– Конечно есть, папаша, – усмехнулся Паникар. – Мы тебе откуда – с прогулки идем, с утреннего променада? Да там полны баулы стреляющего и взрывающегося! – Ну, тогда ждите, пока обмоют и фон промерят. А ты – давай-ка со мной, – он ткнул пальцем Данилу в грудь. – Да комбез и хрюшу снять не забудь. Мы территорию в чистоте блюдем, да и округа уже не так, как раньше, фонит. – Вот комбез – не могу, извини. Прирос… – пошутил Добрынин и заметив, как нахмурился комендант, добавил: – У меня под ним только тельник и кальсоны армейские. Потосборник. В них идти?.. Сменный комок в бауле, а он дезинфекцию проходит. Подождем – переоденусь. А вот намордник – да хоть сейчас. И он, ухватившись руками за резиновую харю, потянул противогаз вверх. Реакция коменданта – да и обоих дедов, стоящих тут же – была совершенно непредсказуемой. Комендант, уставившись на него, заморгал оторопело, открывая и закрывая рот, будто выброшенная на берег рыбина, один из дедов крякнул и начал яростно чесать макушку, а второй принялся мелко креститься и что-то зашептал… Данил, испугавшись было, что у него непорядок с лицом, ощупал лоб, щеки и подбородок и только потом, сообразив что все в порядке, недоуменно уставился на коменданта. – И что? Это как понимать, уважаемый? Я вам тут что – клоун фестивальный? Что за цирк?! Комендант что-то нечленораздельно вякнул, сглотнул и умолк. Зато – разродился дед Сидорыч. – Се… Се… Серега… Зоолог, ты что ль?.. – Обознатушки, – усмехнулся Данил… но в голове его вдруг что-то щелкнуло, и из глубин памяти всплыл ясный и четкий голос Ивашурова: «…Вы на него похожи – слов нет! И лицом и сложением… Только он-то постарше, ему за тридцать немного, а вам, должно быть, чуть больше двадцати!..» – Ну, дела… – растерянно пробормотал он. – С Зоологом меня, значит, попутали? – Да теперь вижу, что попутали… – пробормотал комендант, приближаясь к Добрынину и внимательно вглядываясь в его лицо. – Хотя попутать-то и не мудрено… Сходство – фантастика! Разве вот только ноги обе целы и шрам на роже только один, не то что у него. Ну и помоложе ты его… И сильно помоложе, лет на пятнадцать! – На десять вроде бы… – пробормотал Добрынин. – Знаю. Слыхал я о вашем Зоологе, рассказывали. Комендант, удивленно похмыкивая, обошел вокруг удивительного пришельца, оглядывая его со всех сторон, будто тот был невесть какой ценный и интересный музейный экспонат – и потерянно развел руками. – Сидрыч, ты давай-ка, Николаичу срочненько доложи об этих чудесах, – кивнул он на сталкера. – И запроси, какие распоряжения будут. Сейчас его примет или обмывку подождет… Дед Сидорыч, понимая, что дела принимают интригующий оборот, шустро метнулся в соседнюю комнату. – Немедленно вызывает! – выглянув спустя буквально полминуты, отрапортовал он. – Остальных велено со всем уважением в комнату расселить, а энтого я сам провожу, – и он поманил Данила заскорузлым коричневым пальцем. – Так что давай, детинушка, за мной. Глава вызывает, не шутки… Пока шли по территории, Добрынин с любопытством осматривался. Прежде всего интересовала боеготовность – а она тут, похоже, держалась на соответствующем уровне. Наметанным глазом оценив внутреннее расположение охранных постов, заметив снайперов на прожекторных вышках, крупнокалиберные пулеметные спарки по углам периметра и сереющие возле гаражей мощные туши БТР, вокруг которых с ведрами, шлангами и тряпками суетились несколько человек, он вынужден был признать, что боеспособность поселка на высоте. Оставался вопрос – откуда же такой достаток, ведь община могла похвастаться если и не богатством и роскошью, то уж обеспеченностью точно. Поселок имел строгую прямоугольную форму со сторонами километр на полтора – эту подробность ему любезно сообщил дед Сидорыч. Примерно половина площади была отдана под застройку – склады, гаражи, ангары, казармы, несколько отдельно стоящих домиков явно хозяйственного назначения. А вот вторую половину занимало таинственное «ОРУ» – во всяком случае, именно так гласила желтая пластиковая табличка с черными буквами, висящая на воротах и калитках, ведущих на запретную территорию. Ворота – да и весь забор по периметру этого самого ОРУ – были железными, в крупноячеистую сетку, и Добрынин с любопытством разглядывал тихо и солидно гудящие за забором установки. Нечто подобное он видел на подстанции под Сердобском – но там оборудование было мертво и не вызывало такого любопытства, и сталкеры Убежища относились к нему лишь как к хабару средней руки. Здесь же все было рабочее, приносящее пользу людям и оттого казалось гораздо значительнее, важнее и нужнее. Людей, кстати, вокруг было не много и все они занимались каждый своим делом – убирали замощенную бетонными плитами территорию, обмывая эти самые плиты из брандспойтов и сгоняя воду в дальний угол периметра, где, по всей видимости, был оборудован сток, возились с секцией покосившегося железного забора, суетились вокруг длинного приземистого здания с надписью «ДРУ» над дверью… – А что так народу мало? – спросил Добрынин. – Ты ж говорил – у вас только мужиков полтораста человек… Я думал тут столпотворение, а здесь… – Четыре сотни народу у нас по последним данным, – важно кивнул Сидрыч. – Последние годы отмечаем неуклонный рост. Но тут как… Кто в патруле, кто в охране сидит, а кто и в город подался, если от дежурств свободный… Женщины тоже все при деле – детский сад, школа, фермы подземные… Опять же – разделка-заготовка – зима ведь скоро. Хранилище чистят, резервуар… – У вас тут и подземная часть есть? – Да еще какая!.. Тут одних потерн с кабельными каналами по всей территории проложено – лабиринты! А за эти годы – и того глубже зарылись. На поверхности ты мало кого увидишь – под землей все. Здесь разве что дежурная смена по ОРУ гуляет, охрана, да уборщики пыль смывают… – А ОРУ – это что? Как расшифровывается? – не вытерпев, спросил Данил у старичка. – Открытые распределительные устройства, – ответил Сидрыч. Видимо, грифа секретности над названием не висело и дедок счел возможным посвятить чужака в детали. – Высокое напряжение! Слыхал, как гудят, родимые? Вон тот – это выключатель, двести двадцать тысяч вольт, – он ткнул пальцем в здоровенные ребристые фарфоровые тумбы на железных решетчатых опорах. – Три линии раньше шли, теперь – одна, приходящая. Вон та бандура железная с баком наверху и фарфоровыми хреновинами – автотрансформатор. Двести двадцать киловольт на него приходит, понижается – и уходит сто десять и тридцать пять. А вон те, поменьше – это уже выключатели сто десять. Раньше-то их раз в пять больше было, но потом демонтировали за ненадобностью – и в ЗИП[14], про запас. Если чего ломается, или сбоит – достаем из закромов, меняем, ремонтируем… Работает помаленьку. Собственные нужды питаем, в город выдаем… Данил в этой тарабарщине не понял ровным счетом ничего, кроме слов «в город выдаем», и эти слова заставили его насторожиться. – А кому выдаете-то? Какая у вас тут вообще обстановка? Живут люди? Много? – Ты погоди-ка, мил человек, – оборвал его мановением руки Сидорыч. – Вот даст Николаич добро – расскажу тебе все что хошь. Ну а нет – извиняй… – и он развел руками. И Добрынину ничего другого не оставалось, кроме как заткнуться и ждать милостивого разрешения свыше. Глава поселка обитал в трехэтажном административном здании с такой же загадочной вывеской, что висела на железных воротах. Только надпись тут была другая – «ГЩУ». – Главный щит управления, – покосившись на сталкера, предупредительно расшифровал дед, дергая дверь на себя. – Заходь давай… Все оборудование отсюда управляется, здесь и защиты релейные стоят, автоматика… Это я тебе так, для общего развития… Здесь у нас диспетчера сидят, обслуживающий персонал, ремонтники. Следят за оборудованием, за режимами работы наблюдают… Вторые люди, после начальства. А почему? А потому что знать надо много! – он значительно воздел вверх указательный палец. – По нынешним временам головастых мало кого осталось. Это ж энергетика, не хрен собачий! Токи, напряжения разные, вольты-амперы-мегаватты… Потому у них и довольствие вровень с начальством, и почета им столько же, и уважения. – Так откуда напряжение-то? – снова попытался подъехать к Сидорычу Добрынин – но упрямый дедок только ухмыльнулся. Миновав внутреннюю охрану – трех молодых ребят в броне и при автоматах, пропустивших их без единого вопроса, – старикан провел гостя по коридору и остановился около двери, обитой белым пластиком. Стукнул три раза и, не дожидаясь приглашения, потянул на себя. – Давай, заходи уже. Ждут. Добрынин сделал шаг – и растерянно остановился, пораженный открывшейся ему картиной. В комнате было бы достаточно просторно – если б не огромный, черный, лакированного дерева стол, занимавший почти две трети ее пространства. У Данила даже на миг мелькнула забавная мысль, что это не стол размещали в комнате после постройки здания, а наоборот здание строили вокруг стола – до того гранитно-незыблемо и фундаментально воздвигся он в комнате. Не стол – аэродром, поле футбольное! Этому столу по рангу полагалось бы быть в кабинете главы какой-нибудь транснациональной корпорации, что имеет в подчинении десятки тысяч человек. Здесь же он смотрелся очень вызывающе – и это еще мягко говоря… За противоположным концом этого черного исполина, в соответствующей величины кресле, сидел человек. Небольшого росточка, плотный, коренастый, крепко сбитый. Короткий ежик седых волос, грубые черты лица, нос картошкой. Рядом, на краю стола, возле правой руки – пистолет. «Стечкин». Человек оторвался от журнала, в котором увлеченно что-то строчил и, кивнув посетителю, указал глазами на ряд стульев вдоль правой стены. Сам же внимательнейшим образом и безо всякой застенчивости принялся разглядывать посетителя. – Ишь ты… Все как и сказано было… И впрямь похож. На лицо – так и вовсе копия, только шрамов почти нет. У нашего-то лицо как книгу с приключениями читать можно… – наглядевшись, удовлетворенно хмыкнул он. – И как же тебя звать-величать, чудо заморское? – Добрынин Даниил Олегович, – поймав тон, ответил Добрынин. – И не заморские мы сами будем, нашенских краев. Это вас неверно информировали. Сердобские мы, тут недалеко городок, к юго-западу… – Да знаю я, знаю, – усмехнулся человек. Поднялся, обошел по длинной дуге стол, приоткрыл дверь в коридор, коротко бросив кому-то: – Чаю нам, – и, подойдя к Данилу, протянул руку. – Ну – будем знакомы. Мамонов Владимир Николаевич, глава поселка и по совместительству – начальник подстанции. Добрынин, стянув боевую перчатку, пожал протянутую руку – и с каким-то странным удовольствием отметил крепость рукопожатия своего собеседника. Николаичу хотя и было на вид далеко за полтинник – однако же сил, похоже, еще имелось в достатке. – Значит – Олегович, говоришь? Данил молча кивнул. – Ну, тогда все на свои места встает… – задумчиво покусывая губу, пробормотал Мамонов. – Ты – Олегович и Серега тоже – Олегович. – Зоолог? – Он самый. Получается – и впрямь брательники? По отцу? Добрынин, за прошедшее время уже не раз обдумывавший эту мысль и пришедший к аналогичному выводу, кивнул. – Получается так. А где он сам? Увидеть-то его можно? Мамонов покачал головой. – Гора с горой не сходится… Нет его сейчас. Мне и самому интересно, как бы он эту новость воспринял… – А родственники? Мать, в конце концов – есть у него? Хоть у нее поточнее бы узнать… – Нету никого, – развел руками Николаич, присаживаясь на краешек стола. – Ты давай, садись. Разговор, похоже, долгий выйдет… Тебе-то батя твой рассказывал хоть что-то? – Отец еще до моего рождения умер. Мать – тоже. Дед воспитывал. И он мне на эту тему вообще ничего не говорил. Может и сам не знал? – Может и так… Откуда ж ты Серегу знаешь? Или встречались? – Вот только этим летом и узнал. Да и то – от третьего человека, за тридевять земель отсюда… – Ну-ну, – непонятно буркнул Мамонов, принимая из рук вошедшего деда Сидорыча две ароматно дымящиеся кружки и протягивая одну из них собеседнику. – Теперь тебе только Серегу ждать. А если и ему ничего о вашем родстве не известно – то и вовсе пропащее это дело, хоть что-то разузнать. Но сходство у вас, конечно… С первого взгляда видно – одна кровь. В отца пошли. – То-то я и смотрю – и комендант остолбенел, да и деды оба… – Так оно и не мудрено, – улыбнулся Николаич, прихлебывая. – Похожи вы, один в один… Зоолог – он вообще не из нашего поселка. Прибился лет десять назад или около того. Временами уходит, потом снова появляется… Берлога у него своя где-то в городе, но где – этого никто не знает. В район центра уходит и оттуда же возвращается… Но, бывает, что и неделями у нас гостит – дела у нас с ним общие и взаимовыгодные. За ним даже комната своя закреплена, отдельная, так что мы уж его своим считаем, с полным основанием. Столько раз помогал, столько для поселка сделал – конечно наш, чей же еще… – Чем же помогает? – Он нам – информацию или еще чего полезного, мы ему – помощь, какая потребуется. – Какой-то неравноценный обмен, – недоверчиво ухмыльнулся Данил. – Информация на реальную помощь… – Это как посмотреть. Вот в прошлом году притащил откуда-то рецепт зелья против одуванчиков. Знаешь ведь?.. Наверняка и в вашей местности эта беда есть?.. – Попадаются, – кивнул Добрынин. – Так вот он и принес состав зелья, чтоб семечко без вреда вывести. Оно в человека-то прорастает – да не сразу, постепенно. Можно вытравить, если со временем не затягивать. Как считаешь, стоит эта информация хоть чего-нибудь? Добрынин, помедлив, кивнул – много времени прошло, а Соник сразу сам собой из памяти всплыл… – В другой раз – вообще удивил. Притащил откуда-то склянку, в ней – состав, которым как сывороткой правды можно пользоваться. Напоишь собеседничка, а еще лучше по вене пустишь, – так он квелый становится, вялый, хоть голыми руками бери. Все как на духу выложит, что ни спроси. Склянка небольшая, грамм сто, кончилась быстро… Так он, месяца не прошло – еще притащил. Говорит – из плесени выварил, Ботаник помог. А как и чего, что за плесень, кто такой этот Ботаник – не рассказал. Мы, помню, поржали еще с мужиками: подобралась пара – Зоолог да Ботаник… Кончится, говорит – еще сделаем, так что пользуйтесь, не экономьте. Данил поперхнулся, закашлявшись, и, покосившись на чаек, опасливо отставил его в сторону. Ну его к черту, от греха… – Да ты не бойся, этим зельем не всякого поить, – засмеялся Мамонов. – Чай пей смело. Все ж не так и много у нас этого зелья, чтоб в чаи разливать. На вес золота! Вот и снова пользу принес – да еще какую! А «бэтээры», пять штук? Он же и нашел. Правда, потом два забрал для своих нужд… Дооснастил пулеметами, вторую пушку поставил, еще там чего-то докрутил… Но мы и трем рады, это ж мощь какая!.. А Ваньку моего кто натаскал?.. Да так, что он теперь первый боец во всем поселке!.. – Пожалуй, да, поторопился я с выводами, – согласился Добрынин. – Такое сотрудничество обеим сторонам полезно и выгодно. Николаич кивнул. – И это еще далеко не полный перечень! То одно притащит, то другое… Шляется за тридевять земель, на месте не сидит, а бывает что и зимой даже не появляется – зазимует в каком поселке, по снегам не сахар лезть… Но в основном старается осенью всегда вернуться. Вот и теперь… Заявился дней десять назад – и все гонялся куда-то. В город несколько раз ходил, РПГ притащил, «монки»[15], две мины противотанковые – и планшет офицерский. Старого, советского еще образца, коричневый такой. Как напялил через плечо – и так и носился с ним все время, как с писаной торбой. А дней пять тому как, смотрю – снова собирается куда-то… Рюкзак свой, неразлучный, на девяносто литров, складывает, оружие чистит, скачет по поселку туда-сюда, суетится… Я ему – куда это ты собрался, Серега, зима на носу! Месяц-два – и завьюжит, закрутит… Переждал бы до весны. А он мне – дело срочное, проволочки не терпит. Ну и свалил, короче. Вроде бы на юг куда-то ушел, по саратовскому тракту… А сегодня, вот буквально за час до тебя – мужичок приперся, Серегу затребовал. И следом за ним вдруг ты заявляешься. С толпой народа, в комбезе каком-то ненашенском, с «винтарём»… Короче – совсем другой человек явился, только морда глаже и с обеими ногами. Вот я голову-то и ломаю… – А что за человек пришел? – насторожился Добрынин. – Как назвался?