– Да уж называй все своими именами: вы незаконно вскрыли могилы! – Между прочим, не думаю, что кто-нибудь из покойников на нас обиделся. Они явно захотели бы, чтобы их убийца был наказан. – Пока только подозреваемый в убийстве! – Ничего, докажем. И еще один интересный факт. Родственники потревоженных могил даже не забили тревогу. Потому что их попросту нет! Анфиса выбирала мужей, не обремененных родственными узами, то есть толпой наследников. Да и могилы после изъятия материала приводились в божеский вид. – Утешай себя, утешай… – эхом отозвался Виталий Николаевич. – Прекрати внушать мне чувство вины! Что сделано, то сделано. Короче, у меня на руках три ребра и какие-то не очень приятные на вид куски в баночках. Следователь содрогнулся. – Ладно, я что-нибудь придумаю. Если тебя схватят в аэропорту, вали все на меня. – Как это схватят? – Тебе ли не знать, Цветкова, что такие действия всегда связаны с риском! В общем, скажешь в случае чего, что тебя попросил это вывезти такой-то и такой-то. Я тюрьму легче перенесу, она у меня специализированная будет. Да и по здоровью скидку получу. Может, уже здесь начать косить под психа? Или притвориться, что на мою психику повлияли лекарства и я сам не знал, что творил… – Размечтался! Придумай что-нибудь, чтобы меня не поймали, – надула губы Яна. В палату вошла все та же знакомая медицинская медсестра с лоточком, накрытым стерильной салфеткой. – Укольчики… Оба-на, опять вы здесь? Вам, девушка, прямо неймется доконать его окончательно. Дайте хоть мужчину прооперировать! Виталий Николаевич рассмеялся: – Да ничего, я привык… – При чем здесь привычка? У вас же скоро операция! Ой, что я вижу… Вы зачем поели?! – А что, нельзя? – растерялся следователь – Вы как маленький, честное слово! – звякнула лоточком медсестра. – Я же вас предупреждала! – А я запамятовал, – виновато посмотрел на нее Виталий. – Ладно уж… Наверняка это вы его уболтали! – бросила медсестра недобрый взгляд на посетительницу, чтобы хоть кто-то остался виноватым в сложившейся ситуации. – Операция не будет отменена в любом случае… Сейчас я поставлю пару уколов, а потом пойдете и очистите желудок. – Что? – не понял следователь. – Промывание желудка сделаю, клизму и все такое! – весело подмигнула ему медсестра. – А поподробнее о «все такое»? – уточнил Виталий Николаевич. – Если у самого вырвать не получится, то вставим шланг. – Не надо! – сразу же встряла Яна, болея душой за своего приятеля. – Мы справимся сами! – Как скажете, – пожала мощными плечами женщина в белом халате. – Яна, я не справлюсь… Никогда так не делал… – растерялся Виталий Николаевич. – А хочешь я принесу… ну, эти… косточки и откроем баночки, и мы вместе очистим свои желудки? – спросила его Яна, смотря на него честными голубыми глазами. – Нет! Я сам! – сразу же включился следователь. – Лучше – сам, – согласилась медсестра, не поняв ни слова из того, о чем они говорили. – Странная у вас девушка, больной, очень странная. Но красивая, – вынуждена была она признаться. Яна поправила свои длинные волосы. – Я вам открою тайну: красивым женщинам прощаются многие странности. – Это точно, – вздохнула женщина и достала шприц, наполненный лекарством. – Снимайте портки, товарищ майор. – Отвернись! – буркнул Виталий, обращаясь к Яне. – Ты хоть и «моя девушка», но не настолько. – Как дети, ей-богу! – покачала головой медсестра, выпуская через иглу струйку воздуха во избежание его попадания в тело служащего государственных органов. Глава 14 Яна Карловна Цветкова за свои тридцать с хвостиком голову сломала, мучаясь вопросом, откуда у нее возник жуткий, навязчивый, всепоглощающий страх полетов на самолете. Вот не могла она этого понять, и все тут! «Возможно, из-за непонимания механизма того, как громадная металлическая махина, нагруженная людьми и тяжелым багажом, летит в таком легком и невесомом воздухе? Вот так прямо – раз, и взлетает! И даже не пыхтит, не тужится, не машет крыльями! – размышляла Яна. – Или оттого что кто-то из моих предков разбился когда-нибудь, упав с высоты, и передал мне негативную генетическую память?» Строила она и другие предположения. Убеждала, уговаривала себя не бояться. И все же каждый полет воспринимала как маленькую смерть. В аэропорт она вошла, одетая, как всегда, своеобразно – тонкие черные колготки, замшевые черные туфли с блестящими пряжками и на высоченных каблуках, черное же платье а-ля парижанка, светлые волосы собраны в тугой пучок. А вот на лице не наблюдалось ни грамма косметики, что для нее было совсем не характерно. Еще более удивительным казалось то, что на Яне не имелось никаких украшений, тогда как обычно от их неимоверного количества мадам Цветкова походила на новогоднюю елку. Складывался образ такого полного и глубокого траура. В руке она несла розовый чемоданчик в стразах – единственный яркий аксессуар, а на плече болталась большая мягкая замшевая сумка, тоже с блестящей пряжкой. Именно в таком виде ее и увидел Марек Касински, уже ожидавший с билетами. – Привет… Тебя просто не узнать! Что-то случилось? – сразу же забеспокоился мужчина. – Все хорошо… – сквозь зубы прошептала Яна. – Ты очень бледна… – Это не я бледна, а платье слишком черное, – возразила она. – Ты выглядишь, как покойница! – не унимался рыжий гигант. – Такое не говорят женщинам, особенно тем, кому не так давно вручили части мертвых тел. – Сама же ввязалась! Кстати, где они? – Здесь, – качнула розовым аксессуаром госпожа Цветкова. – Как, прямо там?! В таком ярком, да еще и в стразах чемодане?! С таким жутким привлечением внимания?! – изумился ученый. – А что, собственно, тебя удивляет? Все очень тонко продумано. Надеюсь, здесь, на просвете, то есть рентгеновской установке, нет анатомов? – Чего? – Ничего. Только ничему не удивляйся… Наверное, пора уже на регистрацию? – Да, идем. И они пошли. – Извините, гражданка… – даже привстала со своего стула женщина, проверяющая багаж на «телевизоре», обращаясь к высокой пассажирке в черном. – Да? – приподняла одну бровь Яна. – Что у вас в чемодане? – спросила служащая аэропорта, сдвинув свои широкие, явно не знавшие щипчиков брови и сосредоточенно рассматривая на экране зафиксированную картинку аксессуара в стразах. – Моя Долли, – монотонным голосом ответила Яна. – Извините, кто? – Моя девочка, моя маленькая сладенькая псинка, моя доченька Долли, – терпеливо пояснила Яна. – Собака? – поняла и ужаснулась одновременно женщина. – Это для вас она – собака. А для меня она была всем! Я никогда в жизни не расставалась с ней, с моей девочкой… – В голосе Яны проявились истерические нотки. – Но в салон самолета с животными нельзя! Есть специальное отделение, с учетом, конечно, того, что у животного имеется ветеринарный паспорт с отметками о всех прививках. Зачем вы упрятали ее в чемодан? Как нехорошо! А стразами закамуфлировали дырочки для воздуха, да? Ай-ай-ай… – покачала головой служительница аэропорта. К их диалогу прислушивался ничего не понимающий Марек, стоявший невдалеке. Яна очень неприязненно посмотрела на собеседницу. Та тоже несколько сменила тон. – Доставайте свою собаку, не задерживайте очередь! Розовый чемоданчик оказался перед хозяйкой, и мадам Цветкова щелкнула замком. Глазам удивленной публики предстала собачка типа таксы, стоящая на деревянной подставке с трогательной табличкой «Долли». Глазки у нее были грустные, взгляд стеклянный.