– Да ему лет четырнадцать! – воскликнул я. – Если не пятнадцать. – Он не умеет драться, – бросила Алайна презрительно. – Из-за чего ты с ним подралась? – Мы просто упражнялись! С деревянными мечами. Мальчики все это делают, а мне почему нельзя? – Потому что ты девочка, – с притворной строгостью изрек я. – Тебе положено учиться прясть, делать сыр, стряпать, вышивать. – Пусть Хаук вышивать учится, – огрызнулась Алайна. – А я воевать буду. – Мне вышивать тоже не нравится, – призналась Бенедетта. – Тогда сражайся вместе со мной, – решительно заявила девочка и обратилась ко мне. – А есть название для самки волка? Ну, вроде как лисица для лис или кобыла для лошадей? Я пожал плечами: – Волчица подойдет? – Значит, мы будем беббанбургскими волчицами, а мальчишки пусть прядут пряжу. – Уставший воин не способен сражаться, – заявил я. – Поэтому младшей из беббанбургских волчиц пора в постель. – Я не устала! – Vai a letto![3] – скомандовала Бенедетта, и Алайна покорно подчинилась. – Милая крошка, – тепло сказала итальянка, когда девочка скрылась в доме. – Милая, – согласился я, думая о том, что моя дочь мертва, и Этельфлэд мертва, и Гизела мертва, и Эдит тоже. Так много мертвых. Все они стали призраками в Беббанбурге и бродили в пахнущей дымом пелене ночи, наполняя меня сожалением. Обняв одной рукой Бенедетту, я смотрел, как посеребренные лунным светом волны катятся к берегу. – Думаешь, они придут? – Нужды уточнять, кто такие «они», не было. – Да. Итальянка нахмурилась. – Ты сплюнул? – спросила она вдруг. – Сплюнул? Она коснулась моего лба в том месте, которое помазала маслом в часовне накануне моего отъезда в Бургем: – Так ты сплюнул? – Да. – Хорошо! И я была права – опасность грозит с юга. – Ты всегда права, – беззаботно ответил я. – Уфф! Но с нами все будет в порядке? Если они нагрянут? – Да, если мы хорошо потрудимся. Я ожидал осады, и, если мой сын-епископ говорил правду, Элдред должен быть где-то близ усадьбы Эгила, откуда наверняка пойдет южнее, на Беббанбург. Впрочем, у него едва ли хватит людей, чтобы обложить крепость с суши, не говоря уж о кораблях, способных запечатать вход в гавань. Я намеревался отогнать его, а затем должным образом приготовить крепость: разослать вызов всем соратникам, получившим от меня поместья, чтобы они пришли и привели с собой своих людей с доспехами, оружием и продовольствием. До сбора урожая оставалась еще не одна неделя, но запасы сыра, ветчины и рыбы помогут нам выжить. Необходимо накоптить сельди и насолить мяса. Нужно запасти фураж для лошадей, наделать щитов и наковать оружия. По весне я прикупил целую партию кольев из фризского ясеня, их предстояло нарезать по длине, а кузнецы оснастят получившиеся древки остриями для копий. Я уже послал разведчиков на север и на запад с приказом высматривать приближающихся всадников и предупредить близлежащие поселения, чтобы их обитатели готовы были укрыться в безопасном Беббанбурге. Отряд Элдреда я ожидал поутру, но, когда поднялся на самую высокую точку крепости рядом с большой стеной, не заметил ни в западной, ни в северной стороне зарева, выдающего лагерь. Я вернулся мыслями к визиту Домналла и его словам про то, что у меня нет союзников. Это правда. Множество моих друзей раскидано по всей Британии, но дружба – хрупкая вещь, когда амбиции королей подливают масла в огонь войны. Если опасения Этельстана справедливы, война эта будет самой ужасной в британской истории. Утром на рассвете я отрядил Гербрухта с четырьмя десятками воинов на «Сперхафоке» на север, чтобы выяснить судьбу Эгила. С запада дул теплый ветер, обещавший быстро доставить корабль туда и обратно, если только после полудня не наступит летний штиль. Судно поменьше послал на Линдисфарену, где обосновался чокнутый епископ Иеремия во главе своей паствы. Оно вернулось с грузом соли, выпаренной в котлах на островном берегу, и с обещанием Иеремии прислать следом провизию. Взамен он, ясное дело, хотел серебра. Безумцем Иеремия быть мог, епископом не был точно, но разделял страсть большинства настоящих иерархов к блестящим монетам. Соль его нам пригодилась, когда во дворе крепости начался забой скота, которому при обычном раскладе предстояло дожить до зимы. Не исключено, что я вообразил угрозу. Быть может, мой сын-епископ солгал? Он ловко подбил меня сбежать из Бургема якобы с целью опередить Элдреда, но что, если Элдред не придет? Вдруг Освальд просто старался убедить Этельстана, будто я на самом деле сговорился с Константином? Мое поспешное бегство будет выглядеть предательством в глазах Этельстана. Выходит, если не придет Элдред, то жди в гости куда более многочисленную армию короля, достаточно сильную, чтобы взять нас измором. Это месть сына, подумал я, коснулся висящего на груди молота и, поскольку никогда не стоит шутить с судьбой, сплюнул. А потом пришел Элдред. О появлении отряда мне сообщил Осви. Дружинники расположились значительно севернее Беббанбурга и наблюдали за дорогой из владений Эгила. Элдред, как я предполагал, должен был пойти следом за Эгилом, а потом, исполняя поручение Этельстана, двинуться на юг, к Беббанбургу. Не успел Осви добраться до крепости, как я уже сложил у рта ладони и крикнул своим воинам: «По местам!» Я сочинил для Элдреда представление, и мои люди, исполнявшие отведенные им роли, поспешили приготовиться. Они предвкушали забаву, не отдавая себе отчета, что мои действия способны навлечь на Беббанбург гнев всей саксонской Британии. Большинство скрылось в своих жилищах, часть собралась в главном доме, в примыкающих к пиршественному залу палатах, но все без исключения в доспехах, шлемах и с оружием. На стенах глазам Элдреда должны были предстать всего с полдюжины, и всем этим шестерым полагалось иметь вид усталый и неряшливый. Едва Осви галопом промчался через песчаный перешеек и оказался в нижнем дворе, Ворота Черепов закрыли и заперли. – Господин, их под две сотни, – сообщил Осви, поднявшись ко мне на стену на укрепление над внутренними воротами. – Алые плащи? – Алых плащей хватает, – сказал он. – Около пятидесяти. Значит, Элдред, самопровозглашенный владетель Беббанбурга, привел с собой часть ближних дружинников Этельстана, его отборных воинов. – Молодец! – похвалил я Осви, потом снова приставил ко рту ладони и крикнул находившемуся внизу Бергу, младшему брату Эгила и одному из самых преданных и толковых моих людей: – Ты знаешь, что должен делать? Берг только ухмыльнулся и помахал в ответ. Я выделил ему пять человек, которые стояли рядом с ним за Воротами Черепов. Все были в доспехах, но я специально нашел для них старые кольчуги, с порванными звеньями и покрытые ржавчиной. Двор позади них был густо залит кровью и гудел от мух. Его буквально завалили забитыми и наполовину разделанными тушами. Я направился к выходящим на сушу укреплениям и укрылся в глубокой тени караулки, служившей часовым прибежищем в ненастные ночи и морозные дни. Со мной были Бенедетта и Алайна, причем последняя прямо подпрыгивала от возбуждения. – Ты убьешь его? – спросила девочка. – Не сегодня. – А можно мне? – Нет. Я хотел еще кое-что сказать, но тут как раз появились первые всадники в алых плащах. Они ехали на усталых лошадях, растянувшись длинной колонной, и остановились в деревне, чтобы поглазеть на лежащий на другой стороне гавани Беббанбург. Что предстало их взорам? Исполинская скала в форме кита, вырастающая из берега и увенчанная стенами из могучих бревен, единственный подход к которой лежал через расположенный с юга песчаный перешеек. Какое-то время они стояли и смотрели, поджидая, пока подтянутся отставшие. Элдред впервые узрел крепость и теперь до него доходило, насколько она внушительна. Он видел мое знамя с волчьей головой, развевающееся в самой высокой точке Беббанбурга, видел и то, что людей на стенах очень мало. Я инстинктивно отступил поглубже в тень, хотя опасности, что он разглядит меня с такого расстояния, не было никакой. – Это они, отец? – К нам подошел мой сын. – Они. Будешь ждать их в главном зале? – Я знаю, что делать. – Не убивай никого без крайней необходимости. – Фу! – с досадой воскликнула Алайна. – С ними священники, – добавила Бенедетта. – Двое. – Без попов никогда не обходится, – процедил я. – Если ты собираешься что-то прикарманить, всегда выгодно показать, что Бог на твоей стороне. – Идут, – бросил сын, когда далекие всадники снова пришпорили коней и направились на юг по неровной тропе, ведущей к Воротам Черепов. Я хлопнул Утреда по плечу. – Хорошо поразвлечься, сынок. – Тебе тоже, отец. – Ступай с ним, – велел я Бенедетте. Алайна увязалась за ней, и меня подмывало позвать ее назад. Девочка явно наслаждалась моментом. Потом я подумал, что Элдред сполна заслужил все то презрение, которым угостит его Алайна. Я снова повернулся к Воротам Черепов, как раз когда Финан с дюжиной воинов скрылся в караулке. Мы приготовились. Я переместился на парапет стены, примыкающей к внутренним воротам, но по-прежнему не высовывался. На мне было облачение вождя: самая блестящая из моих кольчуг, шлем с оскалившимся серебряным волком на гребне, сверкающие браслеты на руках, начищенные высокие сапоги, золотой молот на груди, инкрустированный серебром пояс с висящим на нем Вздохом Змея, и все это полуприкрыто просторным плащом из медвежьей шкуры, снятым мной с убитого врага. Часовой на боевой площадке над воротами широко улыбнулся при виде меня, и я приложил палец к губам, призывая к осторожности. – Молчу, господин! В воздухе стоял сильный запах крови, обещавший сделаться еще более неприятным, пока дождь не промоет внешний двор. Со стороны Ворот Черепов послышались голоса. Кто-то загромыхал по створкам, вероятно, тупым концом копья. Берг неспешно поднялся на стену. Он вполне натурально зевнул, прежде чем окликнуть пришельцев. Слов я разобрать не мог, но в этом не было необходимости. Элдред требовал дать его отряду войти, утверждая, что у него письмо от короля Этельстана к моему сыну, а Берг соглашался пропустить через ворота всего лишь шесть всадников. «Если молодой лорд Утред разрешит, – велел я ему сказать, – то милости просим, а так увольте. Шестеро, и все». Препирательства продолжались несколько минут. Берг поведал мне позднее, что Элдред собрал своих всадников в кучу с явным намерением вломиться, едва ворота откроются пропустить дозволенных шестерых. – Господин, я потребовал, чтобы он отвел своих ублюдков подальше. – Он подчинился? – Да. Но только после того, как обозвал меня проклятым безбожником-норманном. Ворота наконец открылись, шестеро вошли, створки сдвинулись снова, а тяжелый запорный брус лег на скобы. Выражение ужаса застыло на смазливом лице Элдреда, пока его скакун осторожно выбирал путь между наполовину разделанных туш и луж запекшейся крови. Юнец с презрением поглядывал на моих растрепанных стражей. Финан, от которого требовалось только помочь закрыть ворота, если в них попытаются ворваться силой, оставался в укрытии. Последовал новый обмен репликами, которых я не мог разобрать, но на этот раз было понятно, что Элдред сердится. Он ожидал, что Утред встретит его во внешнем дворе, но вместо этого Берг, следуя моим подробным указаниям, предложил гостям пройти в большой зал. Элдред наконец уступил и спешился. Одним из его спутников был священник. Поп задрал подол рясы, пробираясь между кровью и мухами. Я развернулся и поспешил по укреплениям назад, взобрался на заднюю стену главного дома и прошел в личные палаты. Вскоре подоспел Финан. – Они здесь? – Только вошли. Я снова спрятался, на этот раз за пологом, которым был завешен дверной проем в зал, где расположился мой сын со своей женой Эльсвит и Бенедеттой. Еще около дюжины моих воинов, таких же растрепанных, как встречавшие Элдреда, разместились в углах зала. Мы с Финаном наблюдали через щель между занавесом и косяком.