий перед моей дверью с занесенным кулаком, словно он хотел постучать. Я вздрагиваю и делаю шаг назад. Надеюсь, он не видит, как пылают мои щеки, при взгляде на него мой живот крутит от возникающего чувства вины. Заметит ли он блеск пота на моем лбу? Признаются ли мои глаза, в каких компрометирующих позах я представляла нас всего несколько секунд назад? Я собираю волю в кулак, загоняю сомнительные вопросы в глубь сознания и стараюсь вести себя нормально. – Эллиот, – выпаливаю я с большим придыханием, чем мне бы хотелось, – что ты здесь делаешь? Он опускает кулак и чуть пятится. На нем те же рубашка и брюки, в которых он пришел на занятия танцами, протез все еще на месте. – Пришел проведать тебя. Ты так внезапно покинула обеденный зал, и я с тех пор тебя не видел. – Проведать? Зачем меня проведывать? Просто… предстоит еще столько работы. Я не могла себе позволить сидеть сложа руки и наблюдать за тем, как ты танцуешь. – Последние слова кажутся слишком грубыми. Он оглядывает меня с ног до головы. – Ты собиралась выйти на улицу? – Ну, я… – Я знаю, что произойдет, если я отвечу утвердительно. Он предложит составить мне компанию, и мне придется идти с ним бок о бок. Сейчас я этого не вынесу. – Собиралась, но передумала. Лучше останусь в комнате и лягу спать пораньше. Я жду, что он уйдет, но Эллиот лишь хмурит брови. Он внимательно меня изучает, и перед мысленным взором тут же всплывают пикантные фантазии о его глазах всего в нескольких дюймах от моих собственных, о его губах, прижимающихся к моим… Мной одолевает желание, и я отвожу взгляд, поджимая губы. – Что-то не так, – говорит он низким голосом и заметно напрягается. – Что случилось? Его вопрос застает меня врасплох, и я понимаю, что должна исправить положение. Нужно солгать. Быстро. Озираясь через плечо, замечаю брошенную мной предательскую книгу. Делаю самое печальное лицо, какое могу, и наконец смотрю на Эллиота.