— Я же говорю: поссорились! — Все гораздо хуже. Он меня любит и хочет, чтобы я ушла от Саши, а взамен получил от меня предложение чистой дружбы. — А просто быть твоим любовником он по хочет? — Так ему и не предлагают! Мне едва хватает времени на семью и две работы, а ты хочешь, чтобы я еще завела любовника. — Занятая ты моя! — Танька прижала меня к своей роскошной груди и погладила по голове. Мой компьютер определенно начал давать сбои. Я пару раз всхлипнула и вскоре уже заливала слезами и без того мокрое казенное полотенце. — Ты чего? — испугалась Татьяна. — Все, устала! Не могу больше! — рыдала я. — Я никому ничего не должна! — Ну, маленькая моя, успокойся, конечно, ты никому ничего не должна! В ответ я рыдала еще громче. Но напряжение потихоньку проходило. — Сейчас я успокоюсь, честное слово, — сказала я между всхлипами. — Только не жалей меня больше! Ладно? — Не буду! — заверила Танька. — Только если не я, кто ж тебя еще-то пожалеет! — Она посмотрела на меня и по-матерински улыбнулась: — Мы с тобой живы — и хорошо. А все остальное — такая ерунда по сравнению с вечностью. — Определенно, злоключения последних дней пошли Татьяне только на пользу. Я изумленно смотрела на нее, и моя истерика сама собой прекратилась. — Ладно, ты заканчивай рыдать, — заключила Танька, — и иди умойся, а я схожу к Игорю. Проясню финансовый вопрос. Вскоре она вернулась. — Все в порядке. Пошли. Внизу я приметила симпатичный магазинчик. Джинсы там точно висели. Мы закрыли номер и пошли вниз. Процесс покупки был приятен сам по себе. Джинсы сидели как влитые, кроссовки были удобными, а купленная Татьяне куртка — легкой и непродуваемой. — Мне с Башкирцевым в жизни не расплатиться, — заключила я, поглядев на чек. — Гошина командировка, гостиница, теперь еще — эти шмотки… — Вот еще, — махнула рукой Танька. — С него не убудет, а нам приятно. А если не можешь ходить в должниках, полечи ему зубы бесплатно, но под общим наркозом. Чтоб он не так боялся. Мы расхохотались и, довольные собой, вышли на улицу. С момента заключения под стражу Танькиных похитителей и известия об аресте в Москве господина Корсакова сочинская земля больше не жгла мне ноги, и дышалось намного свободнее. С моря дул довольно сильный ветер, но он больше не раздражал, а даже тонизировал. — Ах, вот вы где. — В дверях показался Игорь. Танька с видом супермодели прошлась по асфальту взад-вперед. — Классно смотритесь! — оценил он. — Какие планы на вечер? — Спать! — не сговариваясь, сказали мы. — Татьяна пусть спит, а Наташе я дело найду. У меня для нее есть секретное задание. — Это какое же? — поинтересовалась Танька. — Потом скажу. — Игорь распахнул дверь, пропуская нас с Татьяной в гостиницу. — Спи, Танюша, сладко-сладко, — пропел он на мотив известной колыбельной. — А вас, мадам Гончарова, я попрошу остаться. Я недоверчиво посмотрела на Игоря, ожидая нового выяснения отношений. — Давай-ка позвоним этому профессору, — разъяснил Игорь. — Надо прояснить вопрос с Пушкиным до конца. Нам опять повезло. Через полминуты Игорь уже разговаривал с Москвой. Приятель Мачульского был дома. — Иван Аркадьевич! Мне вас рекомендовали как знатока биографии Пушкина. По-видимому, на том конце поинтересовались, кто же дал телефон. — Мачульский Роланд Петрович из города Сочи. Помните такого? Собеседник помнил, и беседа потекла дальше. — Меня интересует судьба драгоценностей Натальи Николаевны. Нет, понимаю, конечно, что их было много! Мне хотелось бы услышать о тех, в которых она изображена на картине Брюллова, — видимо, Иван Аркадьевич начал рассказывать, так как Игорь почти полчаса только слушал и кивал головой. — Что вы говорите! — удивлялся он время от времени. — То есть вот так?! Я тоже об этом задумывался. Конечно, проверю. Да, записываю! Спасибо огромное! Я вам очень признателен! Гоша повесил трубку и в возбуждении заходил по комнате. — Вот что, собирайся, в библиотеку поедем. — Узнал что-нибудь? Или это новый способ проведения досуга? — Да нет, уточнить хочу кое-чего… — И? — выжидательно посмотрела я. — Иван Аркадьевич сообщил, что серьги Гончаровой стали в последнее время необычайно популярны. Я уже третий, кто спрашивал его об этом. Первой была известная тебе Марина Львовна, вторым — французский клиент его сына. — Статистика — это, конечно, здорово, а что он сказал по существу? — Иван Аркадьевич большой знаток Пушкина, но, понимаешь ли… — Игорь долго подбирал нужные слова. — Пушкинисты — народ особый… Они будут скрупулезно изучать, когда написана та или иная строчка и почему поэт выбрал именно это слово, а вот какого цвета были сапоги поэта и какие серьги надела на бал Наталья Николаевна, их мало интересует. Что касается этих серег… Их судьба неизвестна. Он сказал, что, если нам не лень, мы можем сами найти нужные документы. Тогда, возможно, хоть что-то прояснится. Профессор был так любезен, что сказал, где и что надо искать. ГЛАВА 22 По дороге в городскую библиотеку мы заехали в фотомагазин, и Игорь зачем-то купил большую лупу с толстой линзой. — Ты еще полевой бинокль купи! — Без надобности, — ответил он. Все дорогу он о чем-то напряженно думал, односложно отвечая на любые мои вопросы. Оставив в качестве залога свои документы, мы прошли в читальный зал. — Нам нужны, — он протянул библиотекарю листок с названиями, — книги, касающиеся жизни Пушкина в период с тысяча восемьсот тридцать первого по тридцать второй год, и, если есть, альбом с репродукцией портрета Гончаровой кисти Брюллова. Пухленькая смешливая библиотекарша минут через десять принесла несколько толстых томов. Игорь протянул мне книги, а сам взял альбом. — Ищи! — Что искать-то? — не поняла я. — Совсем глупая, что ли? — Игорь все еще не остыл. — Ищи упоминания о серьгах! — Так с ума сойдешь — все письма читать. Да еще половина — по-французски. — Не сойдешь, — отрезал Игорь. Он открыл альбом и на третьей же странице обнаружил знакомое лицо. — Ого, я и не знал! Портрет-то не Гончаровой, а Пушкиной уже! Значит, сделан после свадьбы! Где-то тут должны быть письма Пушкина, датированные годом их свадьбы. Там и смотри. Я долго листала воспоминания, а Игорь с лу пой в руках изучал портрет. — Ну, вот, я кое-что нашла! — и протянуло Игорю томик, где закладками отметила нужные документы. — Говорил же, справишься! — Он взял книгу и погрузился в чтение. Прошло минут сорок, не меньше. Я начала тихо задремывать, вдыхая пропахший книжной пылью тяжелый воздух читального зала. — Я, кажется, понял, что сказал профессор, — сказал вдруг Игорь, отрываясь от книги. — Знаешь, Наташка, есть у меня ощущение, что это не те серьги! — Как это? — Я открыла глаза, недоуменно глядя на Игоря. — Понимаешь, какая штука. Серьги-то не подлинные! — Как это? — Мне уже порядком надоело удивляться. — Я, пожалуй, и вправду не отличу бриллианта от горного хрусталя, но ведь эти сережки видели несколько человек, в том числе и твой антиквар. Неужели они ошиблись? — Почему ошиблись? Я, конечно, не ювелир, но тоже вижу, что камни подлинные и золото настоящее. А вот сами серьги, думаю, фальшивка. Не было у Натали таких бриллиантов. — А как же портрет? — удивилась я, — Игорь, я что-то ничего не понимаю. Чем больше ты говоришь, тем становится непонятнее. — Сейчас объясню. Помнишь, Елена Ивановна пыталась поставить мне трояк по литературе? А мне для поступления в училище нужно было не ниже четверки? — Помню прекрасно. Ты тогда даже на тренировки неделю не ходил. Все торчал в библиотеке, готовился к межшкольной конференции по писателям девятнадцатого века. — А помнишь, наша литераторша аж прослезилась после этого моего выступления? — Не помню. Болела я тогда, — немного раздраженно сказала я, ужасно боясь очередного подвоха. — Но ребята говорили, что доклад был крутой! Только я не пойму, к чему этот экскурс в прошлое?