– Извините, Ваше Величество. Или лучше – мистер Рочестер. Я вас не заметила. – Первый вариант верный, – ворчит он. – Возможно, – отвечаю я, направляясь к письменному столу, – но мне стоит привыкать звать тебя мистером Рочестером, чтобы при гостях обращаться к тебе должным образом. Он встает, зажимая посох под мышкой и смотрит на меня насупившись. – Не ждал, что ты вернешься. Я собираюсь сесть за стол, но замираю. – В каком смысле? С какой стати мне не возвращаться? – Просто… – Он потирает подбородок. – В отличие от меня, ты можешь приходить и уходить, когда тебе заблагорассудится. Почему ты решила вернуться, покинув это поместье, выше моего понимания. – Мы заключили сделку, и полагаю, что меня ждет суровое наказание, если откажусь выполнять свою часть. – Еще в нашей сделке имеется условие, согласно которому я должен предоставить комнату и питание. Но соглашаться ты не обязана. Подумал, что, возможно, поход в город приведет тебя в чувство. Я качаю головой и опускаюсь на стул. – Поход в город лишь напомнил мне, почему я презираю Вернон и всех его обитателей. Но вылазка прошла успешно. Я договорилась о встрече и с дизайнером интерьера, и с портнихой. Они нанесут визит завтра. – Отлично, – бормочет он и возвращается на свое место. Я достаю список задач и добавляю в него пункты о благоустройстве ландшафта. Только после того, как перенесла мысли на бумагу, я вспоминаю о разговоре с Имоджен. И поворачиваюсь на стуле лицом к креслу Эллиота. – О, и я сегодня общалась с мисс Коулман. С женщиной, за которой ты собираешься ухаживать. Ты ее заинтриговал. Он не обращает на меня внимания, но я вижу, как он напрягается, вдавливая пальцы в ткань подлокотников. Встаю из-за письменного стола и пересекаю комнату, чтобы занять кресло по другую сторону от камина. Устроившись, изучаю короля поверх маленького круглого столика, стоящего между нами. Его лицо, кажется, чуть побледнело, взгляд расфокусирован, словно он созерцает не пламя, а нечто невидимое. – Нервничаете из-за встречи с ней? – спрашиваю я. Он медленно поворачивает голову и смотрит мне в глаза. На этот раз в них нет прежней хищности, но есть намек на тревогу. Его голос звучит вымученно и тихо. – Этот… твой человек сочтет меня очень отталкивающим? От его интонаций у меня щемит в груди, но я напоминаю себе, что его вопрос вызван не неуверенностью в себе, а тщеславием. – Поверь, ты находишь человеческую форму гораздо более уродливой, чем мы. Как только я тебя приодену и приведу в порядок, ты будешь выглядеть… – Я делаю паузу, подыскивая подходящее слово. – Презентабельно. Он отводит взгляд. – Я говорю о… моей ноге. У меня пропадает дар речи, в голове ни одной мысли, и его вопрос обретает совсем иной смысл. В конце концов, им руководит не тщеславие. Это личное. Честно говоря, я уже привыкла к ампутированной ноге, и в ней нет ничего отталкивающего. В Бреттоне я встречала нескольких уважаемых джентльменов, которые сражались в войнах и относились к своим ранениям, как к почетным медалям. Но Бреттон – страна, привыкшая в равной мере и к роскоши, и к войне. Ее король как будто всегда сражается то с одним королевством, то с другим. Но что касается Фейривэя, чьи земли за тысячи лет война потревожила всего дважды… – Не знаю, – признаюсь я, и желудок сжимается. – Пускай мне кажется, что богатства и статуса будет достаточно, чтобы покорить сердце Имоджен, я бы на всякий случай рекомендовала поставить протез. Он смотрит на меня и фыркает. – Ты имеешь в виду одну из этих искусственных ног? У меня уже есть один. В начале наказания мне его вручили… не помню кто. Полагаю, это одно из тех воспоминаний, что поглотило проклятие. Но протез у меня есть. – Правда? Почему вы его не носите? Неудобно? Он пожимает плечами. – Удобно или нет, зачем мне это? Я указываю на посох, зажатый в его руке. – С ним может быть проще, чем так. – А зачем облегчать себе жизнь? В облике волка я прекрасно обхожусь без одной лапы, и мне это не мешает. Я могу стоять, бегать, прыгать. Нет ничего невозможного. Но когда я такой! – Он жестом обводит нижнюю половину тела. – В человеческой форме на одной ноге передвигаться бывает опасно. – Не понимаю, зачем противиться более комфортной жизни. – Что тут непонятного? Разве я не говорил? Свинья в золотом ошейнике… Я прищуриваюсь, глядя на него. – Позволь прояснить. Ты отказываешься от удобств, потому что считаешь, что человеческое тело не стоит этих усилий? – Я все равно буду уродливым, – рычит он. – Фальшивая нога лишь привлечет внимание к отталкивающей форме. Я поднимаюсь на ноги и таращусь на короля, уперев руки в бока. Разрываясь между возмущением и раздражением, совершенно не нахожу слов. Мне хочется накричать на него из-за того, как он высказывается о внешности людей, из-за того, что критикует весь мой вид, основываясь лишь на облике. Но еще хочется исправить ошибки в его мышлении, изменить его доводящее до белого каления мнение, которое в том числе влияет на его восприятие самого себя. – Ваше Величество, я скажу это всего раз, так что слушайте. – Он откидывается на спинку стула и, ловя мой полный ярости взгляд, распахивает глаза от удивления. – Вы не уродливы, – цежу я сквозь зубы. – Вы невыносимый, самодовольный, раздражающий и можете выглядеть, как невменяемый охотник, который год не принимал ванну, но вы… ты… не уродливый. Между нами воцаряется тишина, мы смотрим друг другу в глаза. Затем он наконец снова переключает внимание на огонь. – Ну хватит, мисс Бельфлёр. Даже вы не верите своим словам. Просто хотите заставить меня подстричься. Я сжимаю руки в кулаки, не зная, вопить мне или смеяться. – Я заставляю тебя подстричься, потому что твои волосы в беспорядке. Ты явно за ними не ухаживал. Кроме того, твоя грива не отражает твою суть. Под ними и под бородой у тебя… сносные черты лица. Он приподнимает бровь, и на его губах появляется веселая усмешка. – Сносные? Какой комплимент. И что именно в моих чертах сносного? Я скрещиваю руки на груди и сверлю его хмурым взглядом. Затем, сохраняя нейтральный тон, говорю: – У тебя любопытный цвет глаз. Его гранатовые радужки словно откликаются и отражают пламя камина. Он медленно переводит взгляд на меня: – Любопытный цвет? Я пожимаю плечами. – У людей такой не встречается. И твои… волосы не так ужасны. Оттенок симпатичный. Темно-каштановый перетекает в золотистый, будто о них позаботилось ласковое солнце. Их нужно приручить, да, но они мне не противны. – А моя борода? – Он почесывает щетину. – Не люблю бороду, но… Думаю, под ней приличная челюсть. У тебя заостренные скулы. Глубоко посаженные глаза и густые брови. Благодаря им твой суровый облик не кажется ужасающим. А телосложение. – Я изучаю его широкие плечи, мощную грудь. Под испачканной льняной рубашкой подмечаю намек на развитую мускулатуру. И доказательством моей догадки служат обнаженные из-за закатанных рукавов предплечья, являющие бугорки мышц. Как ни странно, мой пульс начинает учащаться, и следующие слова выходят на выдохе: – Твое телосложение способно вызвать желание. Он наклоняет голову, приподнимая уголок рта в ухмылке. – Желание? Слишком сильно сказано. Я отступаю и отворачиваюсь, чувствуя, как пылают щеки. – У большинства женщин, – добавляю я стремительно. – Твое телосложение способно вызвать желание у большинства женщин. – А ты входишь в это большинство? – дразнит он меня и хохочет, и его рокочущий смех отзывается в моем позвоночнике, растекается по рукам подобно ласке. Не знай я его лучше, решила бы, что он прирожденный повеса. Он готовится к встрече с Имоджен? Или он всегда обладал невыносимой способностью выбивать женщину из колеи подобным образом? – Определенно точно нет, – отвечаю я и направляюсь к двери гостиной. – В отличие от Имоджен, я знакома с волком под маской, и он действует мне на нервы. Хорошего дня. – Если этого достаточно, чтобы выпроводить тебя из моей гостиной, обязательно буду действовать тебе на нервы почаще. Я останавливаюсь, вцепившись в дверной косяк, и зыркаю через плечо на короля. С языка готово сорваться бесчисленное количество остроумных возражений, но, заметив, как он ухмыляется, я понимаю, что впервые вижу у него такую улыбку. Она дразнящая и, без сомнения, является моей заслугой, но еще в его позе появилось нечто незнакомое. Король сидит выше, прямее. В отсутствие угрюмой задумчивости выражение его лица обретает теплоту. Неважно, последовал ли он моему совету и надел маску или появившееся у него ощущение уверенности подлинное, перемены меня обескураживают. Не произнося ни слова, я выскальзываю в коридор. Поднимаюсь по лестнице в свою комнату и не могу не отметить еще кое-что, что меня не отталкивает в Эллиоте Рочестере. Я не ненавижу его улыбку. Вообще, она вовсе не ужасная. Глава XIX