После уроков он снова подошёл к Флинну. И сказал напрямик: – Я должен поговорить с Исис до её отъезда. – Опять ты? – скривился Флинн. – Великий Орион Паркер не понимает английского языка? Я не имею дел с Неприкосновенными. И если кому-то здесь и нужно поговорить с Исис, то это мне. А ты, раз уж так приспичило, можешь попросить своего папашу, чтобы он отвёз тебя к Исис на бронированной машине. Правда, не уверен, что ваша тачка не уйдёт под воду. Или она умеет плавать? Орион промолчал. У него не было ни малейшего желания цапаться с Флинном, у которого, надо признать, имелись весомые причины ненавидеть Неприкосновенных. Спасибо Миранде. Орион смотрел в спину тощему, как жердь, Флинну и завидовал, не сомневаясь, что тот направляется к Исис. 17. Исис Прощай. Этот момент, когда мы вынуждены навсегда покинуть дорогого нам человека… его просто не должно существовать в природе! Он отравляет всё то замечательное, что ждёт нас впереди. Сказать «прощай» тому, кого любишь, – это маленькая смерть… – Значит, уезжаешь? Я оборачиваюсь. Высокая фигура Флинна возникает на крыше нашей «фермы». – Когда твои родители сказали, что не знают, где ты, я сразу догадался, куда ты отправилась. Пришлось «позаимствовать» лодку у рыбака. Флинн подходит ближе и опускается во второе кресло. Некоторое время мы молча наблюдаем океан, бушующий в трёх десятках метров внизу. Несмотря на волнорезы, волны с бешеной силой бьются о стены здания. – Какой сильный ветер, – замечает Флинн. – Почти шторм. Я не отвечаю. У меня свой шторм. В голове. – У тебя такой вид, будто ты не особенно рада отъезду на Новую Землю. Столько людей мечтали бы оказаться на твоём месте… – Охотно уступлю его им. – Это шанс, Исис. Твоя мать мне рассказала. Шанс для малыша. – Ну да, для малыша. Но лично мне это не нужно. – Думаешь, мне нужно? Думаешь, я рад, что ты уезжаешь?! Я поворачиваюсь к Флинну. У него на глазах слёзы. Впервые в жизни вижу своего друга таким. Я беру его за руку и шепчу: – Я готова отдать всё, чтобы остаться… Рёв волн становится ещё оглушительнее. Я не уверена, услышал ли Флинн меня. – Ну так оставайся. Услышал. Секунду я размышляю над этим предложением. Потом – отвергаю его. – Нет. Мои родители этого не вынесут. – Соберём вещи и рванём отсюда куда-нибудь далеко, прямо сейчас. – Ты ангел, Флинн. Но это невозможно. – Я не понимаю тебя, Исис. Ты не хочешь ехать. Ну так оставайся со мной. Я сделаю тебя счастливой. Я выпускаю его руку и закусываю губу. Как сказать ему? Как признаться, что он никогда не сможет сделать меня счастливой? Что, несмотря на все его усилия, на всё желание, ему всегда будет недоставать чего-то главного… – Это невозможно, Флинн. – И причина не в твоих родителях. Не только в них. Я ошибаюсь? Я ничего не говорю. Но это молчание так красноречиво, что вполне заменяет утвердительный ответ. Флинн вскакивает и со всего размаха пинает пустое ведро. Сделав кувырок в воздухе, оно улетает в пасть разъярённого океана. – Так в чём проблема? Я недостаточно хорош для тебя? – Не говори так, Флинн! Я сто лет тебя знаю. Ты – мой самый лучший друг, почти как брат. – Брат? Но я не хочу быть твоим братом, Исис! Я люблю тебя, понимаешь! Всегда любил! – Хватит, Флинн! – Значит, это он? Белая форма, папочкина машина и миллионы в банке? Ха! Приди в себя и не забивай голову бессмысленными мечтами! – Ты несёшь полную чушь! Это разные вещи, Флинн! Орион тут совершенно ни при чём! – Чем вы занимались в день социальной практики? – Я ему показывала наш квартал, ничего больше… – Надеюсь, ты, по крайней мере, не притащила его сюда? – продолжает Флинн, не слушая. – А что бы от этого изменилось? – Чёрт возьми! Слава цунами! Ты пустила этого подлого воришку сюда! Ты ведь знаешь, почему они такие богатые, Исис? Потому что крадут у нас всё! Работу, продукты, питьевую воду… У них есть всё, у нас – ничего! Неприкосновенные – это раковая опухоль, пожирающая планету! А ты открыла перед ним дверь в наш тайный сад… – Не все Неприкосновенные такие, Флинн! Прогнила сама система, само общественное устройство. Орион не похож, к примеру, на Миранду. Он хороший человек, я это чувствую. Он не виноват, что родился под Куполом. Так же, как мы не виноваты, что родились тут. – Ты слышишь, что говоришь, Исис? Я не узнаю тебя! Ты знаешь, что он рассказывает о нас, твой Орион? Что от нас воняет, что мы жрём собак, что ничем не отличаемся друг от друга… И к тебе это тоже относится! Или ты мечтаешь, что он прилетит на своём белом шаттле и заберёт тебя под Купол? Ты для него – просто игрушка. Тогда как я… я… – Я уезжаю завтра, Флинн. – Счастливого пути! – кричит он, бросаясь прочь. – Подожди! Ты не можешь так уйти! Ведь это наш последний разговор! Но Флинн уже на лестнице. Он не оглядывается. Грохот волн заглушает звук шагов. Мы больше никогда не увидимся. Я падаю на колени и заливаюсь слезами. Это не должно было пройти вот так. Не должно. 18. Орион Всю ночь Орион задавался вопросом, как правильно обсудить это дело с отцом. Артур Си Паркер был не из тех, кем можно управлять, и Орион понимал, что у него только один шанс. Если он не сумеет найти нужных слов, второй попытки не будет. Прямо перед отъездом отца на работу сын небрежно бросил: – Папа, я бы хотел побывать на площадке запуска космических ковчегов NEP. Артур Паркер и его жена обменялись удивлёнными взглядами. – Какая муха тебя укусила, Орион? – спросила мать. – Ты многие годы находил жестокое удовольствие в том, чтобы никак не интересоваться работой отца. – Я взрослею, мама. И хочу лучше узнать наше общество. Только и всего. Она открыла рот, чтобы возразить, но Артур перебил её: – Подожди, Пенелопа. Я очень рад, что Орион проявил интерес к NEP. Мы отправимся смотреть ковчеги в эти выходные. – Почему не прямо сейчас? – А как же школа?! – возмутилась мать. – Думаю, рядом с отцом я узнаю больше, чем на уроках, – возразил Орион, твёрдо решивший добиться своего. Гордая улыбка заиграла на губах отца. И сын понял, что у него получилось. Несмотря на бурные протесты Пенелопы Паркер, отец и сын вышли из дома вместе, впервые за долгое время. Артур Паркер даже отменил все назначенные на этот день встречи, счастливый, что наконец может продемонстрировать наследнику плод своих многолетних трудов.