Дайна подумала, что никогда не видела ничего более красивого. Они с Аделардом и драконом устроились среди камней так, чтобы их не было видно с места дуэли, хотя принцесса понимала, что Южанин все равно почувствует их присутствие и можно не прятаться. Валентин спустился ниже по склону, где как раз был широкий уступ, словно специально созданный для дуэли, и поднял руки к вечернему синеющему небу. Вокруг него поплыли голубые искры. Их становилось все больше и больше, и вскоре над горами уже мела сверкающая метель, в центре которой искрились молнии, взлетая с ладоней Валентина. Глядя на это удивительное по красоте зрелище, Дайна невольно вспомнила, как один из родственников, в доме которого она встречала Рождество, подарил ей стеклянный шарик на подставке. Там, внутри, был домик с садом, и стоило качнуть шарик, как вокруг домика принималась кружиться метель. Дайна закусила губу. Страх, с которым она боролась с самого утра, снова поднимал голову. Аделард накрыл ее руку своей и негромко произнес: – Я с тобой. Мы победим мерзавца. – Гам, – так же негромко произнес дракон и толкнул принцессу лбом в плечо: дескать, я тоже здесь, не забывай об этом. «Приди, – услышала Дайна призрачные слова, зазвучавшие в ее голове. – Приди на мой зов. Я узнал тебя». Слова повторялись и повторялись, и на какой-то момент пугающе красивая синяя метель сгустилась так, что фигура Валентина почти исчезла. – Как думаешь, он придет? – спросила Дайна. Аделард кивнул. – Придет. Он именно этого и добивался. Постепенно метель стала униматься: искры поднялись над горами, озарив их таинственным сиянием, и вскоре Дайна увидела Валентина, который стоял, спокойно опустив руки, и смотрел, как по почти незаметной тропинке к нему поднимается человек. Всмотревшись в его лицо, Аделард выругался, негромко, но очень нецензурно, и принцесса вполне разделяла его гнев. Будешь тут ругаться, когда увидишь человека с украденным у тебя лицом. Дайну начало знобить. Вот тот, с кем она сидела рядом на занятиях, с кем смеялась и шутила в столовой, кому верила, как своему другу. Вспомнилась шутовская дуэль с Гровиром и то, как лже-Аделард потом заступился за него перед Базилем. Все они считали его другом, все ему верили, а он лишь играл с ними, преследуя собственные цели. Они были для него кем-то вроде насекомых под стеклом натуралиста. И Валентин вспомнил его. Почему-то это пугало Дайну сильнее всего. – Добрый вечер! – произнес Валентин, когда Южанин остановился, не доходя до него. – Может быть, снимешь эту дрянь? Так его отец, король Леон, говорил, когда видел сына в маске. Дайна не знала, откуда к ней пришло это понимание. Южанин усмехнулся. – Как пожелаешь, – ответил он, и Аделард снова выругался. Южанин провел ладонью по воздуху, и черты его лица дрогнули и поплыли, словно кто-то бросил камешек в озеро, и по воде пошли круги. Через несколько мгновений морок развеялся, и Южанин обрел то лицо, которое Дайна впервые увидела в гудящем пламени королевского огня. – Аранвенец, – произнес Валентин. – Аранвенская правящая династия. Бастард покойного князя Генриха, а мать – иностранка. Только так я могу объяснить твою магию. И то, почему ты заварил эту кашу. Губы Южанина дрогнули в тонкой улыбке, но в глазах не было ничего, кроме спокойной, рассудочной ненависти. – Все верно, – подтвердил он. Голос был глубоким, бархатным – приятный голос хорошего человека. Дайна обхватила себя руками за плечи, пытаясь унять озноб. – Моя мать шаннийка. Умерла при родах, и ее смерть сделала меня магом. Валентин помолчал, всматриваясь в Южанина. – Ты похож на Авриль, – сказал он, и в его голосе прозвучала такая боль потери, что Дайне захотелось закричать. – Как тебя зовут? – Данир, – ответил Южанин. – Знаешь, отец проклинал себя за то, что позволил ей уехать в Саалию. Но как же, добрые отношения с хорошим соседом… А твой отец застрелил ее, когда понял, что сможет просто захватить несчастный Аранвен, а не объединяться с ним через твой брак. Ему не нужно было независимое княжество. Так вот о чем говорил Александр, когда они собирали драконью чешую! Дайна невольно зажала рот ладонью. – Это был несчастный случай, – глухо произнес Валентин, и горе, смявшее его лицо, было глубоким и неутолимым. Он носил его в себе и надеялся, что смирился с ним и забыл о нем. А оно все это время тлело торфяным пожаром и теперь вышло на поверхность. – Леон не хотел убивать Авриль. Данир прикрыл глаза. Усмехнулся. Дайна с ужасом подумала, что его боль была не меньше. – Хотел, – устало откликнулся Данир. – Хотел и убил. Саалии выгоднее было получить не союзника, а собственность. Хорошую такую собственность с выходом к морю, железом и драконьими кладками на островах. И он застрелил мою сестру и этим убил моего отца. А я бастард и не мог ни взять его корону, ни поднять его меч. Валентин провел ладонями по лицу, будто слова Данира были липкой паутиной и он пытался стряхнуть ее и не мог. – И теперь ты мстишь саалийской династии, – глухо проговорил он. – Ты хочешь развязать войну, шаннийцы победят, и ты сядешь на трон единых королевств. Шанно, Саалия и Аранвен, может, еще и Застепье, если все удачно сложится… правильно? Вот почему он подружился с Гровиром – искал очередного могущественного союзника. Валентин вспомнил ту нелепую дуэль, которая так всех насмешила перед проявлением Мировой нити. Сейчас она казалась ему грамотной инсценировкой. Данир усмехнулся – так усмехается отец, когда его ребенок уверенно говорит какие-нибудь трогательные глупости. – Мне не нужен трон, – признался он. – И никогда не был нужен. Я лишь хочу, чтобы саалийская династия исчезла. Чтобы от вас не осталось ничего. Ни следов, ни памяти. Валентин нахмурился. – Бесплодие моей невестки – это не твоя ли работа? – спросил он. Данир улыбнулся той светлой обезоруживающей улыбкой, которая показалась Дайне дикой и неуместной. Чудовища не смеют улыбаться так. А Данир как раз и был чудовищем. Девушка сочувствовала той потере, что он перенес, она знала, как это – потерять семью и родных, утратить опору в жизни. Но она не оправдывала его. Он искал не справедливости, а мести. – Нет! – с усмешкой ответил он. – Судьба тут справилась лучше, чем я. Интересная вещь судьба, правда? Авриль думала, что ты ее любишь. Что спасешь. А ты взял и смылся. Не попытался искать правосудия, не призвал папашу к ответу – просто сбежал. Спрятался за маской, этаким трагическим героем. – Данир горько рассмеялся и добавил: – Чего стоила твоя любовь на самом деле? Дайна закусила костяшку указательного пальца, чтобы не закричать. Вот, значит, что случилось в прошлом Валентина. Леон Саалийский убил его любимую, и Валентин не смог ее спасти. А потом спасал Дайну – от дракона, от инквизиции, от всех. – Это был несчастный случай, – повторил Валентин. Сейчас он был раздавлен скорбью. Аделард почувствовал это и прошептал: – Ему надо держаться. Так он не выстоит. Губы Данира снова скривились в улыбке. – Твой папаша все предусмотрел. Его разведка сообщила о моей работе в Шанно, и он зашевелился. Тебе очень повезло с некроманткой… тоже воля судьбы! Хорошо, что ты смог затащить ее в постель и закрепить этим ее магию. Дайна! – Он обернулся к скалам, махнул рукой. – Я знаю, что вы там! Еще одна игрушка саалийской династии! Мне вас искренне жаль, хоть вы и не верите. Дайна хотела было подняться, но Аделард тотчас же обхватил ее за плечи и практически вдавил в землю. – Тихо! – прошипел он. – Не шевелись, он нарочно тебя провоцирует. Хочет, чтобы ты вышла, Валентин не станет сражаться, если ты будешь под ударом. В тот же миг Валентин ударил – там, где секунду назад стоял Данир, распахнулась пасть еще одной расщелины. Над горами раскатился смех, и в грудь Валентина врезался невидимый кулак: отбросил, протащил по камням. Дайна взвизгнула от ужаса: Валентин поднялся и, покачиваясь, выбросил вперед правую руку. Данира подняло в воздух, в темно-синее небо, и швырнуло на землю. Он удержался почти у самых камней, вывернулся из захвата чужого заклинания и скользнул в сторону, вспыхнув огненной звездой. Аделард дотронулся до лица и произнес: – Кажется, мне пора. Он легко запрыгнул на спину дракона, и Гам, развернув крылья, стал подниматься над горами. Полыхающий шар полетел к Валентину, ударил его и смял. Они покатились по земле, и Дайна вдруг почувствовала: Данир выпил все силы Валентина и не дает ему сопротивляться. Она закричала. В огне забилось синее пламя – Валентин выбрасывал последние крохи своих заклинаний. И в ту же минуту дракон завис над Валентином и Даниром и с торжествующим ревом исторг огонь. Дайна бежала к огненной буре, падала, поднималась и снова бежала. Крик бился в ее горле, и, кажется, душа вырывалась вместе с ним. Пламя ревело и грохотало, и, наконец остановившись и обливаясь слезами, Дайна подумала, что все кончено. В таком огне никто не уцелеет. Валентин пожертвовал собой ради мира. Ради академии, ради всех. Кажется, прошло несколько веков, прежде чем она снова смогла видеть – и увидела, как на камнях лежат два человеческих тела. – Живы! – прокричал Аделард с драконьей спины. – Точно, живы! Девушка бросилась к Валентину, почти теряя сознание от страха, любви и надежды. Он шевельнулся, сел – Дайна обняла его, уткнулась лбом в плечо, чувствуя, что Валентин действительно жив, он тут, он дышит, и его сердце бьется. Ей казалось, что нахлынувшее счастье сейчас задушит ее. – Валентин… – только и смогла прошептать Дайна. Валентин медленно поднял руки, обнял ее и прошептал: – Я успел набросить на него сеть. А драконий огонь… он выпил из него всю магию. Данир дернул головой, что-то простонал и снова замер. Дракон опустился чуть поодаль: он выглядел невероятно довольным, понимая, что сделал очень важное и нужное дело. Аделард спрыгнул на землю, подошел к Даниру, заглянул в его лицо. – Знаете, – произнес он. – Я думал, что пну его как следует, когда мы победим. А сейчас мне почему-то не хочется этого делать. Валентин хрипло рассмеялся и ответил: – Это потому, что вы действительно благородный молодой человек, Аделард. Шаннийский принц пожал плечами. – Может быть! Когда оклемается, я все-таки его ударю за все хорошее. Что вы собираетесь с ним делать, господин ректор? Валентин усмехнулся. Дайна помогла ему подняться, он подошел к Даниру и несколько минут стоял просто так, глядя на него. Принцесса замерла, даже дракон перестал ворчать и пыхтеть. Валентин смотрел так, словно на камнях перед ним лежал не его враг, а его жизнь.