В ту ночь Софи снились кошмары. Тедрос целовался с гоблинами, Агата с крыльями купидона выползала из колодца, а демон Эстер загнал Софи в канализацию, и там из тёмной воды вылезло Чудовище и потянулось к ней кровавыми лапами, а Софи проскочила мимо и заперлась в комнате Страха. Но там уже ждал новый Палач. Её отец в маске волка. Софи резко села в постели. Соседки мирно спали. Она вздохнула, улеглась обратно на подушку… и снова вскочила. На её носу сидел таракан. Она уже собиралась закричать… – Это я, – прошипел таракан. Софи закрыла глаза. Проснуться, проснуться, проснуться. Когда она открыла глаза, таракан сидел на прежнем месте. – Какой у меня любимый маффин? – просипела она. – С черникой, на отрубях, без муки, – раздражённо ответил таракан. – Ещё тупые вопросы будут? Софи сняла насекомое с носа. У него были такие же выпуклые глаза и впалые щёки. – Как ты… – Могрификация. Мы уже две недели её изучаем. Встретимся в гостиной. – Агата-таракан сердито посмотрела на неё и побежала к двери. – Приноси учебники. 18. Таракан и лиса – Может быть, мой палец светится зелёным, или коричневым, или ещё каким-нибудь? – зевнула Софи и почесала ногу. В гостиной Коварства всё было сделано из мешковины – и пол, и мебель, и шторы, – словно строители специально хотели, чтобы все её посетители чесались. – Я не собираюсь творить заклинания, если цвет не сочетается с моей одеждой. – Просто сосредоточься на какой-нибудь эмоции! – крикнул таракан, сидевший на её плече. – Например, на гневе. Попробуй гнев. Софи закрыла глаза. – Светится? – Нет. О чём ты думаешь? – О здешней еде. – Тебе нужен настоящий гнев, тупица! Магию порождают настоящие чувства! Софи сморщилась от напряжения. – Ещё! Ничего не происходит! Лицо Софи потемнело, и её палец засветился ярко-розовым. – Вот, отлично! У тебя получается! – запрыгала по её плечу Агата. – О чём ты думаешь? – О том, какой у тебя отвратительный голос, – ответила Софи, открыв глаза. – Может быть, мне каждый раз стоит думать о тебе? На следующей неделе гостиная Коварства превратилась в тараканью ночную школу. Заклинание могрификации действовало всего три часа, так что Агата заставляла Софи светить пальцем всё сильнее, затянуть комнату туманом и залить пол водой, отличать плакучую иву от спящей и даже выучить несколько слов на языке великанов. Оценки Софи тут же улучшились, но к четвёртому учебному дню бессонные ночи окупились. – Моя кожа серая, – прохрипела Софи. – И ты всё ещё на шестьдесят восьмом месте, так что слушай внимательно! – строго сказал сидевший на её книге таракан с блестящим лебедем на животе. – Лесная Чума началась, когда Румпельштильцхен так сильно топнул ногой, что земля треснула… – Почему ты передумала? Почему решила мне помогать? – И из земли выползли миллионы ядовитых насекомых и заполонили Бескрайние леса, отравив множество никогдашников и всегдашников, – продолжила Агата, пропустив вопрос мимо ушей. – Пришлось даже на время закрыть школу, потому что насекомые были очень заразны… Софи снова плюхнулась на диван. – Откуда ты вообще знаешь всё это? – Пока ты прихорашиваешься перед зеркалами, я читаю «Чуму и яды»! Софи вздохнула. – Так, значит, они закрыли школу из-за насекомых. И дальше что? – Так вот куда ты бегаешь по ночам! Софи повернулась к Эстер, одетой в чёрную пижаму. Она стояла в дверях в сопровождении Анадиль и Дот. – Домашние задания, – зевнула Софи, показав им учебник. – Нужен свет. – С каких это пор тебя интересуют уроки? – спросила Эстер. Её волосы казались ещё более сальными, чем обычного. – Я-то думала, красота – это «работа на полную ставку», – передразнила её Анадиль. – Жизнь с вами – источник моего вдохновения, – улыбнулась Софи. – Сразу хочется стать лучшей злодейкой всех времён. Эстер смерила её долгим взглядом, потом, зарычав, отвернулась и вышла вместе с остальными. Софи выдохнула, сдув Агату с дивана. – Она что-то задумала, – услышали они ворчание Эстер. – Или всё-таки изменилась! – сказала Дот, топая вслед за остальными. – У неё на книге сидел таракан, а она даже не заметила! К шестой ночи занятий Софи вырвалась на пятьдесят пятое место. Но с каждым новым днём она всё больше напоминала зомби: кожа стала болезненно-бледной, глаза остекленели и припухли. Она уже не меняла ежедневно красивые одеяния и шляпы: вместо этого бегала по башне с грязными волосами и в мятом платье, оставляя за собой след из исписанных листочков. – Может быть, тебе стоит поспать немного? – тихо спросил у неё Тедрос на уроке по приготовлению насекомых, который вёл Юба. – Я слишком занята – пытаюсь не стать «худшей ученицей в школе», – ответила Софи, записывая за учителем. – Насекомых часто можно найти даже там, где нет межевых червей, – сказал Юба, показывая всем живого таракана. – Слушай, тебя никто не будет слушать, если у тебя рейтинг хуже, чем у Хорта, – шепнул Тедрос. – Когда я стану ученицей номер один, ты попросишь у меня прощения. – Если ты станешь ученицей номер один, я готов исполнить любое твоё желание, – фыркнул он. Софи повернулась к нему: – Ловлю на слове. – Если, конечно, будешь не слишком сонной, чтобы меня поймать. – Сначала удаляем несъедобные части, – сказал Юба и оторвал таракану голову. Агата вздрогнула и до конца урока пряталась за сосной. Но в ту ночь она чуть из хитина не выпрыгнула, когда Софи пересказала ей свой разговор с Тедросом. – Мальчики-всегдашники всегда исполняют обещания! – воскликнула она, подскакивая на кривых тараканьих ножках. – Так требует Рыцарственный кодекс принцев. Тебе нужно всего лишь выйти на первое место, и он пригласит тебя… Софи? Софи ответила храпом. На десятый день «тараканьей школы» Софи была лишь на сороковом месте, а круги под глазами стали такими чёрными, что она напоминала енота. Ещё через день она сползла обратно на шестьдесят пятое место, когда вздремнула во время опроса леди Лессо про сны о немезисах, уснула во время подготовки приспешников, спихнув Бизла с Колокольни, и потеряла голос на уроке особых талантов, получив очередной низкий балл. – Твой талант прогрессирует, – сказала профессор Шиба, обращаясь к Анадиль, крысы которой выросли уже на целых пять дюймов. А потом она повернулась к Софи: – Я-то думала, ты – наша самая многообещающая ведьма. К концу недели Софи снова стала худшей никогдашницей в школе.