– …и боится. – Он когда-нибудь позволял тебе покидать Приют? – У меня нет никакого желания уезжать, – сказала она. – Здесь у меня есть все, что нужно. Он хотел спросить, как насчет постельных утех, но и так чувствовал себя достаточно опозоренным. Так или иначе, она обнаружила эту мысль, и вслед за ней возник образ Уайтхеда, наклонившегося вперед, чтобы поцеловать ее. Возможно, это был не просто отеческий поцелуй. Хотя она старалась не думать об этой вероятности слишком часто, не могла ее избежать. Марти оказался более проницательным, чем она думала; он уловил подтекст, каким бы тонким он ни был. – Я ему не доверяю, – сказал он. Он оторвал взгляд от воды и посмотрел на нее. Его замешательство было совершенно очевидным. – Я знаю, как с ним обращаться, – ответила она. – Я заключила с ним сделку. Он разбирается в сделках. Я остаюсь с ним и в обмен получаю то, что хочу. – Что именно? Теперь она отвела взгляд. Пена от хлещущей воды была грязно-коричневой. – Немного солнца, – наконец ответила она. – Я думал, это бесплатно, – озадаченно сказал Марти. – Не так, как мне нравится, – ответила она. Чего он хочет от нее? Извинений? Если так, будет разочарован. – Я должен вернуться в дом, – сказал он. – Не надо меня ненавидеть, Марти. – Я не ненавижу. – Мы кое в чем одинаковы. – В чем же? – Мы оба ему принадлежим. Еще одна отвратительная правда. Сегодня она была просто переполнена ими. – Ты могла бы убраться отсюда к чертовой матери, если бы действительно захотела, не так ли? – сказал он сварливо. Она кивнула. – Думаю, могла бы. Но куда? Этот вопрос не имел для него никакого смысла. За заборами – целый мир, и у нее, конечно, нет недостатка в финансах, чтобы исследовать его, – ведь она дочь Джозефа Уайтхеда. Неужели эта перспектива показалась ей непривлекательной? Они составляли такую странную пару. Он, со своим неестественно сокращенным жизненным опытом – с годами, потраченными впустую, – и теперь стремящийся наверстать упущенное. Она, апатичная и измученная самой мыслью о побеге из тюрьмы, построенной собственными руками. – Ты можешь пойти, куда угодно, – сказал он. – Это все равно что никуда, – решительно ответила она; это был пункт назначения, который не выходил у нее из головы. Она взглянула на него, надеясь, что хоть что-то дойдет, но он не выказал ни малейшего проблеска понимания. – Ладно, забудем, – сказала она. – Ты идешь? – Нет, я тут немного задержусь. – Близко к краю не подходи. – Плавать не умеешь, да? – раздраженно ответила она. Он нахмурился, ничего не понимая. – Не важно. Я никогда не считала тебя героем. Марти оставил ее стоять в нескольких дюймах от края берега и наблюдать за водой. То, что он сказал, – правда: он не был хорош с людьми. Но с женщинами он был еще хуже. Ему стоило принять сан, как всегда хотела мать. Это решило бы проблему, только он не смыслил в религии – ни тогда, ни сейчас. Может, это и было частью проблемы между ним и девушкой: они оба ни во что не верили. Говорить не о чем, спорить тоже. Он огляделся по сторонам. Карис прошла немного по берегу от того места, где он ее оставил. Солнце отражалось от поверхности воды и выжигало ее силуэт. Она казалась совершенно нереальной. Часть третья Дьявольская двойка deuce1 – сущ.: двойка в игральных костях или картах; в теннисе состояние счета «ровно», при котором каждый игрок должен набрать два очка или гейма подряд, чтобы победить. deuce2 – сущ. Мор, беда; дьявол. V. Суеверие 29 Меньше чем через неделю после разговора у запруды в колоннах империи Уайтхеда стали появляться первые тоненькие трещины, и они быстро расширялись. На мировых фондовых рынках начались стихийные распродажи – внезапный провал веры в надежность империи. Вскоре потери стоимости акций достигли катастрофических величин. Лихорадка продаж, однажды подхваченная, казалась почти неизлечимой. За один день в поместье собралось больше посетителей, чем Марти когда-либо видел. Среди них, конечно, были знакомые лица. Но на этот раз были десятки других: финансовых аналитиков, предположил он. Японские и европейские гости смешивались с английскими, пока в этом месте не зазвучало больше акцентов, чем в ООН. Кухня, к большому раздражению Перл, стала импровизированным местом встречи для тех, кому не следовало быть под рукой у великого человека. Они собирались вокруг большого стола, чтобы обсудить стратегии, ради формулирования которых приехали сюда, и требовали кофе в неограниченном количестве. Их дебаты, как обычно, непонятны Марти, однако из подслушанных обрывков становилось ясно, что корпорация столкнулась с необъяснимой чрезвычайной ситуацией. Повсюду происходили обвалы ошеломляющих масштабов; шли разговоры о правительственном вмешательстве, чтобы предотвратить неминуемый крах в Германии и Швеции; поговаривали также о саботаже, который спровоцировал катастрофу. Казалось, среди этих пророков витала общепринятая точка зрения, что лишь тщательно разработанный план – тот, который готовился в течение нескольких лет, – мог нанести настолько серьезный ущерб финансам корпорации. Ходили слухи о тайном вмешательстве правительства и заговоре конкурентов. Паранойя в доме не знала границ. Что-то в том, как эти люди досадовали и пререкались, вскидывая руки в попытке опровергнуть замечания предыдущего оратора, показалось Марти абсурдным. В конце концов, они никогда не видели миллиарды, которые потеряли и приобрели, и людей, чьи жизни небрежно перестроили. Все это было абстракцией, числами в их головах. Марти не видел в этом смысла. Власть над условными состояниями – лишь мечта о власти, но не сама власть. На третий день, когда все уже не могли выдумывать новые уловки и молились о чудесном воскресении из мертвых, на которое не было и намека, Марти столкнулся с Биллом Тоем, увлеченным жарким спором с Двоскиным. К его удивлению, Той, увидев проходящего мимо Марти, окликнул его, прервав разговор. Двоскин, нахмурившись, поспешил прочь, оставив Тоя и Марти разговаривать. – Ну, незнакомец, – сказал Той, – как поживаешь? – Я в порядке, – сказал Марти. Той выглядел так, словно давно не спал. – А ты? – Выживу. – Есть идеи, что происходит? Той криво усмехнулся. – Понятия не имею, – сказал он. – Я никогда не был денежным мешком. Ненавижу эту породу. Хорьки. – Все говорят, что это катастрофа. – О да, – сказал он невозмутимо, – я думаю, так оно и есть. Лицо Марти вытянулось. Он надеялся услышать слова утешения. Той уловил его дискомфорт и понял причину. – Ничего ужасного не случится, – сказал он, – до той поры, пока мы будем вести себя уравновешенно. Ты не потеряешь работу, если тебя это тревожит. – Такое действительно пришло мне на ум. – Выкинь из головы. – Той положил руку на плечо Марти. – Если бы я думал, что все так плохо, я сказал бы тебе. – Я знаю. Просто начинаю нервничать. – А кто не нервничает? – Той крепче сжал Марти. – Что скажешь, если мы вдвоем отправимся в город, когда худшее останется позади? – Я бы с удовольствием. – Ты был в казино «Академия»? – У меня никогда не было денег.