– Что такое? – опешила женщина. И сама же себе ответила: – Это чучело! – А вы думали, я живую собачку запихнула в чемодан? – возмутилась Яна. – Как вы посмели потревожить память моей Долли! Посмотрите, какие у нее грустные глазки… Она опечалена и сердится! Не плачь, моя девочка… Пассажирка погладила чучело собаки по голове. Работница аэропорта выглядела сконфуженной. – Извините, я не знала… это чучело… у меня нет инструкций на сей счет, я не совсем… – Что, вам нужна справка о прививках? Что моя Долли не бешеная? – распалялась Яна, все сильнее наглаживая собачку и прекрасно понимая, что ее визави сейчас больше всего хотела бы получить справку от психиатра о нормальности хозяйки Долли, но оснований потребовать ее у женщины не было. – А везете вы ее с собой зачем? Просто потому, что никогда не расстаетесь? – уточнила женщина, вытирая пот со лба. – Вы меня с моей девочкой за ненормальных держите? – нахмурилась мадам Цветкова. – Нет, что вы… – А я уж подумала, что да! – рявкнула странная пассажирка. Но снизошла до пояснения: – Мы с Долли летим на родину. – Чью? – не поняла женщина. – Ну, не мою же! – Лицо Яны исказил очень реальный нервный тик. – На родину Долли, конечно! Она там родилась, оттуда была привезена щенком в Россию, где я ее и приобрела. И вот, когда моя девочка почила… – вытерла слезу дама в черном, – она мне приснилась. И знаете как? – Как? – выдохнула служительница. Казалось, уже весь аэропорт слушал этот диалог, причем затаив дыхание. – Бежит моя Долли по бережку, счастливая и свободная. На лице, то есть на морде, улыбка, глазки сияют… Травка такая зеленая, бережок такой крутой, а вокруг горы. Большие и красивые, внизу покрыты зеленью, с отвесными каменными ущельями, а вверху укрыты ледниками, величественными и блестящими, словно шапками. И манит меня моя девочка взглядом и лает, мол, как мне здесь хорошо! Стала я думать: где же находится место, куда хочет моя девочка? Она ведь явно свою последнюю волю мне таким образом высказала! И случайно посмотрела передачу про Норвегию, в которой увидела именно то место. Это было знаком свыше! Долли желала вернуться на родину! И вот я везу мою девочку, чтобы там ее кремировать и развеять прах над фьордами. Ах, я не увижу больше на самом видном месте моей лапулечки, моей красотулечки… Никогда уже не посмотрю в ее глазки… Но я твердо намерена дать свободу моей Долли, как она и просила. Когда Яна закончила свою речь, вокруг воцарилась тишина, и только что крики «браво» не раздались со всех сторон. – И вот теперь вы мешаете моей девочке обрести вечный покой… – вздохнула Яна. – Я совсем даже не против, – прокашлялась служащая аэропорта, – но вы тоже меня поймите. Есть определенные правила и инструкции. Случай для меня неординарный, и я могу пропустить вас только на одном условии… – На каком? – Ваша девочка полетит в багажном отделении. Вы не против? Яна выдержала театральную паузу, которой позавидовал бы Станиславский, и произнесла: – Моей девочке уже все равно. Ради того, чтобы обрести свободу, она готова лететь в багажном отделении. Казалось, вся очередь вздохнула с облегчением. Долли была благополучно водворена в чемодан. Госпожа Цветкова прошла дальше… – Тебе где лучше, у иллюминатора или у прохода? – спросил у своей спутницы Марек уже в самолете. – Ты издеваешься? Мне будет плохо везде! – Переживаешь за Долли? – усмехнулся Касински. – Не язви. – В тебе погибла гениальная актриса. – У меня мать – актриса, во мне это наследственное. – У тебя бы получилось. – Знаю. К сожалению, наши возможности не всегда совпадают с нашими желаниями. Я бы могла, но ни за что бы не хотела повторить путь матери. Яна плюхнулась в кресло и пристегнулась, не дожидаясь напоминания стюардесс. – Кости в Долли? – Встроены в ее скелет, как будто всегда там и находились, – кивнула Яна и нервно зевнула, пытаясь унять дрожь. – Гениально… – Конечно, внимательный патологоанатом даже на чемоданном рентгене заметил бы, что три ребра у собачки человеческие… Но прокатило. – А трупный материал там же? – Да. – Гениально… – Чего ты заладил? Гениально и гениально… Это не моя задумка, умный человек подсказал. – И кто он? – поинтересовался Марек. – Работник следственных органов, – сказала Яна, облизывая пересохшие губы. – Понятно… А сейчас он где? – А сейчас он в больнице, но к нашему делу это не имеет никакого отношения. Пока шла посадка, Яна в нескольких словах поведала попутчику о своем обращении к хорошему знакомому. – Потом меня выгнали, а его забрали на шунтирование. Вечером я себе места не находила, все в больницу звонила. Наконец узнала, что операция прошла успешно. А еще позже позвонил сам Виталий и уставшим голосом, словно с того света, посоветовал мне сходить к человеку, который делает чучела животных. Знаешь, как я испугалась? Чуть с ума не сошла! Решила, что следователь предлагает из меня сделать чучело. Что на него наркоз так подействовал… Марек засмеялся на весь салон. – Сильно же ты должна была допечь своего знакомого, чтобы могла подумать такое. – Сильно… – вздохнула Яна. И вдруг схватилась за горло. – Ты что? – покосился на нее спутник. – Если бы ты только знал, что для меня означает полет на самолете! Она устремила на него глаза, полные такого непреодолимого ужаса, что Марек сразу же перестал улыбаться. Взял ее руку в свою и воскликнул: – Какая холодная! Яна, ты дыши… – Что? – Дыши глубже и внятно, – повторил ученый очень спокойно и четко. – Внятно – это как? – Отдавая себе отчет, то есть полностью контролируя акт дыхания. На раз-два – вдох, затем задержка дыхания на три-четыре, и полный, контролируемый выдох на пять-шесть. Попробуем. Итак, глубокий вдох – раз, два. Молодчина. Не дыши – три, четыре. Теперь расслабляющий выдох… Нет, не рывком, как у подстреленной лани, а спокойный. Живот расслаблен, и там как бы горячий ком ощущается, который согревает все внутри и не дает твоим ладоням так замерзать. Вот руки уже теплеют. А еще нам мешает свет, он отнимает внутреннее тепло, поэтому будь хорошей девочкой, закрой глаза. Молодец! Надо сосредоточиться на своем дыхании. Оно сейчас для нас – самое главное. Дыхание – это жизнь! Пока мы дышим, с нами ничего не случится. – Нас зашатало… мы уже летим… – слабо, словно с того света произнесла Яна. – Раз-два! Вдох! – голос Марека заполнял все вокруг. – Никакого страха сейчас нет. Мы не летим, ты качаешься на волнах, в теплом ласковом море. Раз волна, два волна… Яна поплыла по лазурному морю, глядя на приветливую, солнечную линию пляжа, где резвились дети, загорали люди. И ничто не омрачало их отдых. Безоблачное небо с жарким солнцем и приятный вид растительности в бело-розовых цветах, похожих на флоксы, успокаивали…. Вдруг мерное покачивание тела нарушили грубоватые толчки течения из морских глубин. – Что это? – подумала она вслух с легким налетом беспокойства. – Пора на берег! – раздался голос рядом с ней. Яна увидела мокрое лицо Виталия Николаевича, плавающего неподалеку с ней и удивилась: – Ты что тут делаешь? – За тобой приплыл. Возвращаться пора, – выплюнул он воду изо рта. – Я не хочу, мне здесь хорошо. – Яна, пора! – Виталий, отстань, я еще поплаваю… – Говорю тебе – пора!