— Ваше императорское величество! Вот! — преображенец подал туесок, который все еще держал в руке. — Редька с медом, как вы и желали! Лицо императрицы прояснилось. Она торжествующим взглядом обвела свою свиту. — Вот! Видали! Спасибо, Гриша! Угодил! — она сняла с пальца кольцо и протянула преображенцу. — Держи, заслужил! — Рад стараться, ваше величество! — Григорий звонко щелкнул каблуками. — но перстень взять не могу. — Это еще почему? — нахмурила тонкие брови государыня. — Я караул несу, а по уставу караульный никаких подношений ни от кого брать не должен! Рассумовский одобрительно крякнул, а Елисавета Петровна рассмеялась. — Ай, Белов! Молодец! Ладно, завтра зайдешь, как с караула сменишься! О награде за службу потолкуем! — Так точно! Григорий дождался, пока государыня продолжить прогулку по аллее и продолжил свой путь во дворец, где уже сдвигали столы к ужину. Суета, вечная спутница подобных приготовлений уже не трогала. Сквозь вереницу залов, преображенец быстрым шагом прошел в офицерскую. Знакомые окликали его, но гвардеец отнекивался, даже не сбавляя шаг, ссылался на то, что он при исполнении. Он так стремительно вошел в кавалерскую и хлопнул дверью, что знамена в углах подпрыгнули. — Гриш, ты чего? — с опаской спросил один из офицеров. — А? да ничего, на душе неспокойно, — отмахнулся преображенец. — Да ну, брось, что случиться может? Посты усилены, на караул Александр Борисович лично назначал. — Так-то оно так, но все равно будто кошки на душе, — Белов вздохнул и присел за стол. — Ладно, кто раздает? Карточная игра затянулась до самого ужина. Лишь когда по дворцу разнесся удар гонга, присланного Елисавете Петровны в качестве дара от Императора Поднебесья, дежурные офицеры спешно проследовали в столовую, стены которой были затянуты розовым штофом в золоченых рамах. Первыми войдя в комнату, гвардейцы стали на караул. Начиналась самая тяжелая часть службы. Белов уныло рассматривал огромный стол, поставленный в форме лиры. Скатерти были украшены сложными драпировками и цветами, а на столе возвышались блюда из мейсенскго фарфора. Часто неся службу на званых вечерах, Белов знал их уже наизусть, как и украшение столов. На этот раз в центре возвышалась фарфоровая беседка, напоминавшая павильон «Каприз государыни» в Тсарском селе. Вокруг нее притаились масленки-обманки: персики, яблоки, гранаты. По углам стола возвышались ароматические вазы в виде гроздей белоснежных цветов, перевитых зелеными листьями. Собравшиеся вокруг придворные с тоской смотрели на блюда, но не смели садиться, ожидая выхода государыни. Внезапно шторы опустились и вспыхнули десятки свечей, тут же заиграла музыка и императрица, окруженная своими фрейлинами и статс-дамами вошла в столовую. После сна Елисавета Петровна успела переодеться и теперь щеголяла в розовом платье, расшитом золотыми цветами. Серьги из золотистых топазов и бриллиантов переливались в ушах, а ожерелье на шее было из розового жемчуга с топазами. Крупная брошь в виде банта была приколота на изумительно расшитый пластрон, а через плечо перекинута орденская лента. За ней следом шла свита. При виде императрицы Белов вытянулся по стойке «смирно», невидящим взглядом уставившись на позолоченную резьбу стен. Он ненавидел эти часы непрерывного стояния, но это была одна из обязанностей всех преображенцев. Блеск позолоты, голоса придворных, сливающиеся в монотонный гул, резкие запахи духов, смешивающиеся с ароматами напрочь остывших блюд, — все это затейливым калейдоскопом вращалось в голове. Зверь внутри то и дело фыркал, стремясь обернуться и выскочить из зала. Погруженный в свои мысли, Григорий не сразу почувствовал на себе чей-то взгляд. Волк радостно встрепенулся и неуверенно вильнул хвостом. Преображенец чуть повернул голову и встретился взглядом с огромными серыми глазами своей невесты. Она сидела вместе с остальными фрейлинами неподалеку от государыни и задумчиво рассматривала гвардейца. Григорий вдруг заметил, что девушка почти не притронулась к кушаньям и недовольно нахмурился. Увидев это, Настасья вздрогнула и поспешно отвернулась к сидящему по правую руку кавалеру. Белову это мужчина был незнаком. Лощеватый, с самодовольной улыбкой, в камзоле иностранного покрою, он, скорее всего, был одним из сопровождающих франкийкого посла. Преображенцу сразу не понравились жадные взгляды, которые мужчина бросал на Настю. К концу первой перемены блюд, кавалер что-то спросил, девушка тихо ответила, и мужчина позволил себе якобы случайно прикоснуться к её пальцам. Настя одернула руку и строго посмотрела на нахала, а Григорий явственно скрежетнул зубами. Волк просто оскалился. Впрочем, среди всеобщего шума, это осталось незамеченным. Ужин все длился и длился, кавалер не отходил от Насти, и Белову оставалось лишь наблюдать за этим. В какой-то момент, девушка вновь бросила на гвардейца задумчивый взгляд, и заметив, что он злится, упрямо вскинула голову, после чего начала общаться со своим соседом более приветливо. Григорий помрачнел еще больше, зверь в груди бесновался, волку явно хотелось вонзиться зубами в глотку нахала. Наконец, государыня закончила трапезничать и встала, все тотчас же повскакивали со своих мест. В окружении свиты, Елисавета Петровна направилась аккурат к дверям, где стоял Белов, намереваясь перейти в купеческий зал, где уже расставляли столики для карточных игр. Проходя мимо гвардейца, государыня бросила понимающий взгляд, полный веселья. — Что, Гриша, зубы стиснул? Смотри уведут невесту то, — проронила она так, услышал лишь сам преображенец, да еще Рассумовский, шедший рядом с императрицей. Алексей Григорьевич с удивлением взглянул на Белова, но Елисаветта Петровна, шурша юбками, уже вышла из столовой, и фаворит поспешил за ней. Следом за ними потянулись и остальные. Проходя мимо преображенца, Настя невольно взглянула на него, но Григорий сделал вид, что и не заметил её. Лишь когда все вышли, лакеи распахнули боковые двери, и в столовую вошли те, кто был лишен чести ужинать с императрицей. Столовая вновь наполнилась шумом. Торопясь успеть на игру, придворные ели стоя, торопливо запихивая в рот остывшие яства. Впрочем, на это Белов уже не стал смотреть. Сдав пост семеновскому полку, преображенцы ушли в офицерскую, где им уже накрывали стол. — Ну что, господа, поздравляю, отстояли пост! — Васильев первым сел за стол и разлил по бокалам красное вино, — Бургоньское! Елисавете Петровне франкский посол подарил. Гриш, а что тебе государыня в дверях шептала? Рассумовский аж глаза выпучил от удивления? — Да так, — отмахнулся Григорий. — Ерунда все. — Смурной ты какой, — заметил второй приятель, Зубов. — Случилось чего? — Нет, — Белов привычно протянул руку за бокалом, сделал глоток, и тут же сплюнул. — Вот кислятина! — Гриш, ты чего? — попытался обидеться Васильев. — Дармовое же, франкийское. — Оно и видно, что дармовое! Вечно эти басурмане экономят! Хорошо еще, что жаб в подарок не привезли! — Каких жаб? — Которых жрут, вместе с слизняками, — охотно пояснил Григорий, наслаждаясь отвращением на лицах приятелей. — Мне батюшка сказывал, он же в Соробоне науку по указу Петра Великого постигал. Сильно потом на франкскую кухню ругался. Суп, сказывал, луковица на ведро воды и хлеб покрошить. — Это еще как? — возмутился Зубов. — А вот так. А соусами тухлятину заливают. — Дикий народ! — Васильев отпил из своего бокала, поморщился и отставил. — И вправду, кислятина! — Ладно, — Белов усмехнулся и отстегнул флягу с пояса, — ставьте рюмки, мне тут гостинец передали… Наше, хлебное, чистое, как слеза! — Гуляем! — оживились однополчане. Домашняя водка была вкусной, легко падала в живот, огненным вихрем проносясь по телу, но все равно Григорий почти не пил. Какое-то беспокойство снедало его. Несколько раз он порывался встать и проверить все караулы, но друзья отговаривали, ссылаясь на новолуние. Действительно, луна узким серпом выглядывала из-за облаков, отчего на душе становилось совсем тоскливо. Глядя на нее сквозь окно, Григорию хотелось обернуться волком, выскочить на поляну и, задрав морду, проникновенно завыть. Почти всю ночь Белов так и просидел на подоконнике, глядя на то и дело скрывающийся за беловатыми облаками молодой месяц. Чуткий слух волка улавливал все, что происходило сейчас во дворце: шорох карт, падающих на зеленое сукно стола, смех придворных, шаги и еле сдерживаемые стоны страсти. Судя по всему, очередная фрейлина, предавалась плотским утехам под кустами. Белов невольно прислушался. Стоны мало походили на Настин голос, и волк слегка успокоился, как вдруг уловил знакомый звук шагов. Уже понимая, кто сейчас войдет в комнату, Григорий спрыгнул с подоконника и тихо свистнул, привлекая внимание сослуживцев. — Александр Борисович идет, — предупредил он, застегивая мундир на все пуговицы и быстро расправляя складки. Офицеры быстро повскакивали со своих мест, пряча карты и пустые бутылки из-под вина. Бутурлин вошел, обвел комнату мрачным взглядом, отчего сердце у Григория ухнула куда-то, он уже почти не сомневался, что сейчас услышит. — Белов, — глосс подполковника звучал устало. — Пойдешь со мной. Остальные… — он принюхался и фыркнул. — На обход. Заодно и протрезвеете! Григорий поспешно вышел из комнаты и зашагал, подстраиваясь под командира. Бутурлин молчал, и Белов не осмелился спрашивать, что стряслось. Они вышли из дворца и направились в сторону Зверинца. Запах свежей крови ударил в ноздри, перемешиваясь с еле заметным страхом и тяжелым духом смерти. Григорий остановился и внимательно посмотрел на командира. — Кто? — Иван, — подполковник все-таки взглянул на молодого преображенца. В его взгляде мелькнуло сочувствие. — Гриш, все знаю, но ты — единственный, кто запах зверя отличит. Ты ж по его свежему следу ходил. — Хорошо, — оборот прошел даже легче, чем ожидал Григорий. Все запахи и звуки сразу стали отчетливее. Рыжеватый волк затрусил рядом с подполковником, то и дело прижимая нос к земле. Далеко позади остался дворец, где все еще шумели люди. Карту падали на стол и звенело золото. Но это уже не трогало. Знакомый запах: тяжелый и резкий — заставил волка вздыбить шерсть и глухо заворчать. Подполковник аккуратно опустил ладонь на холку зверя, намереваясь успокоить, но тот мотнул головой и резво потрусил вдоль аллеи к воротам, затем резко взял вправо и остановился у раскидистого дуба, чьи ветви нависали над забором. Вздохнув, волк отряхнулся и вновь перекинулся в человека. — Полезем аль через ворота? — поинтересовался Белов у командира. — Через ворота… толку-то… — пробурчал тот. — Наверняка убег твой волкодлак к воде. — Может по берегу пойти? Где-то ж вылезет? — предложил Григорий, с тоской вглядываясь в кромку залива, над которой уже начинала расползаться розовая полоса рассвета. — А как по отмелям и до Питрсбурха пошел? — Бутурлин махнул рукой. — нет, Гриш, опять он нас провел… Давай обратно… когда пост сдашь, приходи, покумекаем, как этого зверя ловить. — А… — преображенец заколебался. — Иван… он… — Уходил я, Ванька жив был… сколько протянет — не знаю… вся грудь разодрана, но дышал… Ему бы ведьму сильную, яд из крови вытравить. Да где ж ее взять… Анна Михайловна моя в Питерсбурхе. Я, конечно, за ней пошлю, но сам понимаешь…