– Еще как настроены! – Епископ Освальд тоже среди них? Он покачал выбритой на макушке головой: – Нет, лорд. Проповеди в соборе читает обычно отец Сеолнот. Я безрадостно рассмеялся. Я с детства знал Сеолнота и его брата-близнеца Сеолберта и не любил их почти так же сильно, как они меня. У Сеолберта имелась хотя бы веская причина меня ненавидеть, потому как я выбил ему большую часть зубов. Воспоминание об этом приносило хоть какую-то радость, а по мере того, как лето переходило в осень, поводов для радости становилось все меньше. Начались набеги. Поначалу они были незначительными. Угнали скот на южной моей границе, сожгли амбар, разорили верши. Налетчиками всегда оказывались норманны или даны, ни у одного не было на щите эмблемы Гутфрита в виде клыкастого вепря, и ни один не принадлежал к западным саксам. Я отрядил моего сына во главе трех десятков воинов помочь Ситрику из Дунхолма, но владения мои были обширны, враг осторожен, и мои воины вернулись ни с чем. Потом напали на рыбачьи шаланды. Сети и улов забрали, мачты срубили. Никто из моих людей не был убит или даже ранен. – Это были два саксонских корабля, – сообщил один из рыбаков, когда я пошел на «Сперхафоке» вдоль побережья. – Ты заметил у них кресты на штевнях? – Ничего у них не было, лорд, но они саксонские. Пузатые такие на вид! – Построенные на юге корабли отличались тупым носом, совсем не похожим на острые обводы «Сперхафока». – Напавшие на нас мерзавцы говорили по-иностранному, но корабли у них были точно саксонские. Я ежедневно отправлял «Сперхафок» на юг, обычно под командой Гербрухта, а брат Эгила Торольф помогал ему на «Банамадре», но и они никого не обнаружили. Угоны скота продолжались, а попы в Эофервике брызгали слюной, проповедуя, что всякий, кто платит языческому господину подати, обречен гореть в адском пламени. Но жертв не было. Воровали скот, обчищали кладовые, жгли усадьбы и рубили мачты на судах, но никто не погиб. Элдред дразнил меня, подбивая первым пролить кровь и тем самым дать ему предлог развязать против Беббанбурга открытую войну. Ближе к зиме набеги усилились. Все больше ферм горело, норманны перебирались через западные холмы и нападали на моих держателей в предгорьях. Убитых все не было, хотя потери росли. Приходилось освобождать пострадавших от подати, рубить лес для построек погорельцам, возмещать потери скота и запасов зерна. Пришло второе письмо с печатью Гутфрита, где от меня требовали уплатить пятнадцать фунтов золотом, и я сжег его, как и предыдущее. Однако оно навело меня на мысль. – Почему бы нам не дать ему, что он хочет? – заявил я. Мы сидели в зале близ большого очага, в котором шипели и потрескивали ивовые бревна. Был вечер в начале зимы, и холодный восточный ветер налетал порывами, проникая через дымовую дыру в крыше. Бенедетта посмотрела на меня так, словно я спятил не хуже бедолаги Хротверда. – Отдать ему Беббанбург? – в изумлении спросила она. – Нет, – сказал я, поднимаясь. – Идемте. Я повел Бенедетту, Финана и сына через дверь, открывавшуюся с помоста. За ней находилась наша опочивальня с ворохом шкур. Я отпихнул шкуры ногой, обнажив толстые доски пола, и послал сына за ломом. Когда тот его принес, велел поднять тяжелые доски. Он налег на лом, Финан подсобил, и вместе они выдрали одну из половиц. Это был массивный кусок дерева, в фут в ширину и два шага в длину. – Теперь остальные, – сказал я. – Всего их семь. Лишь Бенедетта знала, что находится под нашим ложем, а Финан и сын видели эту дыру прежде. Они охнули, когда последние доски были подняты и лампа осветила пространство внизу. Их взорам предстало золото. Настоящий драконий клад. Запас золота, копившийся всю жизнь. Добыча. – Господи! – воскликнул Финан. Ему доводилось видеть клад раньше, но зрелище все равно было впечатляющим. – Сколько здесь? – Более чем достаточно, чтобы соблазнить Элдреда, – сказал я. – И хватит, чтобы отвлечь Этельстана. – Отвлечь? – Бенедетта как завороженная смотрела на блестящий металл. – Этельстан установил своего рода мир во всей Британии, не считая мои земли, – пояснил я. – Мне нужно дать ему другого врага. – Это как? – недоуменно переспросил сын. – Сейчас поймете. – Я спустился в дыру, представлявшую собой естественную полость в горе, на которой стоял Беббанбург, и поднял кое-какие сокровища в комнату. Тут было золотое блюдо, достаточно большое, чтобы вместить говяжий окорок. По ободу его гнались друг за другом женщина и мужчина с ногами козла. Были высокие подсвечники, явно украденные из церкви и взятые мной у Скёлля. Имелись тут слитки, золотые цепи, чаши, кувшины и кубки. Был кожаный мешок с драгоценностями, тончайшей работы украшения для меча, броши и фибулы. А еще рубины и изумруды, браслеты и грубый золотой обруч, который носил на голове Хэстен. Нашлись и золотые монеты, римская статуэтка женщины в короне из солнечных лучей и деревянный крест, обитый рубленым серебром. Часть золота скопил отец, еще больше добавил его брат, мой вероломный дядя, но основная часть представляла собой сокровища моих врагов. Это был запас, который я хранил на случай, если для Беббанбурга наступят трудные времена. Я нашел грубой работы кубок и подал его Финану. Сосуд выглядел так, будто его изготовили при помощи каменного молотка: неровный и бугристый, зато из чистого золота. – Помнишь те могилы к западу от Дунхолма? – спросил я. – Три захоронения? – В горах? – В горной долине. Там еще высокий камень стоял. – Чертова долина! – воскликнул ирландец, припоминая. – Три могильных кургана! – Чертова долина? – переспросила Бенедетта, осеняя себя крестом. Финан усмехнулся: – Так ее прозвал бывший архиепископ Эофервика. Как его звали? – Вульфхер, – подсказал я. – Вульфхер. – Финан кивнул. – Зловредный старикан. Он провозгласил, что в тех могилах скрываются демоны, и запрещал приближаться к ним. – После чего послал своих людей раскапывать курганы, – закончил я. – А мы перехватили их. – И сами их раскопали? – задал вопрос мой сын. – Ясное дело. – Я ухмыльнулся, потом погладил старинный кубок. – Но это все, что нам удалось найти. – И кое-какие кости, – добавил Финан. – А вот демонов не обнаружили. – Но пришло время наполнить могилы золотом и заселить демонами, – пояснил я. Я устрою ловушку. Предложу Гутрфриту золото – больше золота, чем он мог когда-либо мечтать, и дам Элдреду то, что он хочет: убийство. Да, я нанесу удар первым и стану убивать безжалостно. Но чтобы ловушка сработала, ее следует расставить с умом и держать в тайне. На приготовления ушла большая часть зимы. Древние, грубой работы предметы вроде отчеканенного камнем кубка или хищного вида крученого ожерелья мы трогать не стали, так же как и слитки, а вот подсвечники и кое-какие римские блюда расплющили в бесформенные куски. Этельстан потребовал в дань от Хивела двадцать четыре фунта золота, а когда мы закончили, в нашем распоряжении оказалось сто с лишним фунтов этого металла, упакованного в крепкий деревянный ящик. Работали тайком, помогали только Финан и мой сын, так что из Беббанбурга не просочилось ни слова про золото. Элдред не переставал задирать меня, хотя и урывками. Время от времени налетали всадники, жгли житницы и амбары, угоняли скот. Они по-прежнему никого не убивали, не брали рабов, и пострадавшие сообщали, что налетчиками неизменно выступали норманны. Говорили они на норвежском или датском, носили на груди молоты, а щиты имели простые, без эмблем. Набеги стоили мне серебра, но серьезного урона не было. Постройки возводились заново, зерно присылалось из Беббанбурга, так же как коровы и овцы. Мы отряжали воинов патрулировать нашу южную границу, но я строго запретил вторгаться на земли Гутфрита. То была война без убийств и даже без схваток и в моем представлении выглядела бесцельной. – Тогда зачем мы ее ведем? – сердито спросила Бенедетта. – Потому что Этельстан этого хочет. – Вот все, что я мог сказать. – Ты ему трон преподнес! Какая неблагодарность! Ее возмущение заставило меня улыбнуться: – Алчность сильнее благодарности. – Ты его друг! – Нет. Я владетельный лорд в границах его королевства, и он должен показать, что контролирует меня. – Напиши письмо! Скажи, что ты предан ему! – Он не поверит. Кроме того, это будет как соревнование, кто дальше пустит струю. – Уфф! Мужчины! – А он ведь король, ему полагается побеждать. – Ну вот и помочись на него! Как следует! – Ладно, – угрюмо согласился я. И чтобы осуществить данное обещание, отправился вместе с Финаном, Эгилом и еще дюжиной человек на юг в конце зимы, когда снег еще лежал в тенистых высоких долинах. Мы пробирались по горам, предпочитая не пользоваться римской дорогой, а на привал останавливались в тавернах или маленьких усадьбах. Говорили, что присматриваем себе земли, и, возможно, народ нам верил, а может, и нет. Одеты мы были скромно, без золотых украшений, носили простые мечи и скрывали свои имена. За ночлег платили рубленым серебром. На путь до Чертовой долины у нас ушло четыре дня, и она оставалась точно такой, какой я ее запомнил. Долину со всех сторон окружали неприступные горы. Подойти к ней можно было лишь с юга, где шла с востока на запад римская дорога. В долине росли косматые сосны, по дну ее бежал ручей, берега которого были еще скованы льдом. Три погребальных кургана располагались по прямой линии в середине долины, трава на них была белой от инея. В курганах виднелись глубокие раны, обозначавшие места, где копали мы, а потом наверняка и деревенские жители из речной долины. Высокий камень, отмечавший южный край захоронений, упал и лежал на тонком слое дерна. – Летнее пастбище, – сказал Эгил, пока мы шли ко входу в долину, и пнул траву. – Ни для чего другого не годится. – Годится, чтобы спрятать золото, – отозвался я. Мы остановились у южного края долины, где холодный ветер трепал полы наших плащей. Ручей падал с выступа, устремляясь к реке, серебрившейся далеко внизу под лучами зимнего солнца. – Теса, должно быть. – Я указал на реку. – Рубеж моих земель. – Выходит, долина принадлежит тебе? – Мне. Все, что по эту сторону от реки, – мое. – А за ней? – Владения Гутфрита, – ответил я. – А быть может, Элдреда. Но не мое, это точно. Эгил оглядел долину внизу. С высоты мы прекрасно видели дорогу, деревню и полосу земли, тянувшуюся от поселения до северного берега Тесы. Такая же полоса уходила от противоположного берега, и это был верный знак, что Тесу можно перейти вброд. – Куда ведет дорога? – поинтересовался Эгил. Я махнул на восток: