Эйдан Новое начало – Диссоциативная фуга? Я подавляю желание плеснуть водой в лицо доктору Франкенштейну, вместо этого бросаю убийственный взгляд. Больше часа он задавал кучу вопросов. Теперь его лицо выражает тревожную смесь восторга, жалости и любопытства. – Чрезвычайно редкое явление, – он снимает очки, достает из брюк платок и начинает протирать очки, которые и до этого были чистыми, – только примерно 0,3 % от общей численности населения испытывают данную форму амнезии в течение жизни. Однако во время войны этот процент немного выше. – Почему? – Если нет причин, таких как травмы головы или опухоли головного мозга. Или заболеваний вроде эпилепсии, шизофрении, в большинстве случаев остается только травмирующее воспоминание из прошлого, выступающее как катализатор потери памяти и связанной с этим принудительной необходимостью бежать. Шизофрения. Травма. Стискиваю зубы так сильно, что челюсть щелкает. Я не сумасшедший! – Когда это прекратится? Он вздыхает и надевает очки. – Варьируется от случая к случаю. Может занять несколько дней. Однако некоторые бесцельно бродят месяцами. Иногда память никогда не возвращается, и те, кто пострадал, начинают новую жизнь, успокаиваются и часто ведут себя противоположным прошлым себе образом. Рука ложится на мое плечо. – Антонио, ты мог бы быть немного повежливее с ним? – Все в порядке, – стону я и стряхиваю руку Эми. Хочу выбраться отсюда. Сбежать. Как можно быстрее. – С каких пор ты врач, Эми? Ему следует знать правду, – Антонио наклоняется вперед, – злишься? Я угрожающе поднимаю указательный палец. – Только не говорите сейчас, что все в порядке, после того как объявили меня душевнобольным. Почему вы вообще это делаете? Подбираете с улицы незнакомцев, которых разыскивает полиция? Это странно. Лучше обследуйтесь для начала сами. Я устал быть вашей морской свинкой. Они бросают на меня долгий взгляд, когда я вскакиваю с места. В голове стучит, и сердце бьется так сильно, что болит грудная клетка. Я отворачиваюсь от них и иду к двери. – Подожди, мальчик. Куда ты хочешь пойти, преследуемый полицией, без копейки в кармане, не зная собственного имени? С нами ты в безопасности, мы хотим только помочь, – слышу голос Эми позади. О, да. Они, вероятно, запрут меня в клетке и накормят таблетками, которые доктор Франкенштейн только что создал. Никто не останавливает меня, когда я выхожу из гостиной и иду в коридор. Моя куртка с капюшоном висит на крючке рядом с дверью. Рядом с полкой черный кошелек. Я протягиваю руку. – Ты не должен оказаться один, когда твоя память вернется! – зовет меня Антонио из гостиной. – Диссоциативная фуга основана на крайне неприятных ситуациях, выхода из которых ты не мог найти. Когда уровень стресса становится невыносимо высоким, мозг защищается и происходит частичная потеря памяти. Уже ясно. Моя рука зависает над кошельком. Я хватаю его и выбегаю прочь. Через несколько улиц, у входа в метро, множество закусочных. Запах свежего хлеба и кофе заставляет мой желудок проснуться. Но сейчас не время. Я протискиваюсь между проходящими мимо мужчинами и женщинами, чьи лица такие же серые, как их деловые костюмы. Городской колледж стоит напротив ярких колонн перед железнодорожными путями. Ветер дует в мою сторону, и я чувствую морозное покалывание на коже. Когда я прислоняюсь к белоснежной мраморной холодной стене и жду следующего поезда, начинаю осматривать кошелек и нахожу в нем библиотечные карточки, две кредитки, водительские права и удостоверение личности на имя доктора Антонио Фернандеса Моралеса, родился в Медельине, Колумбия. Плюс 150 долларов наличными и несколько визиток от людей, имена которых мне ничего не говорят. Странно рыться в чужом кошельке. Я проворачивал подобное раньше? Воровал? Ты не должен оказаться один, когда память вернется! Живот урчит. Я мог убить кого-то и даже не узнать этого. Что если не только полиция разыскивает меня? Как только я хочу снова закрыть кошелек, замечаю отсек за кармашком для монет. Изучаю содержимое внутри и натыкаюсь на лист бумаги. Я осторожно вытаскиваю его и раскрываю. В пожелтевшей газетной вырезке вижу некролог шестнадцатилетнего мальчика по имени Натаниэль Грей. Под годами жизни написано следующее: Оказавшись в лабиринте грез, ты потерял мою руку, когда искал тропу жизни, а затем нашел путь к смерти. Я буду помнить о тебе, с каждой улыбкой, которую я дарю тем, кто продолжает твои поиски, до тех пор, пока их глаза не засверкают с надеждой, которую я не смогу зажечь в твоих. Прости меня. С любовью, твоя сестра Эми. – Поиски Натаниэля, – шепчу я. Поезд прибывает, но записка не дает мыслям успокоиться. И я думаю: Ты совершаешь огромную ошибку прямо сейчас. Эми Грей потеряла младшего брата семнадцать лет назад. Она чувствует себя виноватой, потому что не спасла его. Когда рядом проносится третий поезд, я складываю газету и кладу ее обратно в кошелек. Затем поворачиваюсь и покидаю станцию метро, чтобы вернуть вещь владельцу. Эмма Добро пожаловать Нью-Йорк. Любой на моем месте ликовал бы от восторга. Но это просто еще одна причина чувствовать себя виноватой. С того дня в больнице я знала, что следует наконец признаться в этом Фаррану. Именно потому, что мой отец так много для него значил и после всего произошедшего он все еще доверяет мне и моя сила растет. Убей! Оконное стекло охлаждает мой напряженный лоб, в то время как серые тонкие облака медленно расходятся и открывают вид на город. Все месяцы я училась и тренировалась из последних сил, надеясь взять под контроль свои странные чувства. Ошибка. Но как я могла догадаться, что мои припадки ужаса и холода от вида Фаррана превращаются в ненависть и гнев только потому, что он с воодушевлением относится к своей смышленой ученице. Тайком наблюдаю за ним. Его руки порхают над клавиатурой ноутбука, а рядом лежат книги и письма. Всего два дня назад с него сняли бинты, но Фион все еще выглядит бледным и избитым. Я отворачиваюсь к окну. Ниже меня стоят небоскребы, как гигантские статуи, выныривают из моря серых каменных блоков и очерчивают южную границу прямоугольного зеленого клочка, в котором я узнаю Центральный парк. Я скажу ему, когда мы вернемся. Просто как? «Извини, Фион, но моя темная сторона, которая дала знать о себе после Нового года, жаждет твоей смерти». Конечно. Это так просто. * * * Мы приземляемся в частном аэропорту Тетерборо в Нью-Джерси, примерно в 20 километрах от Нью-Йорка. Когда выходим с двумя телохранителями, темные лимузины подъезжают к тротуару, и трое мужчин в костюмах идут к нам. Двое из них, ровесники Фаррана, обнимают его, словно вернувшегося брата. Неуклюжий молодой блондин церемонно пожимает руку Фаррану и Клэр, снимает очки и поворачивается ко мне. – Привет, Эмма! Добро пожаловать в Нью-Йорк. Ты не представляешь, как я рад тебя видеть. Пару секунд таращусь на него с удивлением и замечаю забавное выражение лица Фаррана. – Мстишь за поражение в прошлом году, Джек? Его рот изгибается в неестественно широкой улыбке, открывая брекеты на зубах. Изогнутая проволока покрыта белым. Носил ли он их во время церемонии посвящения? Металлические скобки, в которых я ходила несколько лет назад, выглядели как версия для Золушки по сравнению с этой роскошной моделью. Он ловит мой взгляд, и улыбка исчезает с лица. – Если последние слухи правдивы, я бы никогда не осмелился на подобное, – говорит он и поворачивает голову к Фаррану. Мужчины, с которыми он пришел, смеются. Мои щеки становятся горячими. Я не хотела никому рассказывать. Но мой учитель Макмиллан слишком откровенно намекал одноклассникам на случившееся, и всего через несколько дней после начала учебы поползли слухи, что мне удалось победить Фаррана, яростно и быстро. По крайней мере, я думала, что здесь буду в тишине и покое. – Мы все так счастливы, что Фиону наконец преподали урок! – говорит седовласый мужчина, представившийся как Николас Картер, он дружелюбно подмигивает мне, но его взгляд опасный, как у кобры. – Высокомерие вредно для здоровья. Я выдавливаю улыбку и вздрагиваю, когда Джек неожиданно поворачивается к директору. – Ничего, если Эмма поедет со мной? Что, простите? Нет, мне лучше… – Конечно. Из того, что я слышал от Ника, никто не сможет позаботиться о ней лучше. Здорово. Поворачиваюсь к Фаррану. Прежде чем я успеваю возразить, кожа головы начинает жутко чесаться. «Не будь неблагодарной, Эмма. Дар Джека действительно уникален. Ты пообещала забыть Эйдана и не шарахаться от остальных парней как от потенциальной опасности».