– Мама. Эванджелина Уайтхед раскрыла объятия, предлагая обнять дочь так, как никогда не обнимала при жизни. Неужели после смерти она открыла в себе способность любить и быть любимой? Нет. Немыслимо. Распростертые объятия были ловушкой, Карис знала это. Если она поддастся им, древо и его Архитектор получат ее навсегда. В голове у нее стучало, но она заставила себя отвести взгляд. Ее конечности были как желе; она задавалась вопросом, есть ли у нее силы двигаться. Она неуверенно повернула голову к двери и, к своему удивлению, увидела, что дверь распахнута настежь. Засов был сорван, дверь распахнули. – Марти? – спросила она. – Нет. Она снова повернулась, на этот раз налево. Убийца собак стоял не более чем в двух ярдах от нее. Он отмыл руки и лицо от пятен крови, и от него сильно пахло духами. – Со мной ты в безопасности, – сказал он. Она снова посмотрела на древо. Оно растворялось, его иллюзорная жизнь рассеивалась из-за вмешательства толстяка. Мать Карис, все еще раскинув руки, истончалась. В последний момент, перед тем, как исчезнуть, она открыла рот и извергла на дочь струю черной крови. Затем древо и его ужасы исчезли. Там были только пар, плитка и человек с собачьей кровью под ногтями, стоящий рядом. Она не слышала, как он ворвался внутрь: грезы у древа приглушили внешний мир. – Ты кричала, – объяснил он. – Я слышал, как ты кричала. Она этого не помнила. – Мне нужен Марти, – сказала она ему. – Нет, – вежливо ответил он. – Где он? – спросила она и сделала слабое движение к открытой двери. – Я сказал – нет! – Толстяк преградил ей путь. Ему не нужно было прикасаться к ней. Одной его близости достаточно, чтобы остановить ее. Она подумала о том, чтобы проскользнуть мимо него в коридор, но как далеко она сможет уйти, прежде чем он поймает ее? Когда имеешь дело с бешеными собаками и психопатами, есть два основных правила. Первое: не беги. Второе: не показывай страха. Когда он потянулся к ней, она постаралась не отпрянуть. – Я никому не позволю причинить тебе боль, – сказал он. Он провел подушечкой большого пальца по тыльной стороне ее ладони, нашел там капельку пота и смахнул ее. Его прикосновение было легким как перышко и ледяным. – Ты позволишь мне присмотреть за тобой, милашка? – спросил он. Она ничего не ответила; его прикосновение ужаснуло. Уже не в первый раз за сегодняшний вечер она пожалела о своих экстрасенсорных способностях: еще никогда не испытывала такого отчаяния от прикосновения другого человека. – Я бы хотел сделать так, чтобы тебе было уютно, – продолжил толстяк. – Разделить… – Тут он замолчал, словно забыл роль. – …твои секреты. Она посмотрела ему в лицо. Мускулы на его челюсти трепетали, когда он делал свои предложения, нервничая, будто подросток. – А взамен, – предложил он, – я открою тебе свои секреты. Хочешь посмотреть? Он не стал дожидаться ответа. Его рука нырнула в карман испачканного пиджака и вытащила оттуда несколько бритв. Их края блестели. Это было слишком абсурдно: как ярмарочное представление, но без броских вывесок. Клоун, пахнущий сандалом, готов съесть бритвы, чтобы завоевать ее любовь. Он высунул сухой язык и положил на него первое лезвие. Ей это не нравилось: бритвы заставляли ее нервничать, и так было всегда. – Не надо, – сказала она. – Все в порядке, – сказал он ей и с трудом сглотнул. – Я последний из племени. Видишь? – Он открыл рот и высунул язык. – Нету. – Поразительно, – сказала она. Не соврала. Это было омерзительно и вместе с тем необычно. – Это еще не все, – сказал он, довольный ее реакцией. Лучше позволить ему продолжать странное представление, рассудила она. Чем дольше он будет показывать ей свои извращения, тем больше шансов, что Марти вернется. – А что еще ты можешь делать? – спросила она. Он отпустил ее руку и начал расстегивать ремень. – Сейчас покажу, – ответил он, расстегивая пуговицы. О господи, подумала она, глупо, глупо, глупо. Его возбуждение от этой демонстрации было совершенно очевидным еще до того, как он спустил штаны. – Я уже не испытываю боли, – любезно объяснил он. – Никакой боли, что бы я с собой ни делал. Пожиратель Бритв ничего не чувствует. Под брюками он был голым. – Видишь? – сказал он с гордостью. Она видела. Его пах был полностью выбрит, и область щеголяла множеством самодельных украшений. Крючки и кольца пронзали жир в нижней части его живота и гениталий. Его яички ощетинились иглами. – Прикоснись ко мне, – предложил он. – Нет… спасибо, – сказала она. Он нахмурился; его верхняя губа изогнулась, обнажив зубы, которые на бледной коже казались ярко-желтыми. – Я хочу, чтобы ты прикоснулась ко мне, – сказал он и потянулся к ней. – Брир. Пожиратель Бритв застыл. Только глаза блеснули. – Оставь ее в покое. Она слишком хорошо знала этот голос. Конечно, это был Архитектор, ее проводник по снам. – Я не причинил ей вреда, – пробормотал Брир. – Так? Скажи ему, что я не причинил тебе вреда. – Прикройся, – сказал Европеец. Брир задрал брюки, как мальчишка, застигнутый за мастурбацией, и отошел от Карис, бросив на нее заговорщический взгляд. Теперь говоривший вошел в парилку. Он оказался выше, чем она ожидала, и печальнее. – Мне очень жаль, – сказал он. Его тон был тоном идеального метрдотеля, извиняющегося за неуклюжего официанта. – Она была больна, – сказал Брир. – Вот почему я вломился сюда. – Больна? – Разговаривала со стеной, – выпалил он. – Звала свою мать. Архитектор сразу понял суть. Он пристально посмотрел на Карис. – Так ты видела? – спросил он. – Что это было? – Ничего такого, отчего пришлось бы снова страдать, – ответил он. – Там была моя мать. Эванджелина. – Забудь все, – сказал он. – Этот ужас для других, а не для тебя. – Его спокойный голос завораживал. Она обнаружила, что ей трудно вспомнить свои кошмары о пустоте: его присутствие уничтожало память. – Я думаю, тебе лучше пойти со мной, – сказал он. – Но почему? – Твой отец умрет, Карис. – Что? – сказала она. Она будто отделилась от самой себя. В его учтивом присутствии страхи уходили в прошлое. – Если ты останешься здесь, будешь только страдать вместе с ним, а в этом нет необходимости. Это было соблазнительное предложение: больше не жить под каблуком у старика, не терпеть его поцелуи, такие старые на вкус. Карис взглянула на Брира. – Не бойся его, – успокоил Архитектор, положив руку на затылок. – Он – ничто и никто. Со мной ты в безопасности. – Она может убежать, – запротестовал Брир, когда Европеец отпустил Карис в ее комнату, чтобы собрать вещи. – Она никогда не оставит меня, – ответил Мамулян. – Я не желаю ей зла, и она это знает. Однажды я качал ее, держа в этих самых руках. – Голую, что ли? – Такая уязвимая крошка. – Он понизил голос почти до шепота. – Она заслуживала лучшего, чем он. Брир ничего не ответил, просто нагло развалился у стены, счищая бритвой засохшую кровь из-под ногтей. Его состояние ухудшалось быстрее, чем ожидал Европеец. Он надеялся, что Брир выживет, пока весь этот хаос не закончится, но, зная старика, он будет льстить и увиливать, и то, что должно занять дни, займет недели. К тому времени состояние Пожирателя Бритв будет действительно плохим. Европеец чувствовал себя усталым. Найти и контролировать замену Бриру означало растратить его и без того истощенную энергию. Вскоре Карис спустилась вниз.