Но не закончил, потому что я ударил его. Меня тоже обуревал гнев, но гнев холодный, и нанесенный открытой рукой удар был рассчитанным, резким и жестоким. Пусть я стар, зато каждый день своей жизни практиковался во владении мечом, а это развивает в человеке силу. Он пошатнулся. Ему почти удалось устоять, но я толкнул его и Элдред упал. Ни один из его людей не пошевелился, что едва ли удивительно, ибо к этому времени в зал ввалилось четыре десятка моих воинов, все в блестящих кольчугах, с начищенными шлемами и с копьями наперевес. Я наклонился и подал Алайне руку. Храбрая девчушка не плакала. – Зубы все целы? – спросил я у нее. Она поворочала языком во рту, потом кивнула: – Вроде да. – Скажи, если какого не досчитаешься, – я дам тебе взамен зуб этой жабы. – Я встал над Элдредом. – Не ты лорд Беббанбургский, а я. А теперь, прежде чем мы обсудим письмо короля, отдайте мечи. Все! Один за одним они передали мечи моему сыну. Только Элдред не пошевелился, и Утред просто вытащил клинок у него из ножен. Я усадил Элдреда и его людей и попросил принести свою печать, сделал оттиск на оторванном от письма Этельстана клочке и показал священнику вместе с печатью на свитке. – Это одна и та же печать? Поп уставился на оттиски, явно не горя желанием отвечать на заданный вопрос, но наконец покачал головой. – Похоже, что нет, лорд, – промямлил он. – Церковники поднаторели в подлогах, – безжалостно сказал я. – Обычно в делах, касающихся претензий на землю. Они изготавливают документ, якобы подписанный умершим двести лет назад королем, и копию печати бедолаги и заявляют, будто он пожаловал им множество хайдов[4] отличных пастбищ. В Бургеме произошла такая же история – эту печать подделали? – Лорд, я не знаю, – снова пролепетал поп. – А вот бессовестная жаба знает, – заявил я и посмотрел на Элдреда, который отмалчивался и избегал встречаться со мной взглядом. – Отважный воин, поднимающий руку на маленьких девочек, он ведь наверняка знает? – Я издевался над ним, а он по-прежнему молчал. – Передай королю, – продолжил я, – что Беббанбург останется моим, что я не заключал союза со скоттами и никогда не заключу. Священник покосился на Элдреда, но было понятно, что тот ничего не скажет. – Лорд, что, если начнется война? – нервно спросил поп. – Погляди! – Я указал на балки зала, на которых были развешаны потрепанные флаги. – Все эти знамена принадлежали врагам саксов. Часть из них выступала против Альфреда, часть против его сына, а иные – против его дочери. Как думаешь, почему они висят здесь? – Времени на ответ я ему не дал. – Потому что я победил этих врагов. Потому что я убил их. Священник снова поднял глаза. По правде говоря, флаги настолько истрепались и закоптились в дыму, что их трудно было разглядеть, но он вполне мог отличить треугольные штандарты норманнов от знамен саксонских вождей и видел их количество. Тут нашлось место воронам, орлам, оленям, секирам, вепрям, волкам и крестам – все эти эмблемы принадлежали моим недругам. В награду за вражду со мной все они получили по нескольку футов саксонской земли. – Когда ты проезжал через ворота, то видел черепа, – обратился я к попу. – Чьи это были черепа? – Твоих врагов, – прошептал он. – Моих врагов, – подтвердил я. – И я не против добавить туда еще черепов. – Я встал и принялся ждать. Просто ждать, пока пауза не затянулась настолько, что Элдред не выдержал и посмотрел-таки на меня. – Есть лишь один владетель Беббанбурга, – заявил я ему. – А теперь иди. Мечи вам вернут, когда покинете крепость. Они удалились в понуром молчании. Проходя под воротами, где ждали вороны, и пробираясь между лужами крови и тушами забитого скота, не могли не обратить внимания, что стражники теперь стоят в начищенных кольчугах, а на остриях копий нет и следа ржавчины. Но ни один из посланцев короля не сказал ни слова. Они молча сели на коней, молча приняли свои мечи и проехали через Ворота Черепов, створки которых замкнулись за ними. – Быть беде, – бодро воскликнул Финан. Он шел к лестнице, ведущей на надвратное укрепление. – Помнишь вопрос, который задал тебе Домналл? – Какой именно? – Сколько у тебя союзников? Я поднялся вместе с ним по ступенькам и посмотрел вслед удаляющемуся Элдреду и его людям. – У нас есть Эгил, – уныло пробормотал я. – Если он жив. – Конечно жив, – весело отозвался Финан. – Чтобы убить Эгила, нужен кто-то поопаснее куска дерьма вроде Элдреда. – Выходит, мы и Эгил против всей остальной Британии? – Выходит, так, – согласился я. Финан был прав. У нас не имелось союзников на этом полном врагов острове. Я унизил Элдреда и тем самым нажил опасного противника, потому как у него имелся доступ к королевскому уху. Этельстан мог расценить мой поступок одновременно как вызов и как оскорбление. Теперь в глазах монарха всей Британии я стану врагом. – Думаешь, мне стоит пасть ниц? Я заметил, что Финан поразмыслил над заданным вопросом. Ирландец нахмурился: – Лорд, если ты падешь ниц, они сочтут тебя слабым. Он редко называл меня лордом – только когда хотел, чтобы я воспринял его слова всерьез. – Значит, дадим им отпор? – Вилтунскир тебя не прельщает? – Мне там не место, – отрезал я. – Там слишком тепло, слишком сытно, слишком просто. Ты хотел бы жить в Вилтунскире? – Нет, – согласился мой друг. – Мне нравится Нортумбрия. Здесь почти так же хорошо, как в Ирландии. На это я улыбнулся: – И что же мне делать? – То, что мы делали всегда: драться. Мы провожали взглядами Элдреда и его всадников, пока те не скрылись из виду. Мы остались одни. Часть вторая Чертова работа Глава 7 Хотя не совсем одни: Эгил-то был жив. Он гнал во весь опор, чтобы опередить преследователей, и добрался до дома за полдня до появления всадников Элдреда. – Он пришел ближе к вечеру, – рассказал мне Эгил. – Увидел две сотни воинов за частоколом и скрылся в южном направлении. – Две сотни?! – переспросил я. – Да у тебя нет столько! – Раздал женщинам копья, прикрыл сиськи кольчугой, косы шлемом, и поди отличи! Да и к тому же иные из моих баб похлеще мужиков будут. Как выяснилось, Элдред отправился от усадьбы Эгила под Беббанбург, а потом на юг в Эофервик, где, по слухам, разместился с более чем сотней западносаксонских воинов во дворце Гутфрита. Другой гарнизон уэссекцев стоял в Линдкольне, и это означало, что Этельстан стискивает Нортумбрию все более крепкой хваткой. А отсюда, в свою очередь, следовало, что он наверняка прижмет Беббанбург. Но лето шло, а нас никто не трогал. Это было время, в течение которого мы пополняли наши кладовые, усиливали укрепления, и без того мощные, и без перерыва обходили дозором наши южные границы. – Когда они появятся? – спросила у меня Бенедетта. – После сбора урожая, естественно. – А может, и не придут? – Придут. Мои друзья в Эофервике наверняка дадут мне знать, если смогут, а друзей в этом городе у меня хватало. Там жил Олла, владелец таверны, дочь которого, Ханна, вышла замуж за Берга. Подобно всем кабатчикам, он знал все сплетни, а его шлюхи сообщали ему на ушко выведанные у клиентов секреты. Там обитал одноглазый Болдар Гуннарсон, по-прежнему состоявший в ближней дружине Гутфрита, а еще священники, служившие у архиепископа Хротверда. Все эти люди, а также кое-кто помимо них, находили способы передать мне весточку. Послания от них прибывали с путниками, на купеческих судах. С того дня, как я унизил Элдреда, все донесения твердили одно и то же: юнец жаждет мести. Пришло письмо от Гутфрита, хотя стиль его выдавал авторство западного сакса. В нем король требовал изъявить ему покорность и принести клятву, а если я откажусь преклонить колени, грозил разорить мои владения с целью взять причитающуюся с меня дань. Я сжег письмо и послал предупреждение Ситрику, командовавшему гарнизоном в Дунхолме, на южной моей границе, а также во все деревни и поселения на моей земле, но опять ничего не произошло. Ни один воин не прискакал из Эофервика, ни одна усадьба не сгорела, ни одна корова или овца не пропала. – Он ничего не предпринимает! – заявила с презрением Бенедетта. – Может, боится тебя? – Ждет приказа Этельстана, – пояснил я. Король находился в далеком Винтанкестере, и Элдред явно опасался выступать против меня без одобрения Этельстана. Одобрение это, видимо, было дано, потому что к исходу лета до нас дошла весть о прибытии в Эофервик четырех западносаксонских кораблей с еще сотней воинов и большим сундуком серебра. Эти деньги пошли кузнецам в уплату за острия копий и священникам за проповеди, представлявшие Беббанбург рассадником язычества. Архиепископ Хротверд мог бы пресечь эту чепуху. Он хороший человек, и его симпатия ко мне и нелюбовь к Гутфриду побудили бы дать Элдреду совет не затевать войну между Эофервиком и Беббанбургом, но Хротверд слег с тяжкой хворью. Монах постучал себя по лбу длинным пальцем: – Бедный старик не соображает даже, обычный сегодня день или воскресный! – Умом тронулся? – уточнил я. Монах кивнул. Он и трое его спутников везли Священное Писание в монастырь в Альбе и попросили в Беббанбурге приюта на ночь. – Иногда он забывает одеваться и едва говорит, куда уж там проповедовать. Руки у него трясутся так, что его кормят кашкой с ложечки. В городе объявились новые священники, лорд – из Уэссекса. И они очень ярые! – Хочешь сказать, настроены против язычников?