– Ну, кроме меня, – сказала Софи. Они помолчали. – Ты когда-нибудь думала, куда ушёл твой отец? – спросила Софи. – Я же тебе говорила, он бросил маму, как только я родилась. – Но куда ему идти? Мы же со всех сторон окружены лесом! Вот так внезапно исчезнуть… – Софи развернулась. – Может быть, он нашёл дорогу в сказку! Или волшебный портал! Вдруг он ждёт тебя на той стороне? – А может быть, он вернулся к своей жене, притворился, что ничего обо мне не знает, и погиб через десять лет из-за несчастного случая на мельнице. Софи закусила губу и вернулась к своим огурцам. – Твоей мамы никогда не бывает дома, когда я прихожу. – Она сейчас ходит в город, – сказала Агата. – К нам домой приходит слишком мало пациентов. Наверное, место не очень удачное. – Да, наверное, – ответила Софи. Она отлично знала, что маме Агаты никто не доверит лечить даже сыпь от пелёнок, не то что настоящую болезнь. – Мне кажется, на кладбище люди чувствуют себя не то чтобы уютно. – У кладбищ есть свои достоинства, – сказала Агата. – Нет ни любопытных соседей, ни бродячих торговцев. Ни всяких подозрительных «подруг», которые приносят маски для лица и диетическое печенье и говорят, что ты пойдёшь в школу Зла в Магической Волшебной Стране. Она бросила в воду очередную спичку. Софи отложила огурец. – Значит, я подозрительная? – Кто просил тебя приходить? Мне было хорошо и одной. – Ты всегда меня впускаешь. – Потому что ты всегда кажешься такой одинокой, – сказала Агата. – Мне тебя жаль. – Жаль меня? – Глаза Софи блеснули. – Тебе повезло, что хоть кто-то приходит к тебе в гости, ведь все остальные не хотят. Тебе повезло, что кто-то вроде меня решил с тобой подружиться. Тебе повезло, что я такой хороший человек. – Я знала! – вспыхнула Агата. – Я – твой Хороший Поступок! Просто пешка в твоих дурацких фантазиях! Софи долго ничего не отвечала. – Может быть, я действительно решила подружиться с тобой, чтобы произвести впечатление на Директора школы, – наконец призналась она. – Но сейчас всё по-другому. – Потому что я тебя раскусила, – проворчала Агата. – Потому что ты мне нравишься. Агата повернулась к ней. – Никто меня здесь не понимает, – сказала Софи, смотря на свои руки. – А ты – понимаешь. Ты видишь, кто я такая. Вот почему я возвращаюсь к тебе. Ты уже не просто мой хороший поступок, Агата. – Софи подняла глаза и посмотрела на неё. – Ты моя подруга. Шея Агаты пошла красными пятнами. – Что не так? – нахмурилась Софи. Агата сжалась, словно пытаясь спрятаться в платье. – Ну, просто, м-м-м… Я… я, э-э-э… не очень привыкла к друзьям. Софи улыбнулась и взяла её за руку. – Ну, теперь мы будем дружить в нашей новой школе. Агата застонала и отдёрнула руку. – Давай предположим, что я всё же опущусь на твой интеллектуальный уровень и притворюсь, что верю во всё это. Почему в школу злодеев пойду я? Почему все выбрали меня Повелительницей Зла? – Никто не говорит, что ты злая, Агата, – вздохнула Софи. – Ты просто не такая, как все. Агата нахмурилась. – И чем же я не такая? – Ну, для начала, ты носишь только чёрное. – Потому что оно не пачкается. – Ты никогда не выходишь из дома. – Потому что там на меня не таращатся. – На конкурсе «Придумай сказку» твоя история закончилась тем, что Белоснежку съели стервятники, а Золушка утонула в бадье. – Я решила, что такая концовка будет лучше. – Ты подарила мне дохлую лягушку на день рождения! – Чтобы напомнить тебе, что мы все умираем и гниём под землёй, и нас там поедают черви, так что стоит наслаждаться днями рождения, пока мы ещё можем их отмечать. Я решила, что это глубокая мысль. – Агата, ты оделась невестой на Хэллоуин. – Свадьбы – страшная штука. Софи уставилась на неё. – Ладно. Допустим, я действительно не такая, как все, – блеснула глазами Агата. – Что из этого? – Ну, просто в сказках тот, кто отличается от остальных, обычно оказывается… ну… злым, – поколебавшись, ответила Софи. – То есть ты хочешь сказать, что из меня получится Великая Ведьма, – обиженно сказала Агата. – Я говорю, что как бы всё ни пошло, у тебя будет выбор, – мягко ответила Софи. – Мы обе сможем выбрать, как закончатся наши сказки. Агата какое-то время ничего не отвечала, потом коснулась руки Софи. – Почему ты так хочешь уйти отсюда? Настолько, что веришь в сказки, хотя сама знаешь, что это всё неправда? Софи посмотрела в большие, искренние глаза Агаты. Она впервые почувствовала укол сомнения. – Потому что я не могу здесь жить, – дрожащим голосом сказала Софи. – Я не могу жить обычной жизнью. – Забавно, – сказала Агата. – Именно поэтому ты мне нравишься. Софи улыбнулась. – Потому что ты тоже не можешь? – Потому что рядом с тобой я чувствую себя обычной, – сказала Агата. – А именно этого мне всегда и хотелось. В долине послышался высокий звон башенных часов; они пробили шесть или семь, сколько – девочки так и не поняли, потому что сбились со счёту. А когда эхо растворилось в шуме далёкой площади, и Софи, и Агата загадали желание: чтобы и на следующий день они остались вместе. Что бы это ни означало. 2. Искусство похищения К тому времени, как солнце зашло, детей уже заперли. Сквозь ставни они глядели на вооружённых факелами отцов, сестёр и бабушек, выстроившихся вдоль опушки тёмного леса; они словно говорили Директору школы: «Ну что, рискнёшь пройти через наше кольцо огня?» Но пока дрожащие дети затягивали до упора последние винты на окнах, Софи занималась прямо противоположным. Она хотела, чтобы похищение прошло с как можно меньшими хлопотами. Забаррикадировавшись в комнате, она разложила перед собой шпильки, щипцы и пилки для ногтей и приступила к работе. Похищения начались двести лет назад. В какие-то годы исчезали два мальчика, в какие-то – две девочки, иногда – мальчик и девочка. В возрастах тоже не было никакой системы: одному могло быть шестнадцать, другому – четырнадцать, или же исчезали двое двенадцатилетних. Но если поначалу похищения казались совершенно случайными, вскоре закономерность стала ясной. Один ребёнок всегда был красивым и добрым, из тех, о которых мечтали все родители. Другой же – неказистым и странным, изгоем с самого рождения. Две противоположности, которых похищали в юности и забирали неизвестно куда. Конечно же, жители Гавальдона сначала обвинили во всём медведей. В Гавальдоне никто и никогда не видел медведей, но это лишь укрепило взрослых в желании найти хотя бы одного. Через четыре года, когда исчезли ещё двое детей, все решили, что нужно быть более конкретными, и обвинили во всем чёрных медведей, таких чёрных, что по ночам их вообще не видно. Но каждые четыре года дети продолжали исчезать, так что в Гавальдоне стали винить норных медведей, потом медведей-призраков, потом переодетых медведей… пока не стало ясно, что медведи всё-таки ни при чём.