А с болезнью все просто. Вроде как просто. Следов магического воздействия нет, хотя они могли и выветрится со временем (могли проклятие наслать!). А вот опухоль мозга есть. Давняя, похожая на осьминога, разбросавшего щупальца. Сидит в мозгу, и нормально разрушает психику человека, делая его глупее, заставляя совершать идиотические поступки. Вероятно он испытывал приступы головной боли, доводящей до безумия. Так просто эта опухоль в мозгу не сидит. Она ведь давит, разрывает плоть. А черепная коробка не растягивается. Значит — головные боли. А еще — опухоль оттягивает на себя поток крови, который должен питать весь мозг. Жрет и гадит…тварина! Чтобы устранить эту чертову опухоль, мне понадобилось два часа. Поменьше, чем хирургическая операция, но…к концу работы я был мокрым, как мышь, а мой запас магической энергии изрядно поубавился. Кроме того, что я тонкой струйкой Силы убивал опухоль, разрушая ее на частички, смываемые кровью, мне пришлось еще и очищать кровь, выводя останки опухоли через мочевой пузырь и потовые железы. А также — через желудок. Вонища…жуть какая! Папаша мочился под себя, потел кровавым потом, его рвало желчью и водой, которую Максим и Кендал вливали ему в рот (чем-то блевать надо!). Пришлось раздеть больного догола, прежде чем начать операцию и уложить его на пол, теперь заблеванный и загаженный до полного безобразия. Впрочем, у начальников и командиров есть свои привилегии. Убирать и отмывать бывшего покойника пришлось Максиму и Кендалу — они ведь мои подчиненные, так что пусть стараются. Не царское это дело — псевдопокойника от дерьма отмывать. Пришлось им и принести горячей воды. Но в конце концов все завершилось- условно-чистый, одетый папаша лежал на постели и мирно посапывал. Вся пакость с пола убрана (Кендал даже не поморщился ни разу — а ведь второй человек в замке!), комната проветрена, и теперь только стук дождевых струй за окном, и свежий запах мокрой земли и листьев, идущий из сада. Вот кто сейчас процветает — растения в саду! Такого пышного роста и цветения я давно не видал! И вот настал момент «Х». Вливаю в рот отцу противоядие от снотворного, и… Глаза медленно открываются, моргают раз, два…человек явно не понимает, где находится и что с ним произошло. Потом поворачивает голову и видит меня, сидящего с ним рядом на постели. Я тоже слегка обтерся мокрой тряпкой — стер с себя едкий пот, но волосы всколочены, и вообще мой вид далеко от облика истинного Наследника Конто. Папаша всегда был очень строг в этом деле, требовал от Наследников «пристойного» вида и безупречно чистой одежды. Типа — надо соблюдать приличия, держать лицо. Меня это всегда раздражало. Хотя и было справедливым требованием. — Ты?! — глаза мужчины расширяются, он пытается сесть, и без сил падает назад, на кровать — Как ты тут оказался?! Что ты тут вообще делаешь?!ъ Потом отец обвел взглядом комнату, увидел Максима, Кендала, и неверяще помотал головой: — Что случилось?! Откуда вы все здесь взялись?! Кто ты?! (это он Максиму). Я вздохнул — дежавю, да и только. Недавно что-то подобное было с Анитой, и вот… Все заново. Ну что же…повторим, куда же деваться? — Отец! — сказал я строго, и даже жестко, что явно было для него непривычно — Слушай меня, и не перебивай. Я тебе сейчас все расскажу. Мужчина замер, уставившись на меня, а я начал свой долгий рассказ… Впрочем, не такой уж и долгий. Столько событий, столько произошло за эти месяцы, и все уместилось в часовой «отчет». Вот так и вся жизнь — вроде и долго живешь, а рассказать всю жизнь можно всего за полчаса. А у некоторых она вообще умещается в одно предложение: «Родился, жил и помер». Но это точно не мой вариант. Глава 15 И опять я что называется в шоке. Как должен был поступить нормальный человек, услышав о гибели своих сыновей? Например — схватиться за сердце и упасть мертвым. Или наоборот — впасть в ярость, и начать все крушить, а потом отправиться убивать императора и всю его камарилью. Нет, это все книжно и киношно. Нормальный человек порыдает, а потом начнет заливать горе спиртным. Уйдет в запой и не выйдет из него никогда. Циник я, наверное. Или слишком многое повидал. Все перечисленное — точно видел. Да и к папаше никакого пиетета — слишком много он нахеровертил, я разгребать уже замучался. Такое дикое желание треснуть его по башке, и сказать: «Ну что же ты наворотил, старый козел?! Вот жри теперь, да не обляпайся!». Вообще-то старым его назвать можно только с большущей натяжкой — ему похоже еще и пятидесяти нет. Крепкий, сухощавый, мускулистый. Могучих плеч не имеет, тяжелая мускулатура это не для аристократов (так и на Земле было), но развит физически он великолепно. Эдакий спортсмен-легкоатлет, сухой и широкоплечий. Из памяти Альгиса помню — по умению владеть мечом его превосходил только Кендал, а Кендал это мастер из мастеров. В общем, папаша выслушал мое горестное повествование, минут пять сидел молча, закрыв глаза, неподвижный, как статуя, потом с трудом, шатаясь поднялся (но сам, без моей помощи!) и медленно, волоча ноги прошел к тяжелому столу, который иногда был обеденным столом, а иногда местом совещания самого ближнего круга. То бишь Главы и его Наследников. Сел он на свое место, в торце стола, на стул, спинка которого возвышалась над головой сантиметров на двадцать. Трон, право слово, а не стул. Потом поднял взгляд на меня, поднялся со своего стула и пересел на другой — справа от «трона», указав рукой мне на стул напротив. А затем хриплым голосом приказал: — Покиньте нас все! Кроме Альгиса. Присядь, сын. Кендал и Максим взглянули на меня, прежде чем покинуть комнату, и отец это заметил — тонкая, горькая улыбка появилась на его губах. Да, теперь он тут…никто. Совсем никто! Его просто нет. Он умер. А мертвые назад не возвращаются, и не могут никому приказывать, не могут ничем владеть. Даже своим гробом. Я кивнул, и мои помощники вышли из комнаты, тихо притворив тяжелую дверь темного дерева, окованную стальными полосами. Эта дверь могла бы выдержать штурм толпы секирников в течении нескольких часов. Не удивлюсь, если дерево и металл ко всему прочему укреплены еще и магией земли. С помощью этой магии можно дерево сделать твердым, как сталь. Кстати — таким образом, насколько я помню, укреплены замковые боканы, тренировочные деревянные мечи. Усевшись напротив отца, я положил руки на столешницу и приготовился выслушать то, что он мне скажет. А что он мне может сказать? «Отдай мой Клан? Как ты посмел?». Да все, что угодно может сказать. И похоже, что от моей родни можно ожидать…всякого. Я не поставлю и копейки против рубля за прогноз. — Ты мне не сын — мрачно выдал папаша, и у меня вдруг засосало под ложечкой. У нас это называлось: «Здравствуй, жопа, новый год!» Думал, что папаша излечился от своего тупоумия, ан нет — вон чего выдает. Ну, теперь ждем продолжения…как там поступают с «несыновьями», занявшими трон? — Я хотел бы, чтобы ты был моим сыном, но ты мне не сын, Альгис — продолжил папенька, пока что не выказывая желания меня сжечь, взорвать и вообще всяко распылить — Все, что ты сделал — правильно. И никто не мог бы сделать лучше тебя. Моя вина, что я обезумел, сам не знаю почему, и погнал моих мальчиков на смерть. Нет мне за то прощения. Гореть мне в Аду. Что со мной сталось — я не знаю. Вспоминаю то, что я делал в последние годы, и не нахожу себе объяснения поступкам. И то, как я обращался с тобой…ты должен меня ненавидеть, и я это пойму. Ну надо же! Все-таки прозрел! Что-то уж больно быстро. Или я такой хороший лекарь? Браво, Великий Альгис! Что же он там несет про то, что я не его сын? — И кто же мой отец, если не ты? — не выдержал, спросил с сарказмом. Слышал я эту версию по кузена и все такое. — Император — папаша сказал это просто, так просто, что…я почему-то сразу поверил, поверил, и вдруг…понял все, что со мной происходило. И предсказание гадалки, и покушения, и все, что с нами случилось. Убирали ведь не братьев, убирали меня. Только зачем так сложно? — Меня не было, я тогда гонял степняков на границе — тяжело сказал тот, кого я считал отцом Альгиса — И не знал, что нас посетил Император со свитой. Он раньше любил вот так нагрянуть в какой-нибудь Клан — вроде как с гостевым визитом. Все бегают, суетятся, прислуживают. А ему нравится — когда суматоха, и когда челядь перепугана. Братья твои были со мной. Мать оставалась в замке. Он пришел к ней ночью, изнасиловал ее. Она понесла. Мне ничего не сказала, говорила, что ты родился раньше времени. И только когда умирала в родильной горячке — созналась. Рассказала. «Отец» вздохнул, помотал головой: — Лучше бы она этого не говорила. Я тебя возненавидел. Убить не мог, ты ведь ни причем, но и видеть тебя перед глазами — каждый день, каждый день! — было выше моих сил. Меня спрашивали, почему я так тебя не люблю, пришлось придумать, что мать изменила мне с кузеном. Не мог я сказать, что ее изнасиловал император. Нас тут же бы обвинили в заговоре против трона и всякое такое. И все подтверждается — у тебя проявились способности мага-стихийника, а мы, Конто, все огневики. Император — стихийник. — А что, нельзя было меня отослать? Учиться, например! Или дать мне денег, чтобы я жил где-нибудь подальше от тебя, занимался любимым делом, и не мелькал перед глазами! Зачем нужно было держать меня здесь? — неприязненно-холодно спросил я, уже в общем-то зная ответ. И он последовал. — Я хотел предъявить тебя Императору, и попросить себя место в Совете — не поднимая глаз от столешницы, сказал «папаша» — Да, слышится это мерзко, но я действовал ради Клана. Возвышение Клана — это моя цель, моя жизнь. Ради этого мы жили и живем. Человек — ничто, Клан — все. Цинично, гадко, я все понимаю. Но это мой грех, и я действовал ради вас. Я послал письмо Императору, и в нем рассказал, что воспитываю его бастарда, и что хочу компенсации и за нанесенную мне обиду, за умершую твоими родами жену, и за то, что я никому не сказал ни слова и воспитываю его сына. Император ответил на удивление тепло, и пообещал мне поддержку и место в Совете. Пообещал приблизить меня к трону, сделать своим Советником. — Ну ты идиот! — не выдержал я, и выругался по-русски — Дебил б…ь! Да ему легче уничтожить всех нас, чем тащить провинциала себе в подбрюшье! Небось намекнул, что расскажешь, как он по-пьяни изнасиловал твою жену? «Папаша» молчал, но по его лицу все было видно. Точно, ляпнул, многоумный! Додумался! И поперся за плюшками в столицу, как последний лох. Придумал причины — почему ему туда надо, а сам…в общем, опухоль, она не так просто в мозгу сидела. — Теперь я это понимаю, но тогда казалось правильным. Я намекнул родовитому дворянину о том, что у него передо мной неизбывный долг, дворянин признал долг и согласился его отдать. Дело чести! И совершенно забыл о политике… Вот и результат. Я потерял своих сыновей, потерял Клан. И теперь не знаю, как мне жить. И самое главное — зачем жить. Все в прошлом. Зря ты меня разбудил, сын. — Сын? Ты же сказал, что я не сын тебе! — Неважно, кто сделал, важно — кто воспитал. Так ведь говорят? Я был тебе плохим отцом, знаю. Но позволь называть тебя сыном. И раз ты меня разбудил…я помогу тебе всем, чем могу. А потом уйду. — То есть? — не понял я — Куда уйдешь? — К твоим братьям. К любимой жене — мужчина как-то сразу осел, побелел, и стал выглядеть гораздо, гораздо старше, чем он был на самом деле. Мне даже стало его жалко. В самом деле — он ведь тупил и самодурствовал не сам по себе. Попробуй, поживи с опухолью в башке! — У тебя голова болела? — спросил я неожиданно для себя. В принципе — какая мне разница, болела у него голова, или нет? — Болела…постоянно болела — удивленно подняв брови, ответил отец — А откуда ты знаешь? Я отвары пил, снадобья принимал. В городе покупали, я не хотел, чтобы кто-нибудь знал о моей болезни. В конце концов привык. — Опухоль у тебя была в голове — сухо ответил я — От того и голова болела. От того ты и принимал глупые, необдуманные решения. С императором случайно лекаря не было? Мага? Когда у тебя начала болеть голова? Ты застал императора до его отъезда? — Застал. Да, лекарь у него был. Меня тогда слегка ранили во время рейда, стрелой в плечо. Лекарь императора лечил, снадобья мне давал. А болеть голова начала через несколько недель после отъезда императора. — Мама красивая была? — Очень! — с чувством сказал отец — Невероятная, потрясающая красавица! Удивляюсь, что она вышла за меня. Говорили, ее сам император сватал, но она ему отказала. Любила меня. И даже после того, как столько раз родила — осталась красавицей! Все так просто. Все так тупо-просто! А я-то…карьеры…россыпи…шахты… А тут…любовный треугольник — один любит женщину, но та ему отказывает, выходит за другого. Первый все-таки ее настигает, насилует, а она, чтобы не подставить мужа — молчит. До самой смерти молчит. Но зачем сказала? Действительно — зачем? Кроме мести ничего в голову не приходит. Решила на смертном одре поквитаться с насильником. А каковы тогда мотивы императора? Почему он хотел меня убить? Папаша, так сказать… Не хотел признавать бастарда? Боялся? Подгрызу ножки трона и тот повалится? Странно…ну где император, и где я? Каковы мои возможности? Да я вошка против него! Загнанная в угол крыса! Стоп! А если это не император? Если это…Наследник Престола?! Ну тот самый, что командует армиями! Ну а что? Зачем ему лишнийконкурент? Еще один братец? Вдруг я козни против него начну строить? Хотя все-таки — нет, это рука императора. С сынком, конечно, но оба решили бастарда истребить, так мне кажется. Так вычисляется. Кстати, теперь понятно — почему меня раньше не трогали. А никто не знал о моем существовании! Вернее — о моем существовании в роли бастарда. Благодаря папаше все узнали о том, что я есть. Я посмотрел на отца. Тот сидел молча, уперев взгляд в столешницу, и…ждал моих слов? Каких, интересно. Ругани? Обвинений в том, что он призвал беды на наши головы? А что это изменит? — Нам нужно отбить нашествие…отец — негромко сказал я, и увидел, как дрогнули плечи этого сразу состарившегося человека, когда я назвал его отцом — А потом мы будем отбиваться от войска императора. А когда отобьемся — займемся им самим. Мы должны отомстить! — Но он же…твой отец! — мужчина посмотрел на меня исподлобья — Его кровь в тебе! — С чего это вдруг — его кровь? — усмехнулся я — Материнская, это точно. Но никак не его. На кого я похож больше? — На мать! — без раздумий сказал-отрезал бывший Глава — Она была красавицей, ты в нее пошел. Вы с Анитой в мать удались. — Видишь, а этот негодяй тут и ни причем — усмехнулся я — не отец он мне, и никогда им не будет. Он пытался меня убить, я буду пытаться убить его. И это навсегда. — Дурак я…какой я был дурак! — отец даже застонал, схватился за голову — Как я мог быть так глуп, так недальновиден?! Опухоль, говоришь? Да какая бы ни была опухоль, как я мог?! — Послушай, отец…сейчас тебя показывать нельзя. Как и Аниту. Я сделаю тебе магическую маску, ты будешь моим советником-магом, наемником на службе. А когда все закончится…я имею в виду со степняками — мы тебя раскроем. И тогда займешь полагающееся тебе место. А я уеду. — Куда? — слегка опешил бывший Глава и тут же добавил — Нет-нет, я больше не хочу быть Главой Клана! Ты Глава Клана! У меня нет никого морального права занимать это место! Я погубил Клан — пускай даже и по болезни, от него остались только ты, да Анита! И вам нужно восстанавливать Клан! А я вам помогу. Ты найдешь Аните хорошего мужа, который войдет в нашу семью и станет одним из нас, Анита нарожает детей. Ты женишься, тоже сделаешь детей — вот и будет жить Клан Конто! А я буду возле вас. Но только возле! Клянусь памятью любимой жены, клянусь могилами моих сыновей — я никогда больше не займу место Главы Клана! А еще клянусь — отомстить за смерть моих детей, если буду жив. И прошу тебя, мой сын — отомсти за братьев. Не дай уйти от расплаты этим негодяям! Любят они тут пафос. Ну что сказать — средневековье, не хухры-мухры. Все это можно было сказать проще, мол, хватит с меня работы, ухожу на пенсию. «Я устал, я мухожук!». Вы тут с Аниткой подсуетесь, размножайтесь и плодитесь. Ну а я как высплюсь — вам что-нить насоветую. И да — постараемся напакостить императору. Впрочем — пафос для аристократов как мед для пчел. Пафосные клятвы, обеты и все такое прочее. Но что характерно — аристократы тут как ни странно стараются придерживаться данных ими клятв. Особенно если клянутся чем-то святым. А что может быть святее своих детей? Ну а что касается размножения…я всегда — «За!» Кстати сказать, какого черта папаня…хмм…все-таки ЭТОТ человек мой папаня, а не ублюдок, который воспользовавшись отсутствием хозяина дома трахнул его хозяйку. Не смогу я насильника называть отцом, даже если он и есть мой настоящий отец по крови. Отец — тот, кто воспитал, даже если он хреново исполнял свои родительские обязанности. В общем…странная мысль пришла в голову…а если на самом деле никто никого не насиловал? Если маменька Альгиса отдалась императору по доброй воле? А чтобы оправдаться, взяла, да и рассказала мужу о том, что ее изнасиловали. Только вот ЗАЧЕМ она это сделала? В отместку за что-то? Или на что-то рассчитывала? Например — для меня. Может считала, что император, узнав что у него есть бастард, приблизит его (меня!) к трону? А может это ее идея — написать императору и попросить должность и кучу плюшек к ней? Да разве же теперь узнаешь…у матери не спросишь, а отец…с ним все ясно. Только вот непонятно — какого черта он себя похоронил? Крепкий еще мужик, женится — пойдут дети! А если женщина будет не одна…бастарды? Да какая разница! Почему не признать ребенка от наложницы? Нет, рано он себя записал в старики. Тем более после того, как я его вылечил. Ведь я не только опухоль убрал, я ведь подлатал и его организм. Крепкий, способный к производству наследников мужик — какого черта он тут ноет? — Сын, оставь меня одного…я помолюсь за наших мальчиков — отец поднялся на ноги и побрел в угол комнаты, где виднелся алтарь с изображениями богов и Создателя всего Сущего. Там он пал на колени, согнулся, упершись лбом в пол, и спина его затряслась в рыданиях. Хмм…вот теперь как-то более-менее адекватно. А то я уж и напрягся! У него сыновей всех перебили, а он тут рассуждает и строит планы. Я бы на его месте волком выл, а потом пошел убивать. Так что он сейчас на первом этапе, а по второму…я подскажу ему, когда он должен заняться своейместью. Вот нашествие степняков переживем, и тогда подумаем — кому и как напакостить. Оставляю его плакать, выхожу в коридор, мучительно соображая — куда папеньку поселить. В отцовские покои нельзя — с какой стати чужой человек будет жить в покоях бывшего Главы Конто? А тогда — куда? И насчет амулета — забыл ему повесить на шею. Ладно, чуть позже вернусь, решу вопрос. Надеюсь, догадается, что выходить из комнаты пока что нельзя. Впрочем…можно и запереть? Нет, не буду запирать. Не знаю, как отреагирует — взяли, и заперли хозяина замка! Он ведь настоящий хозяин, не я! Да черт бы с ним. Пусть будет то, что будет. Устал я что-то решать за все и за всех. Интересно, что он на самом деле обо мне думает? — Он стыдится, брат — громыхнул в голове голос Уго, и я едва не присел от неожиданности. Кот свалил куда-то «погулять», и его давно не было видно. Сутки его не слышал, не меньше.