– Означает ли это, – изумленно спрашиваю я, – что Амберлинг шпионит за другими королевствами во благо императора? – Нет, – отвечает Вип. – Мы просто умело обращаемся с информацией, как в отношении императора, так и в отношении других независимых стран. Что-то рассказываем, что-то скрываем. Управление нашей страной – это нечто вроде балансирования на канате. Мой отец старается угодить всем: независимым королевствам, императору, своему народу. Цена за это высока. Без наших обязательств мы были бы процветающей страной, но в нынешней ситуации нужда огромна. В мире есть места, где холодная зима всего лишь холодная. В нашей стране холодная зима – это жестокая и смертельная опасность, а у короля нет средств защитить от нее свой народ. – Хорошо, что у нас есть доли в руднике в Фишлаппе, – говорит Каникла. – Иначе нам тоже пришлось бы голодать. – Что за рудник? – задает вопрос Вип. – Что там добывают? – Волшебный магнезит, – отвечает Этци. – Но с каждым годом выработка снижается. И они даже не прилагают никаких усилий, чтобы это изменить! – Возможно, месторождения исчерпаны или приходится копать слишком глубоко, чтобы найти что-то еще, – говорит Вип. – Рано или поздно рудник прикроют. – Что? – выдыхает Каникла. – На что нам тогда жить? – Это произойдет не сегодня и не завтра, – быстро обещает Вип, потому что Каникла начинает дрожать от ужаса, а Этци страшно бледнеет. – Только через несколько лет. До этого они извлекут оттуда все, что смогут. Так всегда и бывает. Я замечаю, с каким напряженным выражением лица принц говорит это, словно относится к данному процессу крайне неодобрительно. – Что в этом такого плохого? – спрашиваю я. – Мне не хочется вас огорчать. Вы ничего не можете поделать и не в ваших силах что-либо изменить. – Да что изменить-то? – не терпится мне знать. – Дело в том, – нерешительно начинает он, – что на этих рудниках в Фишлаппе творятся нехорошие вещи. Там заставляют работать детей, и большинство из них уже никогда не повзрослеют. Деньги, которые вы получаете от рудника, дорого достаются с человеческой точки зрения. Можно сетовать на подавляющую мощь императора, на то, как он подчиняет мир своей власти, но во всей Кинипетской Империи нет ни одного рудника, где работал бы ребенок. Ничего подобного там не произошло бы. Странно. Я никогда не задумывалась, откуда берутся наши деньги. Рудник с магическим магнезитом всегда казался прекрасным местом, где добывают сверкающие, волшебные сокровища. Я наивно полагала, что благодаря сноровке отца мы немного зарабатываем на этих сокровищах. И никогда не представляла себе рудник как место, где должны работать и терять свое здоровье дети. Существуют истины, которые слишком уродливы, чтобы в них можно было найти хоть что-то хорошее. И тем не менее их необходимо осознать, иначе ничего не изменится. Я провожаю Випа до двери по узкой тропинке, которую расчистила, чтобы в случае необходимости можно было добраться до дороги. Вип уже миновал ворота, и мы уже попрощались, когда он вдруг снова поворачивается ко мне: – Ты хоть помнишь, как он выглядит? Я настолько поражена этим вопросом, что отвечаю слишком честно: – Иногда очень смутно, – говорю я. – Но я помню, каково это – чувствовать его совсем рядом. Если бы это было только в голове, я бы подумала, что просто все выдумала. Не утверждаю, что хорошо его знаю. Недостаточно хорошо, чтобы страдать по нему всю оставшуюся жизнь. Но когда мы касались друг друга, что-то происходило. И оно все еще живет во мне. Я хочу снова это почувствовать. Непременно! Жажду этого каждый день. – Я не ждал такого откровенного ответа. – Извини. – Спасибо тебе за честность. – Спасибо, что навестил нас. Мы очень рады. Зима проходит без новых вестей о войне. Снег сходит, свет и тепло возвращаются. У нас это всегда происходит быстро. С каждым днем становится все теплее, в саду тянутся к свету первые цветы, а у берега реки тают последние льдинки. Я узнаю об этом не от Випа, а в городе, пока бегаю по своим делам: война на границе с Тайтулпаном окончена. Император отвоевал все четыре утерянные провинции, а его сыновья с победой вернулись в Толовис. Чуть не роняю свои сумки, когда весть достигает моих ушей. Сердце пускается в бешеный галоп. Теперь он придет! Придет, как и обещал! Я жду его утром, днем, вечером и ночью. Высматриваю его везде, кто знает, может, он давным-давно тут, спрятанный под маскировочными заклинаниями? Я даже собираю в Запретном Лесу сумрачные сморчки: в лесу они уже пошли, и никто не беспокоит меня там – ни драгофант, ни вампиры, ни императорский сын. На вишневых деревьях появляются первые цветы, но Испе́р так и не приходит ко мне. Зато до нас доходит слух, что император напал на независимое королевство, страну Примгарт-Зальцштейн на северо-западе и почти мгновенно включил ее в состав своей Империи. Новости еще свежи, когда я встречаюсь с Випом на церемонии спуска корабля на воду, куда принц меня пригласил. – Это только начало, – говорит он мне. – Император беспощаден! Примгарт-Зальцштейн такая же страна, как наша. Он не остановится, и скоро настанет наша очередь. Вот почему ты ничего не слышишь о своем милашке Испе́ре. И я не слышу. Он или его брат придут с солдатами. Они больше не считают нужным с нами разговаривать. Я вижу его гнев и разделяю его. Как все могло зайти так далеко? Почему мы должны платить за то, что начал Тайтулпан? Ответ мне известен: император любой ценой хочет сохранить свою власть. Маленькие империи поглощены, большие запуганы. С императором шутки плохи! Он позаботится о том, чтобы ему больше никто не бросил вызов. Когда все фруктовые деревья в полном цвету, я гуляю с Помпи по королевскому дворцовому саду. Я получила от Випа разрешение показать ей сад, и мы вместе с подругой обнаруживаем в нем места, о которых даже я не знала. Например, небольшой искусственный грот, в котором плавают светящиеся черепахи. Или черную иву, под листьями которой царит такая темнота, что видно, как в ней танцуют огненные шмели. Сегодня тепло, так что в конце прогулки мы садимся на поляне на южном склоне. Отсюда смотрим вниз, на залив. С высоты птичьего полета корабли выглядят совсем иначе, нежели в порту. – Смотри, вон там! – вдруг восклицает Помпи, указывая на небо над нашими головами. Мое сердце чуть не выпрыгивает из груди: в небе носится линдворм! Этого дракона я узнала бы в любое время и в любом месте, и даже с гораздо большего расстояния. Это, несомненно, Львиное Сердце, его золотисто-коричневый окрас, его грива, его манера летать. Как мне это знакомо! Львиное Сердце, похоже, обыскивает местность и, обнаружив то, что ищет, летит прямо на меня. Помпи вскакивает и испуганно отбегает в сторону, опасаясь, что дракон не сможет вовремя справиться с весом собственного тела и со всей силы наскочит на нас (что имело бы роковые последствия), но летать Львиное Сердце за время своего плена не разучился. Незадолго до того как оказаться на земле, он сворачивает, делает элегантный оборот вокруг своей оси и наконец приземляется на траву передо мной сразу на все шесть своих лап. Нет слов, чтобы выразить радость нашего воссоединения. Я обхватываю дракона за шею и прячу голову в его гриву. Львиное Сердце нетерпеливо извивается и хлопает крыльями, но все же поддается моим безумно долгим и преданным объятиям. В конце концов он стряхивает меня и мягко подталкивает, что для меня слишком сильно, и я едва удерживаю равновесие. Он хочет летать вместе со мной. На мне зеленое платье, которое вряд ли подходит для полетов верхом на линдворме, а Львиное Сердце не оседлано и не взнуздано. Мне придется подняться в замок к принцу и попросить его одолжить мне одежду для верховой езды и седло. И мне хочется узнать, как ему удалось вернуть мне дракона. Он ни единожды пробовал это сделать, но безрезультатно. Власти Кинипетской Империи жестоки и высокомерны, когда от них чего-то хотят, объяснил он мне. Раньше, до начала войны, все было иначе. Помпи прощается, а мы с Львиным Сердцем отправляемся на поиски Випа. Когда я нахожу его во внутреннем дворе замка, то пугаюсь. Слова благодарности остаются невысказанными. Сейчас, когда я вижу Випа таким подавленным и опустошенным, они были бы просто неуместны. Принц сидит на ступенях и смотрит на каменную конную статую, украшающую центр двора. Легенда гласит, что всадник, о котором известно только его имя – Джохарт, и кто мог двигать камни силой своей мысли, основал нашу страну. Теперь – я вижу это по лицу Випа – история нашего королевства подошла к концу. – Что случилось? – спрашиваю я. – Император напал на нас? И откуда вдруг взялся Львиное Сердце? Вип переводит взгляд со статуи всадника на меня. – Его доставил твой добрый друг Испе́р. Передавал тебе сердечный привет. – Привет? – ошеломленно восклицаю я. – А где он сам? – Отправился дальше. Но прежде попросил меня и моего отца о беседе. Или лучше сказать, принялся шантажировать нас от имени своего отца? Да, думаю, это ближе к истине. – Он сделал это? В самом деле? Мой мир рушится. Я опускаюсь на ступеньки рядом с Випом, и меня едва утешает то, что Львиное Сердце удивительно терпеливо лежит у моих ног, словно понимая, что меня что-то гнетет. – У нас был выбор, – говорит Вип. – Воевать или сдаться добровольно. Мы сдались, Клэри. Не было сомнений, что мы поступим именно так, если вдруг столкнемся с таким выбором. – Это значит… значит… – Значит, что наша страна станет провинцией Империи. Мы будем управлять сами, что бы это ни значило, но в конечном итоге каждый раз, принимая решение, должны будем придерживаться законов и правил Кинипетской Империи. Самостоятельные решения караются. Мы будем освобождены от налогов, и Империя поддержит нас в делах, которые мы не могли продвигать из-за отсутствия денег. Якобы. Еще неизвестно, какие из этих обещаний будут выполнены. Не могу в это поверить. Моя страна! Моя гордая, независимая страна! – А у нас еще будет… король? – Да, но с гораздо меньшим влиянием. Мой отец будет посредником между императором и своим народом. – И с каких пор мы перестанем быть независимым государством? – Соглашения находятся в разработке. Переговоры, касающиеся деталей, могут затянуться на месяц или два. Как только отец все подпишет, независимое королевство под названием Амберлинг уйдет в прошлое. – Как он может делать что-то подобное? – ошеломленно спрашиваю я. – Как он может нас предать? Как он может предать меня? – Он делает то, что говорит ему отец. И будучи самолюбивым, как и все представители Кинипетской династии, он считает, что делает нам одолжение. Ибо что может быть прекраснее, чем быть частью Империи? Мы молча сидим бок о бок во дворе, пока не настают сумерки. Я не прошу у Випа одежду для верховой езды и седло. Решаю вернуться домой пешком и отложить полет до завтрашнего утра. Львиное Сердце летит вперед. Когда я захожу домой, уже стемнело. Мой взгляд тут же устремляется к плоскому участку крыши между двумя самыми высокими фронтонами. Там, наверху, лежит мой линдворм, я вижу его черные очертания. Он спит. Эта крыша всегда была его любимым местом. Даже днем он часто лежал там, наблюдая за всем, что происходило вокруг дома. Я так счастлива, что он вернулся! И в то же время мне грустно. Как все, что касается Испе́ра и Амберлинга, могло зайти так далеко? Я поднимаюсь по ступеням в свою комнатку в башне. После смерти мачехи я могла бы вернуться в свою старую комнату, но она стала для меня чужой. Какой бы сырой и продуваемой сквозняками ни была моя башенная комната, она мне нравится. Я люблю вид из окна, люблю общество голубей и не имею ничего против летучих мышей и пауков. Зимой, в самые холодные дни, я спала внизу, в доме, но теперь, когда на улице потеплело, мне по нраву лежать в своей постели и смотреть через окно прямо на звезды. Войдя в комнату, я сразу ощущаю непривычный запах. Пахнет голубой куркумой и нотками летних трав. Я поднимаю лампу выше и вижу, что на кровати что-то есть. Моя накидка! Ту, что я потеряла прошлым летом в лесу, когда встретила Испе́ра! На ткани лежит мешочек, наполненный голубым порошком. Такое количество этой специи на рынке пряностей стоит монеты три-четыре. С лампой в руке я разворачиваюсь, освещая все углы комнаты. Сначала думаю, что его здесь нет, но интуиция подсказывает – я здесь не одна. Более того, чувствую присутствие, которое приводит меня в возбуждение, восторженное, яростное возбуждение. Да! У окна что-то мерцает. Я помню совет, который дала мне девушка, которая на самом деле была моей матерью: «Моргай, если что-то хочет от тебя ускользнуть, – говорила она. – Моргай, потому что глаза часто ошибаются. Когда глаза уже не будут смотреть так внимательно, а взгляд слегка затуманится, искать начнет сердце. Оно и найдет то, чего не могут разглядеть глаза». Именно так сейчас и поступаю – и тот, по кому я так долго скучала, становится видимым! 19 – Превосходно! – восклицает он, хлопая в ладоши. – Ты сделала это! Он сбрасывает маскировочное заклинание, и теперь я действительно вижу его: он выше меня, выше, чем Вип. Раньше я не принимала это во внимание. Веснушки покрывают его кожу, как и тогда, и я с облегчением отмечаю, что на его лице, несмотря на войну, не появилось никаких новых шрамов. Голубые глаза с темнотой внутри напряженно смотрят на меня. Вполне благожелательно, хоть и немного отстраненно. Мы давно не виделись. Очень-очень давно. О большей близости не может быть и речи. – Ты знаешь, что это хороший знак? – спрашивает он. – Если кто-то может обнаружить кого-то под заклинанием маскировки – особенно если этот кто-то совершенно не обладает магическим даром, – это означает, что замаскированный человек что-то значит для него. – Или что кто-то очень злится на замаскированного человека!