– Да? – почти впадая в панику, спрашиваю я. – Вот здесь! – Указывает он пальцем на свой нос. – Вам следует еще разок взглянуть на себя в зеркало. Мое лицо! О боже, что с ним? Должно быть, я выгляжу крайне напуганной, потому что он качает головой и успокаивающе произносит: – В остальном полный порядок. Если не сказать – идеально! С ободряющей улыбкой он пропускает меня в коридор, который, к счастью, с обеих сторон выложен зеркалами. Вот она! Черная точка на моем носу. Как у меня это выходит? Пепел преследует меня повсюду. Смотрю на себя в зеркало и не могу удержаться от смеха. Быстро смачиваю палец слюной, вытираю пепел и оцениваю результат. Мои щеки розоваты без румян, а губы красны без помады. Глаза сияют золотистой карамелью на бледном в остальном лице, брови темные, почти черные. Прическа не сложная – на это не было времени. Я просто заплела косу и воткнула в нее несколько белых цветов. Коса доходит мне до самой талии, где начинается многослойная юбка платья, которая выставляет мою фигуру в самом выгодном свете. Это красиво. Гораздо лучше, чем убранные вверх волосы! Я делаю еще один глубокий вдох и иду. При каждом втором шаге сквозь искусные разрезы на нижней юбке проглядывают очертания левой ноги, а из-под подола платья показывается ступня в хрустальной туфле. К каблукам я уже привыкла, и поэтому мое тело, поддерживаемое корсетным верхом с прозрачными рукавами, мягко прижимающимся к коже, естественными движениями стремительно движется вперед. Ноги окутаны многочисленными юбками красного, кремового и розового цветов. Я даже не знала, что одежда может быть такой нежной! Перед большой створчатой дверью, из которой в пустые коридоры доносится мелодия из скрипок, флейт и литавр, стоят, удивленно уставившись на меня, два пажа и четверо солдат. Да, знаю, я припозднилась. К моему великому удивлению, когда добираюсь до двери, они кланяются мне, словно я какое-нибудь Высочество или что-то в этом роде. Бог ты мой, если они делали то же самое перед каждой девушкой, у них, должно быть, кружится голова. – Спасибо, – говорю я. – Вы очень любезны. Они смеются. Наверно, моя реакция была неправильной. Ну, я пропустила большую часть урока по дворцовому этикету, и вот результат. Я киваю – может, так будет лучше – и прохожу в зал. По другую сторону двери мир словно преображается. Играет оркестр; зал, на который я смотрю с галереи, заполнен танцующими парами. Слуги лавируют вокруг и раздают напитки окружающим. В конце зала – возвышение с креслами, где восседает королевская семья. Их хорошо видно отовсюду. Они улыбаются, мило беседуют с избранными гостями, которых приглашают к себе на пьедестал. Они, несомненно, самые элегантные и благородные люди в этом зале. Принц танцует. Я узнаю его рыжие волосы, но если бы не постоянные взгляды других людей и пар танцующих, то и дело наталкивающихся на принца и его партнершу, я не заметила бы его так сразу. Продолжаю высматривать знакомые лица: Каниклы и Этци, Хелены и Помпи и, конечно же, моего камердинера. Но, к своему разочарованию, не могу найти никого из них. Даже свою мачеху. Посмотрев некоторое время на танцующих, направляюсь к лестнице, ведущей в бальный зал через промежуточный этаж. Первую лестницу я преодолеваю без проблем. Вторая особенно широкая и ведет прямо на танцпол. Пока я спускаюсь по ней, танец заканчивается, музыка прекращается, пары останавливаются и хлопают в ладоши. Я знаю, что так делают после каждого танца, чтобы вознаградить оркестр за его труд. Но поскольку в этот момент я – единственная, кто спускается по огромной белой мраморной лестнице, и все, аплодируя, поворачиваются в мою сторону, отчего-то создается впечатление, что они хлопают мне. Я, конечно, понимаю, что это не так, но чувствую себя ужасно. Надеюсь, я не споткнусь прямо сейчас. Надеюсь, что не свалюсь с этой длинной лестницы! Принц отвешивает своей последней партнерше по танцу поклон и оставляет ее стоять посреди зала, а сам пружинистым шагом приближается ко мне. Едва я преодолеваю последнюю ступеньку, как он уже стоит передо мной и галантно протягивает мне руку. – Могу я пригласить вас на танец? Моя фея была права. Он основательно поработал над собой! Стал довольно респектабельным молодым человеком, кто бы мог подумать. Прыщи исчезли, нос чуть заметен, нежели слишком велик, голос звучит приятно, улыбка кажется искренней. «Он слишком добродушен», – сказал мне его камердинер. Теперь, когда смотрю в глаза нашему наследному принцу, я, кажется, понимаю, что имелось в виду. Эти глаза смотрят на меня открыто и доверчиво, хотя принц меня совершенно не знает. Музыка начинается снова, и я танцую. Будто взлетаю. Внезапно все становится так легко, и мои ноги выполняют свою работу без особых усилий. Я плыву, кружусь, смеюсь, улыбаюсь принцу. – Как тебя зовут? – спрашивает он меня. – Клэри. – Я – Вип. – Знаю. – Не каждому дозволено называть меня Вип! – Хотя Вип намного красивее, чем Випольд. – Верно. Но люди, которым не позволено называть меня Вип, зовут меня Ваше Высочество. – Вот как. Значит, Випольд тебя никто не называет. – Нет, мама называет, когда сердится на меня. Я смеюсь, он тоже. Вот что я называю незамысловатым разговором. Думала, что буду более скованной, разговаривая с принцем. – Клэри, а дальше? – Фарнфли. – Никогда не слышал. – Мой отец был торговцем. Он поставлял во дворец голубую куркуму! – Так странно, что ты об этом говоришь. Я не ел голубую куркуму уже много лет, пока она не появилась вновь несколько недель назад. Наш главный повар печет с куркумой печенье, подкрашивает ею соусы и добавляет в глазурь. Он, кажется, одержим этой приправой, но она не всякому по вкусу. – Разве эта специя не слишком дорога, чтобы добавлять ее, куда заблагорассудится? – Мы получили ее в подарок. Ну а поскольку она дорогая и ценная, наш главный повар считает, что ему необходимо облагородить ею все блюда. Но последняя партия печенья с куркумой была забракована моей матерью, потому что выпечка оказалась попросту несъедобной. – Так-так, – говорю я. – Вот где собака зарыта. – В смысле? – весело спрашивает он. – О чем ты? – А, да так. – Ну говори уже! Я хочу знать! – Это печенье подали нам, девушкам из простого народа, когда мы приходили в замок на репетицию бала. – Будешь жаловаться на то, что мы предложили вам дорогое печенье? – Дело не в этом. Это было забракованное печенье. – И как оно тебе на вкус? – Не знаю. Я отвлеклась. Стихают последние такты музыки – танец закончился. Я делаю реверанс, он кланяется. – Благодарю за танец, – говорю я. – И тебе спасибо, – отвечает он. – Могу я пригласить тебя снова? Я удивленно смотрю на руку, которую он протягивает мне во второй раз. Видимо, принцу хочется продолжить начатый разговор. Я принимаю его приглашение, и когда музыка начинается, танцуем снова. Танцевать мне легко: я никогда не забывала шаги, которым меня научил отец. Мы много танцевали вместе, пока он не женился во второй раз. После этого ему, должно быть, показалось глупым танцевать с ребенком в присутствии своей новой жены. – Значит, ты девушка из простого народа! – возвращается Вип к моим словам. – В таком случае я очень удивлен тому, что твой отец продает голубую куркуму. – Он мертв. Пираты убили его, когда мне было двенадцать. – Ох, – потрясенно произносит принц, чуть не перестав танцевать от сочувствия. В последний момент он приходит в себя и делает чуть больший шаг, чтобы мы не сбились с такта. – Мне очень жаль. – И такое случается. – И с тех пор мы больше не получали голубую куркуму? – Именно так. – Чего только не узнаешь, когда устраиваешь бал. Я должен был сделать это гораздо раньше. – Меня уже приглашали в замок, – вырывается у меня, и в тот же миг жалею о произнесенных словах. Он спросит, и я расскажу. Ткну его носом в тот проступок, я себя знаю! Я не смогу заткнуться! – Когда? По какому случаю? – Это был твой восьмой день рождения. Ты плакал, потому что торт был не того цвета. – Я помню, – с извиняющейся улыбкой говорит он. – Боюсь, я не из тех людей, кто может мужественно и дисциплинированно переносить суровую правду жизни. Это никогда не было моей сильной стороной. Но теперь все стало намного лучше. Я больше не плачу, если цвет торта оказывается не таким, каким надо. – Приятно слышать. – Вместо этого я сажаю кондитера в темницу. Я в ужасе смотрю на принца, пока тот не начинает смеяться. – О, это же чушь, и, конечно, я этого не делаю! – разъясняет он мне. – Ты такая легковерная! Я обескуражена. Он совсем не обиделся на меня из-за торта! Всю жизнь я презирала его за эту историю, а теперь должна отметить, что он все же обладает достаточной уверенностью в себе и достоинством, чтобы реагировать на мои нападки без грубости и агрессии. Его дружелюбие и доброта ко мне почти смущают. Очевидно, как раз из-за этого смущения наш разговор прерывается. Мы оба не знаем, о чем говорить дальше. И самое неловкое в том, что, когда нам наконец что-то приходит в голову, мы снова начинаем говорить и делаем это в один голос. – Как там в Военной академии? – Кто сшил твое платье? Мы отвечаем на заданные вопросы, и снова – одновременно.