— А давайте я поставлю аудиокнигу, — сказала наконец я, увидев, что Элли чуть не плачет, достала телефон, порылась в приложении и нашла папки с аудио. Странная система: Моцарт, «Моана», Телониус Монк и Люси Монтгомери — все в одном списке… Элли просунула пушистую теплую головку мне под локоть и отобрала мобильный. — Я покажу. Она выбрала значок, похожий на панду, а затем другой, напоминавший плоскую букву «V», и я поняла, что он означает книги. На экране появился список детских аудиокниг. Поскольку Элли не высказала своих предпочтений, я сама выбрала историю: «Поросенок Бейб», длинная, умиротворяющая, добрая история. Я включила сказку и подоткнула Элли одеяло. — Тебя поцеловать на ночь? Она ничего не ответила, лишь едва заметно кивнула, и я поцеловала мягкую щечку, пока она не передумала. После этого я подошла к Мэдди. Несмотря на крепко зажмуренные глаза, зрачки под тонкой кожей век двигались, и по дыханию было заметно, что она не спит. — Тебя поцеловать на ночь, Мэдди? — спросила я, желая быть справедливой, хотя знала ответ. Девочка промолчала. Я постояла, прислушиваясь к ее дыханию. — Спокойной ночи, девочки. Приятных снов, вам надо хорошо выспаться перед школой. Закрыв за собой дверь, я испустила дрожащий облегченный вздох. Господи, неужели у меня получилось? Все трое спят в своих кроватках, чистенькие, довольные, и никто не плачет. По сравнению с прошлым вечером все оказалось как-то слишком легко и просто. Вероятно, в наших отношениях наступил перелом. Дети выражали протест из-за шока, связанного с отъездом родителей, которые оставили их с чужим человеком. Мы познакомились поближе, они поговорили с мамой, и все наладилось. Я проверила дверь в буфетной, выдержала битву с панелью у главного входа и освещением в холле и, одолеваемая усталостью, поднялась на третий этаж. Проходя мимо спальни Сандры и Билла, я что-то услышала. Или увидела. Неясное движение в темноте между дверью и рамой. Показалось? Я очень устала. Наверное, игра воображения. Тихонечко, чтобы не разбудить детей, я толкнула дверь, зашуршавшую по толстому серебристому ковру. В комнате было пусто и тихо. Шторы не задернуты. В Лондоне в такое время уже темнело; здесь, на севере, солнце только начало опускаться за горные вершины. Багровые квадраты света косо ложились на пол, превращая ковер в пылающую шахматную доску, а в углах залегли глубокие непроницаемые тени. Проходя мимо кровати, я провела рукой по плотной, хрустящей ткани покрывала, и мое сердце забилось быстрее, словно я совершила нечто запретное. Вдруг за мной наблюдает Сандра? Я крадусь по их спальне, трогаю белье. В голове вертелись оправдания: мне послышался шум… Нет, я знала, что это вранье. Я искала повод. На прикроватной тумбочке лежала пара сережек. Значит, Сандра спит со стороны двери. А Билл… Стараясь держаться в тени, я на цыпочках обошла кровать, осторожно открыла ящик тумбочки со стороны Билла. Часы с порванным ремешком. Горстка мелочи. Какие-то билеты, спрей от сенной лихорадки, расческа. Не знаю, что я надеялась там найти. Если я хотела узнать, почувствовать человека, который жил в этой комнате, спал в этой белоснежной постели, то меня ждало разочарование. Все вещи были поразительно безличными. Я вспомнила тот разговор в кухне, его ногу в джинсах, натренированным движением проскользнувшую между моих коленей, и мне стало дурно. Кто ты? Внезапно я почувствовала, что не могу здесь оставаться, и почти побежала к двери, начисто забыв, что Сандра или Билл могут меня увидеть. Пусть катятся к черту. Оба. Закрыв дверь своей комнаты, я словно забаррикадировалась от всего дома. Прежде чем задернуть шторы, я бросила последний взгляд на кровавые полосы заката, исчезающие за далекими вершинами голубых гор. У Джека в окне горел свет. Утонув головой в мягкой пуховой подушке, я думала о нем. О сильных руках, которыми он с легкостью удерживал двух гиперактивных собак, о ключе, безошибочно найденном там, где я уже искала. А потом мне в голову пришло другое: его доброта, и как он пришел проверить, все ли в порядке, в мой первый вечер, и как ласково успокаивал Петру. И я задумалась: что, если бы в тот вечер на месте Билла оказался он? Выбежала бы я из комнаты, охваченная паникой? Или отреагировала бы совсем иначе? Открылась перед ним? Покраснела? Мои щеки вспыхнули от одной только мысли, но я вновь вспомнила, как стояла на коленях в буфетной, светя фонариком под стиральную машину. Ключа там не было, точно. А значит… Я потерла лицо, борясь с желанием почесать горящий лоб. Глупости! Джек не мог украсть ключ, чтобы напугать меня. У него есть свой комплект ключей, и отпечаток его пальца внесен в систему, чтобы открывать парадную дверь. Хотя, наверное, там все записывается, а с обычным ключом и замком — нет. Чепуха! Зачем ему забирать ключ на несколько часов? Чего бы он добился? Ничего, только того, что я теперь настороже. Кроме того, меня беспокоил кулон, который я так и не нашла. Правда, искать было некогда. Нет, Джек здесь точно ни при чем. У меня паранойя. Вещам свойственно теряться. Ключ мог упасть, а кулон завалился в ящик комода или в карман и когда-нибудь найдется. Всему есть разумное объяснение, не требующее теории заговора. Я отодвинула эти мысли подальше, перевернулась на другой бок и погрузилась в сон. Засыпая, я думала не о Джеке, не о ключе и даже не о Билле. А о шагах на чердаке. О старике, потерявшем дочь. Моя рука потянулась к несуществующему кулону, и я наконец уснула. Посреди ночи меня разбудили дикие вопли и грохот. Я инстинктивно зажала уши, села в кровати и стала дико оглядываться по сторонам, дрожа от холода. Все до единой лампы горели на полную мощность, заливая комнату ослепительным светом, стоял ледяной холод. А самое страшное — шум. Музыка, нет, не музыка, а бешеная, визжащая и воющая какофония, в которую превращала ее запредельная громкость. С минуту я не могла понять, что, черт возьми, делать. Затем подбежала к панели на стене и стала нажимать все подряд. Пульс стучал в ушах, вой не прекращался. Мне удалось добиться лишь того, что вдобавок ко всему загорелся свет в шкафах. — Выключить музыку! — закричала я. — Выключить динамики! Уменьшить громкость! Ничего не изменилось. Снизу раздавался яростный лай собак и оглушительный, как паровозный гудок, рев Петры. Прекратив возиться с панелью, я схватила халат и помчалась вниз. Возле детских спален музыка орала еще громче — наверное, из-за узкого коридора. Свет тоже горел на полную. Растрепанная Петра стояла в кроватке и вопила от страха. Я схватила ее на руки и побежала в комнату девочек. Мэдди скорчилась у себя на кровати, заткнув уши руками, а Элли нигде не было. — Где Элли? — заорала я, пытаясь перекричать музыку и вопли Петры. Девочка подняла голову и ошарашенно посмотрела на меня. Я дернула ее за руку и вновь прокричала: — Где Элли? Она вывернулась и побежала вниз, я поспешила за ней. В нижнем холле тоже грохотала музыка. Элли лежала на персидском ковре, свернувшись в клубочек и обхватив голову руками. Вокруг нее с бешеным лаем носились перепуганные собаки. — Элли, — крикнула я, — что случилось? Ты куда-нибудь нажимала? Она непонимающе посмотрела на меня, а я побежала к стойке для завтраков, где лежал планшет, открыла приложение и лихорадочно ввела код доступа. Войти не удалось. Неправильный код? Я ввела еще раз. Грохот бил по ушам, как отбойный молоток. Замигало красным предупреждение о низком заряде батареи, и экран погас. Черт! Я хлопнула рукой по панели на стене. Загорелся свет над плитой и включился экран на холодильнике. Музыка не утихала. Сердце выскакивало из груди. Я поняла, что не могу ничего сделать, и меня охватил ужас. Умный дом, говорите? Умнее не бывает! Детей била дрожь, Петра отчаянно вопила мне в ухо, собаки наматывали круги по кухне. Я еще раз попыталась включить планшет, не надеясь на успех. Он не подал признаков жизни. Телефон остался наверху, я не могла сбегать за ним, оставив перепуганных детей. Я дико озиралась, лихорадочно соображая, что предпринять, как вдруг кто-то тронул меня за плечо. Чуть не уронив ребенка, я в страхе обернулась. Джек Грант. Он стоял так близко, что его голая грудь почти касалась моего плеча. Мы одновременно отскочили друг от друга. В одних брюках, с растрепанными волосами, он кричал что-то, указывая на дверь. Я помотала головой, Джек подошел ближе и сложил руки рупором возле моего уха. — Что случилось? Я услышал этот грохот из своей квартиры! — Не знаю, я спала! — крикнула я. — Может, девочки что-то нажали! Не могу выключить! — Я попробую? — крикнул он. Чуть не рассмеявшись парню в лицо, я со злостью толкнула к нему планшет. — Пожалуйста! Убедившись в бесполезности планшета, Джек метнулся в буфетную и открыл шкафчик с электросчетчиком и роутером. Не знаю, что он там делал, я была слишком занята попытками успокоить Петру, которая ревела все безутешнее, но дом внезапно погрузился в кромешную тьму, и наступила оглушительная тишина, только в ушах звенело. Элли испуганно всхлипывала, а Мэдди раскачивалась вперед и назад. Петра перестала плакать и напряглась от удивления, а затем рассмеялась и сказала: — Спок нок! Что-то щелкнуло, и включился свет, уже не такой яркий. — Фу-ух, — облегченно выдохнул появившийся из буфетной Джек, утирая вспотевший лоб. За ним шли собаки, которых его присутствие заметно успокоило. — Я вернул настройки по умолчанию. Чертова хрень. Несмотря на холод, парень обливался потом, а когда он сел за стойку, взяв планшет, я увидела, что его руки тоже дрожат. Джек включил планшет в сеть и отодвинул в сторону. — Спа-с-сибо, — проблеяла я. Элли все еще рыдала на ковре. — Не плачь, Элли, все хорошо. Давайте-ка… — Я прошла к буфету и достала упаковку «Джемми доджерс». — Давайте поедим печенья. Возьми, Мэдди. — Мы уже почистили зубы, — безучастно произнесла Мэдди. Я подавила истерический смех и чуть не сказала: «Черт с ними, с зубами!», однако сдержалась и педагогично объяснила: — Один раз можно, мы все переволновались, а сладкое успокаивает. — Ага, это правда, — поддержал меня Джек. — В старые времена в таких случаях давали сладкий чай, но я терпеть не могу чай с сахаром, так что лучше съем «Доджерс». Спасибо, Роуэн. — Видишь? Я протянула печенье нашему спасителю и откусила сама. — Бери, Мэдди. Она нехотя взяла печенюшку и тут же засунула в рот, как будто боялась, что ее отберут. Элли съела свою медленно. — Мне! — воскликнула Петра. Мысленно пожав плечами — медаль за успехи в полезном питании мне явно не светит, ну и плевать, — я протянула половинку печенья Петре, и, чтоб уж совсем по-честному, отломила по кусочку Клоду и Хиро.