– Вы забыли приправу! – Конечно. – Она вернулась, схватила пакет с баночкой и сбежала на улицу. – А у вас здесь неплохо. – Благовония молодой госпожи перебивали запах пряностей. – Давно хотела зайти с визитом, но все времени не хватало. Амелия Осле. Осле? Для жены председателя торговой гильдии женщина была слишком молода, от таких к любовницам не бегают. Выходило, что ко мне пришла его дочь. Понять бы для чего? С проверкой, из любопытства или по какой-то другой причине? Она протянула тонкую изящную руку. – Очень приятно, – ответила я мягким рукопожатием. – Александра Колфилд. Хотите перечных смесей? – Пожалуй. – Она вздохнула. – Пару баночек… чего-нибудь. Амелия скупила по одной банке каждого вида перца, нагрузила лакея, а потом, попрощавшись с вежливой улыбкой, убралась из лавки. Едва за ней закрылась дверь, как сверху что-то громыхнуло, и мы со Стаффи, тайком следившие за отъездом странной покупательницы, вздрогнули. – Это плохая примета, – пробормотала подружка. – Ты про Амелию Осле? – Про грохот на чердаке. Они точно плотники? Гляди, проломят потолок. А что до Ослицы… – Осле. – Я так и сказала. Мой гоблин как раз с похожей шваброй убежал. Надеюсь, что от такого количества перца у нее начнется приступ гастрита, – мстительно «прокляла» Стаффи. Но предчувствие подружку не обмануло. На следующий день действительно пришла неприятная весть. Она была написана на дорогой бумаге с гербовой печатью Роберта Палмера и доставлена с утра пораньше почтальоном. В письме говорилось, что дядькин кредитор не собирался уступать ни одного шиллинга и наследники долга могли идти в сад. Подозреваю, чтобы рыть землю в поисках клада и к назначенному времени отдать всю сумму до последнего пенса. Или отправлялись в суд. Зарытых сокровищ в саду точно не имелось (хотя я, конечно, не пробовала копать), и на судебные издержки лишних денег не было. Почти вся выручка последних недель откладывалась на закупку пряностей и стеклянных баночек, а еще требовался материал для ремонта крыши. Дурную новость я пыталась запивать чаем с пустырником, сидя за кухонным столом. Тут из холодильной кладовой вывалился Этан и на ходу схватил лежащее передо мной послание. – Что это? – То, что тебя не касается! – подскочила я. Плотник был гораздо выше и просто поднял руку. Не обращая внимания на то, что я вокруг него прыгаю, как мелкая шавка, он спокойно прочел содержание письма. – У тебя хотя бы что-то в порядке, хозяйка перечной лавки? – буркнул он. – У меня все в порядке с жильцами. Перебор даже! – насупилась я. – И как ты собираешься отдать целое состояние за два с половиной месяца? – Отдам как-нибудь! – Я ловко выхватила письмо, надорвав бумагу с краю, и грозно сверкнула глазами: – Не лезь в чужие дела! – Что у вас тут происходит? – вплыла в кухню заспанная Стаффи и покосилась на плотника, которого второй день нарочито игнорировала: – Гоблин к тебе пристает? Ударь его сковородкой. Если он скопытится, то в суде я подтвержу, что это была самозащита. Мы с Этаном отступили друг от друга от греха подальше. – Напои свою подругу чем-нибудь от бешенства, – буркнул он, выходя в торговый зал. – Алекса, ты слышала! Он меня пытается оскорбить! – возмутилась Стаффи. – Просто попей кипятку, – устало предложила я. Надо было начинать день, открывать лавку, улыбаться покупателям, но от дурного настроения хотелось кого-нибудь придушить. Или сесть и расплакаться, как делают девочки. А потом все равно кого-нибудь придушить. Например, первого попавшегося под горячую руку плотника, если он снова рискнет читать мне нотации. Но Этан удивил! Больше с нравоучениями он не приставал, а через полчаса собрался куда-то уезжать. Выбритый, хорошо одетый и с саквояжем в руках. Он подошел к прилавку и дождался, пока я обслужу последнюю покупательницу. – Держи. – На стол лег кошель с монетами. – По какому случаю? – изогнула я брови, решив, что плотник посчитал меня неудачницей, получившей долг по наследству, и захотел подбросить деньжат. С детства не выношу чужую жалость. – На Ирвина, – пояснил он, давая понять, что неожиданная щедрость не имеет никакого отношения к письму о кредите. – Вернусь послезавтра. – А подмастерье ты оставляешь, чтобы место, что ли, не заняли? – не стала отказываться я от денег. – Он приболел, – объявил Этан, ткнув пальцем в потолок. Я невольно задрала голову, будто через перекрытия могла разглядеть лежавшего в кровати парня. – А ты куда собрался? – растерянно уточнила я и тут же прикусила язык. Что за нелепое любопытство? – По важным делам. Ревнуешь, женушка? – съехидничал он и пошагал к выходу. – Очень надо, – фыркнула я. Из кухни выглянула Стаффи с кружкой кофе (именно кружкой, в чашке просто не может поместиться полпинты жидкости) и от души пожелала: – Сгинь где-нибудь по дороге. Мы будем ждать от тебя записку о кончине! – Я привезу успокоительных порошков, пока ты не стала накидываться на людей и не заразила всех бешенством, – одарил широкой улыбкой мужененавистницу Этан. Подружка так ошалела от насмешки, что не сразу придумала достойный ответ (она вообще не мастак думать быстро), только открыла рот от возмущения, а за мужчиной уже закрылась дверь. Привешенный заново колокольчик рассыпал по торговому залу звонкую прощальную трель. День перевалил за середину, а Ирвин не появился. Когда ручеек покупателей поредел, я поднялась на второй этаж и тихонечко постучалась в мужскую спальню, но ответа не дождалась. Зашла без разрешения. – Ирвин, как ты себя чувствуешь? С первого взгляда было ясно, что он чувствовал себя никак. В прямом смысле слова. Мертвенно-бледный лежал на кровати, закутавшись в одеяло, и трясся. Я потрогала влажный от испарины лоб. Ирвин горел. – Приболел?! – фыркнула от возмущения, вспомнив слова плотника, и немедленно поставила смертельный диагноз: – Да тут птичья лихорадка! Лично меня светлый боженька наградил отменным здоровьем. За всю жизнь горло першило только один раз, когда на прогулке по реке объелась фруктового льда, поэтому чужая лихорадка вызывала панику. Когда Ирвин застонал, я выскочила из комнаты и кубарем скатилась на первый этаж. Стаффи два года отучилась на целителя. Пусть из университета подружка вылетела, но могла же она справиться с лихорадкой? – Да я на целителя животных училась, – напомнила она. – Мне объясняли, как собак лечить, а не Ирвинов. – Ирвин лучше, чем собака! – разозлилась я. – И сложнее! – огрызнулась подружка. – Чем он сложнее? У него даже хвоста нет! – Зато у него есть много остального, что тоже неплохо шевелится! – заупрямилась Стаффи. – Остальное у него не болит! – Ладно, – процедила подружка, выходя из-за прилавка, и вдруг со страшно деловым видом отдала распоряжения: – Принеси воды с уксусом для обтирания и завари ромашки. – А ромашки нет, – растерялась я. – Тогда шиповника. Его тоже нет, – увидев у меня ошалелую мину, догадалась подружка. – Нагрей кипятку. Когда я поднялась на второй этаж с полным подносом, Стаффи с видом истинного целителя ощупывала горло Ирвина. – Что ты делаешь? – Я поставила поднос на столик. – Пульс проверяю. Мне кажется, пациент скончался, – спокойно отозвалась недоделанная целительница. – Как скончался? – от ужаса я сама была готова преставиться светлому богу. – Просто я нажала на точки, которые уменьшают температуру, – пожала плечами подружка. – И не попала. Всякое бывает. – Ты зачем вообще к его горлу полезла? – рассердилась я. Ужасно эгоистично, но на ум немедленно пришла подленькая мысль, что теперь покупатели точно начнут обходить лавку стороной. Решат, что столичная штучка не только бандитка, но еще и отравительница. Я какой-то черной вдовой получаюсь даже у себя в воображении, а что говорить про фантазии горожан? – Я жив… – прохрипел Ирвин, позволив мне совершенно неприлично выдохнуть от облегчения, и попытался вяло отбиться от Стаффи: – Пусть ведьма уберет от меня руки. – Помалкивай! – Та совершенно непрофессионально шлепнула больного по влажному лбу. – Тебе огромная честь оказана! Ты самый первый из живых, кого я лечу! Гордись! – Светлый боже, – зажмурившись, забормотал молитву подмастерье, выказывая неожиданную набожность, – позволь мне умереть позже этой страшной женщины… – Давай ему пустим кровь, – с энтузиазмом предложила подружка. – Говорят, от лихорадки помогает. – Пустим кровь?! – в один голос высказались мы с почти умершим и в мыслях похороненным Ирвином. Кажется, больному даже похорошело, так взбодрило предложение самопальной знахарки. Я прикрыла глаза и досчитала до десяти, а потом с преувеличенным спокойствием всучила подружке мокрую тряпицу: – Вот тебе салфетка. Вот тебе больной, – указала на Ирвина. – Воды давать, компресс прикладывать. Руками не трогать. – А как компресс прикладывать? – деловито поинтересовалась мужененавистница. – Ногами?