– Значит, ты сердишься, – говорит он и, похоже, считает это забавным, а не пугающим. И это злит меня куда больше. У него всегда был этот вот-он-я-какой взгляд? Или победа над Тайтулпаном вскружила ему голову? – Что ты о себе возомнил? – кричу я ему. – Ты осмелился прийти в эту страну, в мою страну, и шантажировать нашего короля? Только худшие люди угнетают более слабых и отбирают то, что им не принадлежит! Как можно так поступать? Я ненавижу это! Ненавижу находиться в беспомощном состоянии и позволять навязывать себе что-то лишь потому, что у меня нет другого выбора! Потому что кто-то приходит и говорит: «Я сильнее тебя! Я беру то, что хочу, потому что могу!» Я презираю таких людей! Я презираю тебя! Кажется, его это не особо напрягает. Он пытается подавить улыбку, но ему это не удается. – Если ты думаешь, что это смешно, – угрожающе заявляю я, – тебе уже ничем не поможешь! – Извини, – отвечает он, – я просто вспомнил наш последний разговор. Ты говорила, что презираешь множество людей. А я ответил, что ты любишь тех людей, которых презираешь. И ты не отрицала этого. Да уж. Я и сейчас не могу это отрицать, но точно не собираюсь говорить об этом ему. Все, что сказала Випу зимой у садовых ворот, по-прежнему актуально: я хочу прикоснуться к этому презренному монстру-волшебнику, который стоит передо мной. Хочу в его объятья, куда меня непреодолимо тянет. Но у меня есть гордость и честь. Я не поддамся этому позорному порыву. Проблема в том, что он, похоже, ощущает то же влечение, но не собирается сдерживаться, предпочитая поддаться своим чувствам. Он подходит ко мне, обхватывает мою голову обеими руками, словно дыню на рыночном прилавке, которую можно взять так, как хочется, и приближает свое лицо к моему. – Я сильнее тебя! – говорит он. – Гораздо сильнее! Но я люблю тебя – и твою страну люблю тоже. Ты совершенно не понимаешь, но я хочу возвести защиту между вами и своим отцом, намереваясь получить для Амберлинга самое лучшее! Моему отцу не нужно вести переговоры. Он может появиться здесь с небольшой частью своих войск и диктовать вашему королю условия. Тем самым образом, который ты так ненавидишь. И поверь, если бы меня здесь не было, он бы поступил именно так, полагая, что так будет лучше для всего мира. Но здесь я, и я готов выслушать, что скажут мне твой король и Вип. Не кричи на меня за то, что я отвоевал для вас у отца максимально возможную свободу действий. Он готов в будущем возложить ответственность за Амберлинг на меня, в случае, если аннексия – я признаю, она случится – пройдет гладко и быстро. – И что, теперь я должна поцеловать тебя за то, что ты чуть менее омерзителен, нежели твой отец? Потому что ты оставляешь нам максимальную свободу? – На самом деле мне все равно, почему и за что ты меня поцелуешь, но можешь начинать! Он так обольстителен со мной, что я действительно испытываю искушение сделать это. Но невозможно! Только не так! – Как насчет того, чтобы просто оставить нас в покое и вести себя как подобает? – Вернуть вам независимость не в моих силах. Финал, конец, капут. – Но ты и не страдаешь, отбирая ее у нас! – Верно. Я была так близка к тому, чтобы на несколько секунд отбросить все условности и ограничения и кинуться ему на шею, но теперь мои гнев и гордость возвращаются с новой силой. Я беру его руки, все еще держащие мою голову, и отбрасываю их от себя – мне удается, потому что он позволяет. Думаю, если бы он попытался противостоять мне, у меня бы не было шансов на успех. И кто знает, на что способны эти безрассудные узурпаторы, которым наплевать на чужие границы… – Смотри, сумасбродный императорский сын: если ты продолжишь так себя вести, я выйду замуж за Випа, потому что нахожу его гораздо более симпатичным! Потому что он никогда не бывает таким надменным и снисходительным, как ты, и потому, что он мудр и обладает состраданием, и мне нравится его слушать. Он терпелив и может посмеяться над собой, а в ситуации, когда у него отнимают страну, традиции и достоинство, не теряет мужества и храбрости! К моему глубокому удивлению Испе́р начинает хохотать: – Бедный Вип, я сейчас заплачу от трагичности его положения! – А разве оно не трагично? – Нет, конечно, нет, моя дорогая! С ним все в порядке, он ничего не теряет. Что, если вашей стране придется бороться за независимость следующие десять или сто лет? Король и этот твой Вип просто абстрагируются, в то время как страна и народ будут медленно, но верно подвергаться разорению. Вы не можете позволить себе быть независимыми – это печальная правда. Конечно, у Випа и его отца всегда будут золотые ложки и вилки, и шеф-повар, который приготовит им карамелизованные стручки гороха, не волнуйся. Неважно, сохранят они свое королевство или потеряют, – они навсегда останутся монархами в этом королевстве, захватит его император или нет. Но тебе – именно тебе – лучше всего известно, каково в этой стране быть бедным и ничего не иметь. И при всем уважении, уж извини, если я слегка наступлю на твой шлейф гордости, в вашей стране слишком много бедных пьяниц! Тебе известно, сколько людей умирают в вашей стране от болезней? А сколько голодающих? Сколько человек вынуждены в нечеловеческих условиях выходить в море и как мало из них возвращается обратно живыми, целыми и невредимыми? – Конечно, мне это известно. А все потому, что мы вынуждены откупаться. От твоего отца! – Что за ерунда! Мой отец богат, Империя процветает, нам не нужны ваши деньги. Но мы вам нужны! Вам нужна эта сила на заднем плане, которую вы так осуждаете. Сила, которая вмешивается, когда дела идут плохо. Вам нужен император, чтобы отправлять девочек вроде тебя в школу, когда они теряют отца в возрасте двенадцати лет. Император, который следит за тем, чтобы таких детей, как ты, не эксплуатировали взрослые, в особенности их родственники. Вам нужен тот, кто из года в год вкладывает несусветные средства в медицинское обслуживание своих подданных и помогает беднейшим из бедных. Кто передаст вам часть своей силы; император, который верит в то, что страна преуспевает тогда, когда преуспевают живущие в ней люди. Знаешь, почему мы отвоевали провинции, завоеванные Тайтулпаном? Потому что они хотели принадлежать нам. А вовсе не Тайтулпану! – Еще будучи маленьким ребенком, я слышала, что мы должны платить Кинипетской Империи огромные суммы, чтобы оставаться свободными! – Ага. Вы ежегодно переправляете через границу тысячи ящиков с золотом, потому что где-то есть договор, в котором говорится: «Если вы не дадите нам золото, мы заберем вас!» Я хмурюсь: – А разве это не так? – Полная чушь! Конечно, из Амберлинга в Империю текут очень большие деньги. Но и вы получаете кое-что взамен. Все, чего у вас нет, вы покупаете у нас. А нужно вам многое, потому что ваша страна маленькая и вы не можете производить все самостоятельно или неделями везти из другого независимого королевства. Твой линдворм – лучший тому пример. У вас нет места, чтобы разбирать такие случаи. Либо убиваете тех существ, которые считаются проблемными, либо передаете их нашим учреждениям и законам. Вы сами выбрали второй вариант, и это разумно. Итак, дракон переправился через границу и поселился у нас. Конечно, услуга Кинипетской Империи требует определенной платы. Кстати, вы отправляете к нам и своих преступников, они сидят в наших тюрьмах – вы платите за это деньги. А когда мы будем одной империей, это не будет стоить ни гроша. Вы получаете выгоду от нашей силы, мы расширяем страну, защищаем границы и стабилизируем мощь. Так что выигрывают все. Я вызывающе смотрю на него. Не все так просто. Я уверена, что нет! – Все, чего это будет вам стоить – чего это действительно будет стоить в конце концов и по итогу, – того, что над замковой горой будет развеваться уже не желто-голубой флаг Амберлинга, а зеленая ветка на фоне полотнища ежевичного цвета – флаг Кинипетской Империи. Неужели это так плохо? – Это моя страна, и на замковой горе должен развеваться наш флаг! – Это лишь другие цвета и другой рисунок. – А вот и нет! Речь идет о достоинстве, традициях и свободе! – Вы станете более состоятельными, чем прежде. И, если спросишь, я скажу, что отсутствие недостатка в деньгах – вот что делает людей свободными. – Флаг должен остаться желто-голубым! – Но этого не будет. – Если он станет ежевично-зеленым, тебе придется обойтись без меня! – Желто-голубой, желто-голубой. Ты вообще себя слышишь? Ты как некий восьмилетний принц, которому не нравится цвет его торта! – Вряд ли ты можешь это сравнивать. – Могу, еще как! В обоих случаях речь идет о неповиновении и разуме. Ты ожидала от принца разумного поведения, хотя ему было всего восемь лет. А сама – в семнадцать – готова приставить оружие к моей груди, если я не выполню твоих вымогательских требований? С каких это пор упрямство стало героическим и уместным? – Как ты вообще со мной разговариваешь? – Открыто и честно – именно так, как это нужно делать со своей будущей женой. По крайней мере, так принято в недоброй и ужасной Кинипетской Империи. Может быть, в Амберлинге вам нравится лгать друг другу и при этом чувствовать себя намного свободнее! У меня вдруг перехватывает дыхание – по разным причинам. Во-первых, потому что он такой невероятно наглый! Во-вторых, у меня заканчиваются аргументы, хотя я совершенно уверена, что моя точка зрения не настолько глупая и вызывающая, как он пытается показать. А в-третьих, он только что назвал меня своей будущей женой. И лучше я остановлюсь на третьем пункте, потому что появляется много мыслей в голове на эту тему! – Так я твоя будущая жена, да? – С ударением на слово будущая, – отвечает он. – Я не собираюсь жениться на тебе завтра, но с удовольствием включу тебя в свои планы сейчас. Я занимаюсь этим с прошлого лета и признаю, что это помогло мне пережить тяжелые часы. Я знаю, что бедняге Випу пришлось гораздо хуже, чем мне. Вероятно, в эту суровую зиму он то и дело страдал от насморка, а иногда у королевского повара даже кончался паштет из оленины, потому что из-за сильного снегопада охотники не могли доставить мясо во дворец. Зато война была сплошным наслаждением. Никакой скуки, которая подстерегает тебя в мирное время, когда тебе приходится бороться с голодом, опасностями, напряжением и ежедневной неуверенностью в том, выживешь ли ты на следующий день. Так что, если хочешь выйти за него замуж, потому что он заслуживает твоего сострадания, сделай это, не стесняйся. Я не буду тебе запрещать! – Хотя ты, конечно, достаточно силен, чтобы добиться запрета! – Я бы продумал путь и способы… – А как насчет твоей любимой, ответственной, великой, героической кинипетской императорской семьи? Твой отец случайно не против, чтобы ты женился на иноземной девушке, которая не умеет колдовать? – Ну, что касается иноземной, так это скоро перестанет быть актуальным. – Но магического дара у меня не появится. – Да, это действительно проблема. Я приложил много усилий, чтобы убедить отца в нашей связи, или, по крайней мере, добился, чтобы он не запрещал мне такой союз полностью и окончательно. Ты не можешь судить об этом, потому что не знаешь его, но, скажу я тебе, эти аргументы потребовали от меня столько же боевого духа и тактического мастерства, что и вся война. – И все это, не спрашивая у невесты, хочет ли она? – Я подумал, что лучше спрошу невесту, когда она узнает условия. Я чувствую в животе что-то среднее между паникой, восторгом и желанием. Всего понемногу, но ощущаю себя при этом предателем. Сначала упрекать императорского сына в корыстолюбии, а потом его желать – да куда такое годится?! – Что за условия? – как можно холоднее спрашиваю я. – У тебя не будет прав на собственность моей семьи, ни у тебя, ни у твоих – наших – детей, если они появятся. Они будут исключены из наследственной преемственности. Кроме того, мой отец не желает тебя видеть, а это значит, что тебе придется держаться подальше от всех императорских резиденций, особенно от дворца в Толовисе. Он не признает тебя частью семьи, но не станет препятствовать браку – если я не смогу с этим справиться и прийти в себя. Обязательное требование состоит в том, чтобы ты подписала договор, в котором откажешься от всех прав и титулов, в том числе от имени своих потомков. – Ах, и верно, это еще одна мера, которая предпринимается только для моей пользы! – Поскольку у тебя, как у члена кинипетской династии, и в самом деле имелись бы некоторые неудобные обязанности, такой договор имеет свои преимущества. – А теперь я должна возрадоваться и повиснуть у тебя на шее? – Как я уже сказал, я не намерен жениться на тебе завтра. Мы ведь еще молоды. Просто подумай об этом. И вот мы стоим лицом к лицу в башенной комнатке, почти целиком погруженной в темноту ночи, если не считать призрачного света луны. Мне так хочется отбросить все, что стоит между нами, пусть даже на одну ночь. Хочется, чтобы мы снова целовались, как в саду во время бальной ночи, но на этот раз без лишних глаз и не торопясь. Нам не пришлось бы останавливаться, и мы могли бы продолжать до самого утра. – Я, кстати, не дочь торговца, – говорю я, чтобы сказать еще хоть что-то наперекор. – Настоящая Клэри умерла. Поэтому мой отец пошел в «Хвост Аллигатора», взял ребенка проститутки и вырастил его как свою дочь. Что ты на это скажешь? – Это и вся история о таинственном имени на надгробии? Я немного разочарован. – Меня не волнует, разочаровывает тебя история или нет. Я хочу знать, что ты думаешь о моей матери! Он оглядывает меня очень внимательно: его взгляд тщательно изучает меня от макушки до кончиков пальцев на ногах и обратно, словно дразня. Словно раздевая меня глазами! – Ну, я думаю, если она хоть немного похожа на тебя, то, разумеется, имела большой успех в своем ремесле. Я не могу не улыбнуться. – Ты не презираешь нас? А как же твой отец? – Тут я хотел бы попросить тебя держать эту информацию при себе. Моего отца это совсем не обрадует и к тому же может привести к осложнениям. Мы с братом всегда придерживались этого правила: не говорим ему то, что может только без надобности его расстроить. С настолько влиятельным человеком от этого не выиграет никто.