— Видишь ли, тогда, если ты будешь осторожен, они не вернутся к тебе. Ты сможешь вернуться к тому, чем занимался раньше, будто этого никогда и не было. И я жду, что ты это сделаешь, потому что если ты когда-нибудь произнесешь мое имя кому-то, я вернусь не только за тобой, Билл. — он взглянул на фотографию на столе, проясняя свою точку зрения, прежде чем добавить: — Если тебе нужно немного подумать и принять решение, то у меня, по-видимому, есть все время в мире. Я не против подождать. — Ты напрашиваешься на проблему, Ренцо. Это не было проблемой. Проблема нашла его несколько месяцев назад. Проблему зовут Лючия. И он любил ее до чертовой смерти. *** Терпение, как Ренцо научился за свою жизнь, окупалось для каждого, кто был готов ждать достаточно долго, чтобы получить то, что они хотели. Биллу потребовалось целых три дня, чтобы придумать какую-нибудь полезную информацию для Ренцо, но, черт возьми, когда эта информация действительно дошла до него, лучше и быть не могло. Люциан Марчелло, по-видимому, вел большую часть своего бизнеса в ресторане, которым владел в Верхнем Манхэттене. Конечно, Ренцо нисколько не удивило, что он никогда даже не слышал названия этого заведения, учитывая, что он, вероятно, не мог позволить себе там есть, и единственный раз он совершил поездку в Верхний Манхэттен, чтобы обменяться с парнем, который болтался в задней части бара высокого класса. Однако в переулке воняло дерьмом. Он никогда этого не забывал. Тем не менее, информация, которую Билл получил о любимом месте Люциана, где он обедал, работал и вообще делал все остальное, пока находился в городе, означала, что этот человек проводил там чертовски много времени. По выходным, его семья, как правило, присоединяется к ним, а также. Это был чертовски длинный выстрел. У Ренцо не было никаких оснований полагать, что Лючия может быть в ресторане только потому, что он знал, что ее отец, скорее всего, будет там. Но он также никогда не узнает, если не проберется туда и не попытается выяснить. Кроме того, на самом деле он шел туда не ради Люциана. Он шел туда, потому что знал: так или иначе, Лючия узнает, что он появился, и спросит о ней. Это единственное, что ему было нужно. Чтобы она знала. Ренцо собирался отплатить владельцу пиццерии тем, что буквально никогда больше не приблизится к бизнесу этого мужчины. Это его гарантия. В конце концов, разве этот мужик не сделал для него достаточно? Он так думал. Подойдя ближе к ресторану, о котором шла речь, Ренцо вытащил из кармана телефон и посмотрел на часы. Чуть позже одиннадцати дня, что означало, без сомнения... по крайней мере, Люциан в ресторане. Но учитывая, что это выходной, было также очень возможно, что семья этого человека тоже могла находиться там. Сунув телефон обратно, он вытащил сигарету из-за уха, а зажигалку из нагрудного кармана кожаной куртки. Зажигая ее, он сильно затянулся и подошёл к зданию. С одной стороны, он заметил широкие окна, которые демонстрировали обычных посетителей. По другую сторону позолоченных дверей была стена из зеркального стекла —тоже окна, он знал, но просто не мог заглянуть внутрь. На обочине, не останавливаясь, стоял черный Мерседес. На водительском сиденье Ренцо обнаружил человека, который болтал по мобильному телефону, не обращая на него никакого внимания, Бог свидетель, он видел достаточно черных машин с неприметными водителями, бросавшие ему дерьмо, что это машина Капо. Или... Марчелло. Идеально. Лучший способ привлечь чье-то внимание внутри — это привлечь внимание того, кто наблюдает снаружи. Потому что такова особенность этих людей... кто-то всегда прикрывал им спину. Они добрались до вершины не одни. Успокоившись на одном дыхании, потому что это сейчас или никогда, предположил он, Ренцо подошел к машине и прислонился к задней части. Он ничего не делал, только стоял и курил сигарету. Он даже не смотрел на парня в машине, или на бизнес перед ним. Честно говоря, земля казалась более интересной. Парню в машине понадобилось всего две секунды, чтобы понять, что кто-то прикасается к машине. Он вышел из машины уже с хмурым видом и выглядел так, словно был создан для того, чтобы быть полузащитником на футбольном поле. Но Ренцо это нисколько не беспокоило. Он понял, что чем больше человек, тем тяжелее он падает, когда придёт за ним. — Эй, пошевели своей ебаной задницей, cafone, (прим: Хам) — рявкнул парень. Ренцо бросил на него пренебрежительный взгляд. — Люциан внутри? Это заставило парня поколебаться на следующем шаге. Его следующее заявление было задумано как отклонение или даже отрицание, но его колебания было достаточно, говоря Ренцо, что он нашел того, кого искал. И да, Люциан, скорее всего, был внутри. — Я не знаю, о ком ты, черт возьми, говоришь, чувак, — сказал парень. Ренцо кивнул и снова затянулся сигаретой. — Конечно. В любом случае, я никуда не уйду, пока не увижу Люциана или его дочь, если она здесь. Я бы предпочел ее, но ты знаешь, я возьму и то, и другое. Взгляд парня, устремленный на зеркальные окна, подтвердил надежду Ренцо на то, что Лючия находилась в здании, чтобы пообедать с семьей. Так что теперь это просто игра в ожидание. — Я всегда могу убрать твою тупую задницу, — пригрозил парень. — Можешь, но как ты это сделаешь, если я воткну тебе нож в горло и оставлю истекать кровью на земле? Хочешь сказать, что у Марчелло нет кучки копов на жалованье? Дай угадаю, ты что, охранник? Значит, одноразовый. Вместо того, чтобы вызвать сюда кучу копов, которые создадут им проблемы, они просто уберут беспорядок, который я сделаю, и бросят тебя в реку, которая вымоет тебя на другой берег. — Ренцо ухмыльнулся мужчине. — Но давай, положи на меня свои руки. Держу пари, это будет хорошим уроком для тебя, придурок. Глава 19 Лючия первой увидела Ренцо. Чертовски удивительно, учитывая, что большую часть обеда она изо всех сил старалась не обращать внимания на отца, несмотря на все его попытки вовлечь ее в разговор. Поступая таким образом, она держала свой пристальный взгляд на стены, на пол, или на ее нетронутую тарелку с едой. Напряжение на самом деле не достаточно хорошее слово, чтобы описаться, какое было ощущение в их доме в последнее время, но это вся ее жизнь за последнюю неделю. Ни машины, ни телефона, а когда она вернулась домой, из ее комнаты забрали даже ноутбук. Она вдруг перестала чувствовать себя восемнадцатилетней девушкой, которая почти сама распоряжается своей жизнью, и превратилась в подростка, которого наказывают, как маленькую девочку. Возможно, она и заметила Ренцо первой, но ее отец не отставал. Люциан проследил за взглядом Лючии туда, где она смотрела в зеркальные окна, и издал звук, который звучал как недоверие и гнев, все вместе взятые. Лючия могла бы улыбнуться, если бы все ещё не была так чертовски зла на своего отца. Сколько бы она ни пыталась объяснить ему о Ренцо и о себе, он просто не хотел ничего слышать. Он принял решение, и ничто из того, что она могла сказать, не могло это изменить. Ее мать, по большей части редко вмешивалась. Но, честно говоря, Джордин тоже не принимала чью-то сторону. Она занимала нейтральную позицию, не вмешиваясь в вражду мужа и дочери, но и не ухудшая, чем это было с ее собственным мнением. Лючия не знала, благодарить ее или нет. — Какого черта он здесь делает? — спросил Люциан, его голос был похож на грубое рычание. — И как он узнал, что мы здесь? — взгляд отца метнулся к ней, но Лючия сидела спокойно и неподвижно. — Ну? — потребовал он ответа. Лючия приподняла бровь. — Ты думаешь, я позвонила ему, чтобы сказать, что буду здесь сегодня? Я даже не знала, что мне придется ехать сюда сегодня, папочка. Ты заставил меня приехать, потому что, очевидно, я не могу быть несчастна с тобой только дома, я должна быть несчастна и на людях. Взгляд отца стал жестче. Лючию это все еще не беспокоило. Где была ложь? — Как еще он мог узнать... — У меня нет сотового телефона или ноутбука, которым я могу воспользоваться. Ты забрал мою машину, так что я тоже не могу сесть за руль, чтобы сообщить ему об этом. Ох, и у нас даже нет домашнего телефона, потому что у каждого свой собственный мобильный, так что я не могла воспользоваться и им, чтобы позвонить Ренцо. Это была не я. Люциан все еще не верил ей, но его желание поспорить с ней быстро угасло. Вот в чем была особенность ее отца. Он был чертовски упрям, когда считал, что в чем-то прав или поступает правильно. Как и все это дерьмо с ней и Ренцо. Но в то же время он не был человеком, который наслаждается недовольством или дискомфортом в своей собственной жизни и доме. На самом деле это обоюдоострый меч. — Ну, он не получит желаемого, — пробормотал отец, отбрасывая салфетку. — Даю слово. — Что это значит? — Это значит, что надо хорошенько его рассмотреть, потому что скоро он уйдет. — Люциан, — пробормотала Джордин. Лючия взглянула на мать, но быстро вернулась к отцу. — Знаешь, всю последнюю неделю я пыталась заставить тебя понять, папочка. Я снова и снова объясняла тебе, что это моя жизнь, а не твоя. Что я могу встречаться с кем захочу и когда захочу, и ты не имеешь права голоса. Я позволяла тебе говорить мне все, что ты хочешь, забирать мои вещи, и по большей части не боролась с тобой по этому поводу. Но с меня хватит. — Прошу прощения? Встав из-за стола, Лючия снова краем глаза заметила фигуру Ренцо, когда схватила со спинки стула легкий жакет и надела его. Прошла всего неделя с тех пор, как она была с ним в последний раз, и все же чувствовала, что должна взглянуть на него в поисках каких-либо признаков перемен. Неделя это слишком долго, чтобы находится вдали от него. У нее болело сердце. Она не знала, как лучше объяснить это, но каждый день, когда она не видела Ренцо и не разговаривала с ним, становился только хуже. К черту ее отца. К черту то, что он хотел. Лючия больше не будет играть хорошо. — Мне восемнадцать, — произнесла Лючия, натягивая жакет, поднимая с пола сумочку и одновременно встречаясь взглядом с отцом. — Я могу идти, куда захочу, и делать, что захочу. Я также могу быть с кем захочу. От нее не ускользнуло, как напряглись плечи отца под костюмом при этих словах. Она и раньше говорила ему такие вещи, но не слишком серьезно. Больше похоже на то, что она повторяла ему дерьмо, которое он должен был уже знать. Лючия не была глупой. Она знала, что отец думает, будто защищает ее, но в этом не было необходимости. И он был совершенно неправ насчет Ренцо, но он просто не хотел понять или узнать о человеке, которого она любила. Люциан застрял в своих чувствах, потому что боялся, что то, что случилось с ее старшей сестрой, Лилианой, может случиться и с ней. Потому что Ренцо был неизвестным. Он не принадлежал к их типу людей. Ренцо — это он, и его жизнь не должна быть такой, как у них, чтобы Лючия любила его и желала быть с ним. Ему не нужно быть похожим на них, чтобы она знала, что он настолько хорош, насколько мог, и она хотела его таким, каким он был.