Но прошло уже почти две недели, поэтому… Мысленно скрещиваю пальцы. — У меня как раз сегодня плановая консультация, — успокаиваю Островского. — Делай все, что он скажет, — снова возвращается к командному тону Марат, и все-таки скашивает взгляд в телефон. — Я не хочу, чтобы с моим сыном что-то случилось. Даже пока он в твоем животе. Так и подмывает спросить, что будет, если родится девочка, но я не настолько безумна, чтобы дергать тигра за усы. Поэтому в который раз просто поддакиваю и прикидываюсь китайским болванчиком, кивая в ответ на каждую его «просьбу». Через полчаса, отдав какие-то распоряжения Агате, Островский уезжает. Я поднимаюсь к себе и, ссылаясь на слабость, даю понять, что ближайшие пару часов собираюсь провести в постели, набираясь сил перед визитом в клинику. Но все же, на всякий случай, запираю дверь на защелку — после того случая, моя надзирательница перестала утруждать себя стуком в дверь. Теперь она просто заходит и обозначает свое присутствие уже постфактум. У меня дрожат руки, когда один за другим раскладываю тесты на тумбе около раковины. Делаю глубокий вдох и говорю своему отражению в зеркале, что самое время узнать, будет ли у пирамидки стержень или самое время повторять подвиг старшей сестры. Первый тест через пару минут показывает уверенные и четкие две полоски. Я держу «палочку» в руках, тяжело опускаюсь на край ванной и прикрываю рот рукой, чтобы не выдать себя вздохом удивления. Почему так — не знаю. Я сделала все, чтобы эта беременность случилась, я ждала ее и молила бога, чтобы все получилось, потому что на другой чаше весов лежала моя жизнь и жизнь моей, пусть совсем не идеальной, семьи. Но сейчас, когда первый же тест показывает положительный результат, у меня что-то похожее на шок. Все получилось? Гипнотизирую полоски взглядом, как будто они могут исчезнуть мне назло. Осторожно кладу тест поверх коробки и беру следующий. Они все дают положительный результат. Я читала где-то, что отрицательный тест не обязательно может быть достоверным и поэтому лучше подстраховаться парой тестов от других производителей. Но если тест положительный, то это на девяносто девять и девять процентов правильно. Но все равно перепроверила. Чтобы теперь сидеть над всем этим «богатством» и пытаться успокоить бешено бьющееся сердце. Я — беременна. Это абсолютно точно ребенок Рэйна, потому что с тех пор, как Островский узнал о том, что «станет отцом», он перестал интересоваться мной как женщиной. И практически не ночует дома — за две недели, кажется, провел в кровати всего пару ночей. И это огромное облегчение для меня. А с другой стороны… Медленно, вяло, как сломанный цветок, оседаю на пол ванной, до боли сжимаю колени и мысленно уговариваю себя больше не вспоминать о том единственном разе, когда мне казалось, что я, наконец, узнала, каким приятным может быть секс. Мне нельзя думать о мальчишке. Потому что вслед за мыслями о его губах, руках и грубых движениях во мне, приходят мысли о том, что я — хорошая и правильная молодая женщина, превратила его в средство. Сделала способом выживания. Использовала в своих целях. Прости, Всевышний, ибо я согрешила… И прямо сейчас я готова добровольно отдать душу дьяволу, потому что заслуживаю презрения больше, чем пропащая женщина. Но мне очень сильно, пусти и трусливо, но хочется жить. И не в роли куклы, которую могут сломать за любой неправильный взгляд, а как живая женщина, которая хочет посмотреть мир, заниматься чем-то интересным, развиваться, становиться на ноги и больше никого и ничего не бояться. Во мне растет маленькая жизнь. Мой билет на свободу, как я думала в самом начале. Но я даже выдохнуть толком не могу. В груди все горит, сдавливает, как перед сердечным приступом. Даже тяжелые длинные вдохи-выдохи не помогают справиться с паникой. И какой-то очень тяжелой острой болью. Разве вот так женщина должна узнавать о беременности? Разве она не должна радоваться, прыгать до потолка и представлять, на кого будет похож ее будущий ребенок? Мой будет рыжим и голубоглазым? Я бы хотела. Но это безумие, потому что это так же далеко от внешности Марата, как если бы у моего сына был узкий разрез глаз или темный цвет кожи. Нужно взять себя в руки, пока сантименты не разбили прочный фундамент моей лжи. Встаю, держась за край раковины, открываю вентиль холодной воды и долго умываю лицо. Смотрю в зеркало на ту женщину, которая упрямо поджимает губы и решительно хмурится. Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо, Анфиса. Теперь ты в безопасности. Часть 2. Глава 23: Рэйн Четыре года спустя — Тебе все это чертовски идет, Дождик, — воркует Ангелочек, прикладывая к моей рубашке от «Eton»[1], на бирке которой — четырехзначная цифра. — Просто… охуенный красавчик. Смотрю на себя в ростовое зеркало и устало потираю переносицу. Как по мне, все эти дорогие шмотки, костюмы, галстуки и туфли из кожи какого-то невинно убиенного поросенка — просто одна большая лажа. Какая к херам разница, явлюсь я в ресторан вот так, изображая Золотого мальчика, который заработал свой первый миллион зелени за полгода роботы башкой, или в джинсах, кедах и футболке с принтом из пары крепких слов? Для меня никакой. Но снобам нужна картинка. И покер-фейс. Сейчас у меня уже десять миллионов. И заслуженное место в первой десятке самых молодых и богатых холостяков. — Этот, — наконец, выбирает галстук Ангелочек, но делает продавцу знак упаковать и остальные. — Ты будешь просто неотразим. Прижимается ко мне всем телом, сплющивая здоровенные (во второй раз переделанные) сиськи об мою грудь. В последнее время она мотается между Лондоном, Нью-Йорком и Миланом, и каждый раз, когда приезжает на туманный Альбион, устраивает мне «я так соскучилась купи мне вот то и это!» Я покупаю. Мне срать, куда ей столько побрякушек, но еще больше мне срать на собственный счет. Деньги — это просто удобства и комфорт. — Пойдешь со мной? — говорю то, что она ждет уже второй день, с тех пор, как прилетела и я сказал, что иду на вручение наград премии «IT-wave». И претендую на победу в одной номинации. — Не хочу идти с ноунеймой из эскорта. Ангелочек дует губы, обижаясь, как будто я сказал что-то оскорбительное для ее ушей. Я ухмыляюсь, вынимаю руку из кармана брюк и провожу пальцем по выдающемуся полушарию, которое чуть не вываливается из провокационного выреза блузки. — Купим тебе самое красивое платье, туфли и всю другую хероту, какую захочешь. Ангелочек довольно визжит, а потом, не стесняясь вообще никого, тянет меня за галстук прямо в примерочную. Чем мы там будем заниматься слишком очевидно. Но мои покупки все покроют. Даже моральный ущерб, когда я тупо жарю Ангелочка, поставив ее раком, и она орет, словно порно-актриса. Все мои женщины — это только вот так. Взял, использовал и послал. Я и ее бы отправил куда подальше, но с Ангелочком вообще никаких проблем: она ни на что не претендует, у нее уже есть новый «папик», которого она старательно окучивает и даже не скрывает, что ждет кольцо и предложение буквально с дня на день. А я у нее — для души, для секса и для здоровья. Впрочем, взаимно.