– Константин – добрый христианин. – Тогда почему он заключил союз с язычником? Король остановился и криво усмехнулся: – Я, похоже, сделал то же самое. – С язычниками, – поправил я. – Со мной и Эгилом Скаллагримрсоном. – Он будет драться на нашей стороне? – Да. – Слабое утешение, – проговорил Этельстан. – Сколько у тебя воинов? – Немногим более тысячи западных саксов, – ответил король. – И шестьсот мерсийцев. Сюда, разумеется, нужно добавить твоих людей, да и подкрепления подходят ежедневно. – Фирд? – спросил я. Фирд – ополчение, войско хлебопашцев, лесников и селян. – Около тысячи. Но бог весть какой от них будет толк в сражении. – Даже с фирдом у тебя, скорее всего, окажется меньше людей, чем у противника, – заметил я. – И все-таки ты можешь победить. – Как? – резко спросил он. – Сражаясь более яростно, чем враги? – Сражаясь умнее их, – ответил я и, взяв уголек, начертил на куске материи несколько новых линий, попутно объясняя, что к чему. – Вот так ты можешь победить, – подвел я черту. Он всматривался в грубый рисунок. – Почему ты не показал этого Этельвину и прочим? – Потому что, если дюжина людей знает твой план боя, каждый из них расскажет еще дюжине и так далее. Сколько пройдет времени, прежде чем об этом узнает Анлаф? Король кивнул в знак согласия, все еще разглядывая схему. – А если я проиграю? – тихо спросил он. – Тогда Инглаланда не будет. Этельстан продолжал смотреть на изменения, нарисованные мной на карте. – Архиепископ Вулфхельм твердит, что Богу угодно было сделать меня королем, – спокойно проговорил он. – Иногда я забываю об этом. – Доверься своему Богу, – посоветовал я. – И верь в своих воинов. Они сражаются за свои дома, жен и детей. – Но дать бой в месте, выбранном Анлафом… – Побив его на им самим выбранном поле, ты унизишь его, докажешь, что ты и правда тот, кем себя именуешь: Monarchus Totius Brittaniae. По его губам пробежала улыбка. – Взываешь к моей гордости? – Гордость – хорошее качество для воина, – ответил я. Он посмотрел на меня, и на удар сердца я увидел перед собой ребенка, которого растил, ребенка, постоянно опасающегося за свою жизнь, но при этом не теряющего храбрости. – Ты в самом деле думаешь, что мы можем победить? – спросил Этельстан. Я не посмел выказать свои сомнения и похлопал по карте на ткани: – Следуй моему совету, государь, и к концу месяца ты станешь монархом всей Британии, а реки Вирхелума побагровеют от крови твоих врагов. Он помедлил, потом кивнул: – На рассвете ты отправишься в Сестер. Перед твоим отъездом я сообщу о своем решении. Я вышел в ночь, но, прежде чем опустить полог шатра, оглянулся и увидел, что король стоит на коленях и молится. Начинался дождь. * * * На следующий день вместе с нами поехал Стеапа. Выглядел он старым. Это по-прежнему был великан с устрашающим лицом и видом воина, готового по малейшему поводу применить силу. При первой нашей встрече я его испугался, но потом уяснил, что за мрачной внешностью скрывается добрая душа. Его волосы и борода побелели, скуластое лицо испещрили глубокие морщины, но на коня он по-прежнему садился легко и все еще носил огромный меч, с которым начал свою жизнь истребителя врагов Альфреда. – Этот клинок должен был убить и тебя, – прогудел Стеапа, когда мы поздоровались. – Ничего у тебя не вышло, – возразил я. – Ты всегда был слишком медленным. Передвигался как стог сена. – Я просто давал тебе шанс. – Забавно, но я делал тоже самое. Мы сошлись в поединке в далекие времена короля Альфреда. Тот бой должен был доказать мою вину или невиновность, но его прервало появление захватчиков Гутрума. Поединок мы не закончили, но я так и не забыл страха, пережитого в схватке против Стеапы, даже когда мы стали друзьями. – Может, нам лучше завершить тот бой? – предложил я. – Тебя теперь легко победить: ты старый и неповоротливый. – Старый? Я?! Ты себя-то видел?! Выглядишь ты так, словно собака тебя пожевала, а потом выплюнула. Он ехал с нами, поскольку Этельстан промучился со своими сомнениями всю ночь и послал Стеапу посмотреть на выбранное Анлафом поле. – Если Стеапа согласится с тобой, – сообщил мне король на рассвете, – то передай Анлафу, что мы встретимся с ним там. Я не спорил. Решение, как ни крути, оставалось за Этельстаном, и удивился я только тому, что в спутники нам он выбрал Стеапу. Я ожидал одного из молодых олдерменов, но у короля имелись веские причины. – Стеапа побывал в большем числе битв, чем любой из нас, – сказал Этельстан тогда на заре. – Повидал столько же сражений, сколько и ты! Он хорошо разбирается в местности и сможет противостоять тебе, если поле не понравится. – И если ты не согласишься? – спросил я у Стеапы по пути на север. – Тогда мы побьем ублюдков в каком-нибудь другом месте. Но я в любом случае рад убраться оттуда. – Он мотнул седой головой в сторону лагеря Этельстана. – Слишком много чертовых церковников и выскочек-лордов, которые считают, будто они не дерьмом, а лавандой испражняются. Этельстан должен был последовать за нами до реки Ди и ждать там мнение Стеапы относительно поля боя. Если полоса земли между потоками в Вирхелуме не понравится Стеапе, Этельстан разрушит римский мост через Ди, предоставит Сестер собственной судьбе и уйдет на восток, искать другое место, чтобы дать отпор захватчикам. – Где бы ни довелось нам биться с этими ублюдками, дельце будет кровавым, – сказал Стеапа. – Точно. – Никогда не любил сражаться против норманнов. Чокнутые мерзавцы. – Думаю, им против тебя сражаться тоже не доставляло удовольствия, – заметил я. – К тому же я слышал, что ирландские норманны используют стрелы. – Это так, – коротко подтвердил Финан. – Как и мы, – вставил я. – Но у Анлафа лучников больше, – сказал Финан. – Луки у них в ходу. Они ставят лучников за «стеной щитов», и с неба обрушивается дождь из стрел. Так что головы вниз, щиты вверх. – Господи, – буркнул Стеапа. Я знал, о чем он думает. Желания стоять в еще одной «стене щитов» у него было не больше, чем у меня. Всю нашу долгую жизнь мы сражались: с валлийцами, другими саксами, скоттами, данами, норманнами, а теперь нам противостоял союз скоттов, данов и норманнов. Это будет жестокая схватка. Христиане твердят, что нужно хранить мир, что мы должны расплавить наши мечи и перековать их на орала, вот только не видел я еще такого христианского короля, который сунул бы свой клинок в горнило. Сразившись с Анлафом, будь то в Вирхелуме или в глубине Мерсии, мы столкнемся с воинами Константина и Овейна из Страт-Клоты, а ведь они почти все христиане! Попы с обеих сторон будут взывать к их пригвожденному Богу, молить Его о помощи, просить о возмездии и победе, и все это для меня было лишено смысла. Допустим, Этельстан преклонил колени перед Богом, но то же сделает и Константин, а также Овейн. В самом ли деле их пригвожденному Господу важно, кто правит Британией? Обо всем этом я размышлял, пока мы гнали коней на север, следуя римской дороге. Все это время нас поливал ливень, что принес холод с Валлийских гор. Интересно, что на уме у валлийцев? Я не сомневался, что Анлаф засылал послов к Хивелу и к мелким королям. Бесспорно, у них хватает причин не любить Этельстана, заставившего их склонить колени и платить дань. Тем не менее, по моим соображениям, Хивел ничего не предпримет. Он может не любить саксов, но понимает, какой кошмар его ждет, если Этельстан войдет с армией в горы. Хивел даст северянам и скоттам сражаться со старым врагом и, если победят союзники, прихватит у саксов земли, сколько сможет, а если верх возьмет Этельстан, будет посмеиваться из-за границы и собираться с силами. – Ты задумался, – с укором проворчал Финан. – Мне знакомо это выражение лица. – Лучше не думать, – заметил Стеапа. – От этого одни беды. – Пытаюсь понять, почему мы воюем, – признался я.