— Обокрали вас, милочка? — Спросил он, нащупывая рукой старенькое клетчатое полотенце, лежавшее под лавкой. — Вы помогите ей, Клавдия Петровна, — похоже, он уже перевел меня в разряд официальных лиц. — Она прекрасно говорит по-русски, — сообщила я. Милиционер вытер ноги и устремил недоверчивый взгляд на шведскую подданную, которая приступила к подаче заявления: — Обокрали, — сказала она коротко. Милиционер полез рукой под фуражку и сосредоточенно поскреб макушку. — Но не совсем меня. Украли ценные находки с нашего раскопа. Шестопалов посмотрел на меня огорченно. Потом спросил на всякий случай: — А она… того, правильно излагает, ничего не путает? Я кивнула, заметив, как в ответ на это недоверие к ее знанию языка в кротких голубых глазах Мешены сверкнула настоящая молния. Милиционер озадаченно вздохнул, нашел свой портфель и, выудив оттуда листочек и ручку, подвинулся к стоявшему рядом на одной, но весьма толстой и прочной ноге столику и приобрел наконец строгий вид служителя Правосудия. — Попрошу вас излагать все по порядку, госпожа м-м-м… Карлссон. — Он прокашлялся. — Только помните, что сообщать нужно только достоверные сведения, правду то есть. Дача ложных показаний влечет уголовную ответственность. В соответствии с российским законодательством. — Он внимательно посмотрел на Малену, словно предупреждая ее воздержаться, пока не поздно. — А то таскай вас потом по судам, по адвокатам… Стоп! — Он оживился еще больше. — А кто ваш адвокат, без него ничего делать с иностранкой не буду! — Я заподозрила, что на плите у него стоит какая-нибудь аппетитная картошечка, к которой он еще надеется прорваться до конца перерыва. Повисла пауза. Черт, и чего он такой принципиальный? Боится, видимо, связываться потом со шведскими коллегами. Тишину нарушила Лиза: — Я могу исполнить обязанности адвоката. Я заканчиваю юридический факультет, образование, в принципе, уже позволяет. На правах стажера, — соврала она весьма уверенно. Хотя до окончания юрфака ей оставалось еще два года. Малена, с ходу подхватив это бесстыжее вранье, радостно закивала, сообщив, что возлагает на Лизку защиту своих интересов до приезда основного адвоката. Шестопалову пришлось сдаться. — И вы считаете, здесь тянет на кражу? — Недоверчиво спросил он, перечитывая заявление, только что подписанное фрекен Карлссон. — Нет, — сказала я и злорадно покосилась на изменившиеся лица Малены и Лизы. — На хищение предметов, имеющих особую ценность. Статья сто шестьдесят четвертая УК РФ. Организованной группой по предварительному сговору. — Постойте, постойте, — прервал меня милиционер. — А как же я признаю, что эти штуки ваши имеют особую ценность, если они даже не зарегистрированы в книге учета, как вы говорите? Может, это все-таки ошибка? — Спросил он с надеждой. — Может, конечно, статься, что и ошибка, — согласилась я. — Но ведь может выйти и наоборот. — Ну, вы гадать будете на кофейной гуще, а я тут дела на пустом месте возбуждай! — Начал сердиться страж порядка. — Да вы представляете себе хотя бы, сколько у меня работы без ваших тут кладов! Однако видя непреклонность на наших лицах, участковый ср вздохом вернулся к листочку бумаги, теребя в руках ручку и бубня себе под нос: — Черт с ним, приму заявление, потом напишу, мол, провел проверку, состава не обнаружил… А то еще к начальству пойдут в Питере, скажут, Шестопалов иностранной гражданке отказал… — Он выбирал на листочке стартовую позицию. Я поправила: — Иностранной подданной. Швеция — это королевство. Там нет граждан. — Чего, все не граждане, что ли? — Не понял милиционер. — Как же они там живут в таком случае? Ладно, девчонки, записываю, говорите, — снова вздохнул он. — А вы хотя бы видели тут посторонних того… копателей? — Нет, — честно ответила Малена. — Только разве что рыжего пса местного, — хихикнула Лизка, вспомнив о наших недавних ночных похождениях. — Ну, уж против собаки я не стану дело возбуждать! — Заупрямился Шестопалов, отбрасывая ручку. — Все бы вам хихоньки да хаханьки! — А вы возбуждайте не в отношении, а по факту. Или по признакам преступления, — проявила я знание юридической лексики (в который уже раз пришлись кстати рефераты, к копированию которых Макс в годы учебы на юрфаке беззастенчиво приобщал меня, тогда еще наивную ученицу седьмого класса). — И потом, пока можно только принять заявление и начать проверку. — Да уж вы меня не учите, как с населением работать, — проворчал он добродушно и покосился в мою сторону с некоторым уважением. Нацарапав на листочке какие-то служебные пометки, он поднял на нас глаза: — И что нам теперь делать? Вы что вообще об этом думаете? — Мы считаем, что кто-то из людей, работающих в экспедиции, связан с преступным миром, — поделилась я оперативными разработками. — И что преступники изобрели весьма хитроумный план по хищению находок, которые потом переправляют в Петербург и там продают частным коллекционерам при посредничестве «черных» торговцев антиквариатом. Доказательством последнего факта могут служить данные, полученные нами из Питера. — Я сделала знак Лизке, та сбегала в машину, принесла ноутбук и начала подключать его к Интернету. — Сейчас мы вам все покажем, — улыбнулась она милиционеру, одними губами произнося комплименты в адрес телефонной компании, уверявшей нас, что их связь покрывает, как в песенке — «соленый Тихий океан, и тундру, и тайгу». Шестопалов с интересом косился, ожидая результата. На конец торжествующая Лиза придвинула к нему компьютер, на экране которого замелькало уже знакомое нам слайд-шоу. — И что это, выставка в Эрмитаже? — Недоверчиво поинтересовался милиционер. Занятно, что у него появилась та же ассоциация, что и у меня! — Нет, это каталог продаж «черных торговцев». Санкт-Петербург, июнь текущего года, — пояснила я. — Нам прислали его из одного детективного агентства. — Ну, еще и ЧОПы задействованы, — недовольно пробурчал Шестопалов, не отрывая взгляда от картинок. — И чего, это все отсюда? — Он кивнул головой в сторону крепости. — Наверное, не все, — выразила я надежду на лучшее. — Но кое-что точно отсюда. Малена показала милиционеру кадр в своем телефоне: — Видите, я сфотографировала это в крепости, три недели назад. В ту же ночь эта фибула пропала. А теперь ее предлагают к продаже в Петербурге, и хорошо, если еще не купили! Шестопалов почесал в затылке: видимо, перспектива расследования его нисколько не привлекала. Еще раз осторожно нажав на кнопку старта, он снова просмотрел картинки, и деловито осведомился: — И много вы опознали на этих снимках, госпожа Карлссон? — От восьми до двенадцати предметов, — ответила Малена. — Просто мне трудно сказать на сто процентов, ракурсы разные. Я датирую их десятым — тринадцатым веком. — Тогда точно особая ценность, — вздохнув, подытожил милиционер. — Но вот я пока, хоть вы меня режьте на части, девчонки, не могу дело возбудить! Ведь у меня на руках нет никаких доказательств, что эти штуки существовали, вы меня поймите правильно, госпожа Карлссон, — он умоляюще посмотрел на Малену, — документально они нигде не были подтверждены, преступники, если вы все правильно думаете, и впрямь не дураки! Лицо Малены сделалось печальным, голубые глаза подернулись слезами; Шестопалову стало ее жалко: — Да вы не расстраивайтесь, гражданочка… То есть не гражданочка… Но все равно. Дело я пока не могу возбудить, это правда. Но могу начать проверку и в рамках, так сказать, оперативно-розыскных мероприятий опросить, скажем, руководителей экспедиции, при условии строжайшей конфиденциальности. Может, прояснится чего. — Он засуетился, сбегал в дом, принес кувшин молока, три кружки и хлеба. — Да я же теперь и сам заинтересован в этом расследовании! Еще немного поговорив с милиционером о версиях, мы условились действовать сообща и немедленно ставить друг друга в известность о каждом новом факте. Провожая нас к выходу, Шестопалов вдруг остановился и хитро спросил: — А знаете, девчонки, что мне покоя не дает? Ведь вот ты, Лиза, дочка профессора, Клавдия его племянница. Почему же вы пошли ко мне, хотя ему могли бы, наверное, даже более откровенно все рассказать? Надо полагать, он рассчитывал поймать нас на этой неясности и узнать, что в случае разговора с дядей Мишей наши фантазии стали бы видны на первых же минутах? Как бы не так! Я начала спокойно пояснять: — Все равно, в конце концов, пришлось бы обращаться к вам. Так лучше это сделать быстрее, не дожидаясь каких-то новых проявлений. Во всяком случае, все знакомые милиционеры всегда говорили мне: заподозрила что-то — не теряй времени, сигнализируй в милицию! Может, удастся чего предотвратить. Да и расследовать так легче, наверное? Он кивнул с уважением: еще бы, после такого пассажа о пользе своевременного содействия правоохранительным органам мною гордился бы даже мой придирчивый братец Макс, не то что добрый сельский участковый! Тут и Лизка вставила свое веское слово: — К тому же мой папа своеобразный человек. Он ни за что не поверит в плохое, связанное с кем-то из его знакомых. Даже если своими глазами увидит, бросится искать доказательства, что это ошибка. Он и в работе так же — скажите ему, что император Юстиниан ел рабов на завтрак, он попросит доказательств, но, в конце концов, поверит, ему до этого Юстиниана дела нет. Но попробуйте обвинить в том же какого-нибудь Кнута Великого, предводителя викингов! Не советую, потому что папа тут же бросится доказывать, что, мол, кто-кто, а уж Кнут был такой человек, что ничего подобного ни-ни! А все потому, что он еще студентом, на третьем курсе про него доклад делал, так что тот получается вроде как его близкий друг! Шестопалов хмыкнул, соотнося Лизкины рассказы с собственными наблюдениями и соглашаясь с ее выводами. Чтобы окончательно сломить его сопротивление, я напомнила: — А к тому же Малена уже обращалась, правда, не к дяде Мише, а к профессору Северову, но что это изменило? Ценностей даже следа не нашлось, а ее обвинили в некомпетентности! Так что по всему выходит, что обращение к вам было для нас единственным разумным выходом. — Или собственное расследование, — предложила альтернативу Лизка. Шестопалов замахал руками: — Вот только самодеятельности этой мне не надо! Это вы в Питер возвращайтесь, и там хоть альтернативное ГУВД открывайте. А здесь у меня диктатура закона, — гордо произнес он, открывая нам калитку. Участковый скрылся в доме, а Лизка, выразительным жестом пристегнув ремень, уже крутила руль, когда на дорожке вдруг показалась округлая светлая фигура, державшая в руке объемистую авоську с хлебом и парниковыми огурцами. Приглядевшись, мы узнали Машу, которая с большим интересом рассматривала нашу машину, словно прикидывая, что это дочке Михаила Владимировича делать у милицейского жилища. — Вот черт! — Выругалась Лизка. — Похоже, она за нами следила! — И что, по-твоему, получается, она преступница? — Хмыкнула я пренебрежительно. — Может, она просто вездесущая в этой местности? Лиза пожала плечами: — Все равно. Результата это не меняет. Надо срочно ей что-нибудь внушить, пока она не включила мыслительный аппарат на полную. — И, опустив стекло, Лизетта замахала Маше рукой, приглашая ее подойти к машине. Та не заставила просить себя дважды — надо отдать ей должное. — Привет! — Мерзко улыбнулась ей Лизка. — Ты в крепость? Могу подвезти. Правда, не всегда у меня выходит достойно справляться с машиной, вот, взяла и заглохла прямо у чьих-то ворот, того и гляди, хозяин выйдет и скажет все, что думает о моей манере вождения! Надеюсь, это все же бабуля какая-нибудь, которая не будет сильно ругаться… — Она притворно вздохнула. — На самом деле это дом местного участкового, — авторитетно поставила нас в известность Маша. — Ой! — Весьма артистично отреагировала Лизка. — Тогда надо делать ноги, то есть колеса! Садись быстрее, Маша! Толстушка довольно энергично втиснулась на заднее сиденье, водружая свой пышный торс, а за ним и объемистую авоську рядом с Маленой. — Ой, а что это у вас? — Поинтересовалась она, совершенно бестактно кивая на лежавший на коленях у шведки ноутбук в портфельчике. — На компьютер похоже! — Это палитра, — холодно соврала Малена, не моргнув глазом; научилась у Лизки, тоже мне! — Зачем палитра? — Откровенно удивилась Маша. — Краски смешивать, — тем же тоном ответствовала шведка, ничуть не заботясь о дружбе народов. — Я иногда рисую пейзажи акварелью. — И что вы намерены изобразить? — Маша поддалась настроению собеседницы, а я тихо благословляла находчивость Малены, так удачно направившей энергию неугомонной болтушки в безопасное для нас русло. Стоило мне так подумать, шведка строго обозначила будущий объект своего вдохновения: — Я намерена изобразить могилу Олега. — Это прозвучало зловеще, особенно если припомнить обстоятельства недавнего конфликта, в котором Олег (не князь, конечно) был, если верить им обеим, чуть ли не главным действующим лицом. Маша почувствовала неловкость и, не услышав ничего в свою защиту, обиженно затихла до самой крепости. Подъехав к воротам, Лизка весело скомандовала назад: — Приехали!