– Ты тайный христианин, – с усмешкой заметил Финан. – Я был крещен, – напомнил я. – Трижды. – Это против церковного канона. Одного раза достаточно. – Ни одна попытка не удалась. Во время второй я чуть не захлебнулся. – Жаль, что этого не случилось! – воскликнул Финан, все еще ухмыляясь. – Отправился бы прямиком на небеса! Сидел бы сейчас на облачке и поигрывал на арфе. Я ничего не ответил, потому что поющие монахи свернули на юг, к валлийскому лагерю, но один из них отделился тихонько от остальных и направился к нам. Я вскинул руку, призывая моих собеседников к тишине, и кивнул в сторону монаха в капюшоне, идущего, как показалось, прямиком к нашему костру. Не показалось. Капюшон был надвинут глубоко – так глубоко, что лицо не удавалось разглядеть даже с близкого расстояния. Темно-коричневая ряса монаха была перехвачена веревкой, на груди висел серебряный крест, а руки сложены как в молитве. Он не поздоровался, не спросил разрешения присоединиться, просто уселся напротив меня, между Финаном и Эгилом. Капюшон он сдвинул еще сильнее вперед, так что лица не было видно. – Милости просим! – усмехнулся я. Монах молчал. Песнопения затихали в южной стороне, ветер высоко взметывал искры. – Вина, брат? – предложил Финан. – Или эля? Он лишь покачал головой. Я заметил, как отблески костра отразились в глазах. – Проповедь нам пришел читать? – проворчал Торольф. – Я пришел сказать, чтобы вы уезжали из Бургема, – заявил гость. Я задержал дыхание, стараясь унять закипающий в груди гнев. То был не монах – нас посетил епископ, и я узнал его голос. Епископ Освальд, мой сын. Финан наверняка тоже узнал его: сначала посмотрел на меня, и лишь потом повернулся к Освальду. – Надоело наше общество, прелат? – вежливо осведомился он. – Всем христианам тут рады. – Но не твоему язычнику-отцу? – с горечью спросил я. – Тому, который возвел твоего друга и короля на престол? – Я предан своему государю, – совершенно невозмутимо ответил епископ. – Но прежде всего у меня долг перед Богом. Я хотел уже съязвить, но Финан положил мне ладонь на колено, призывая потерпеть. – Ты сейчас делаешь Божье дело? – задал вопрос ирландец. Несколько ударов сердца Освальд молчал. Лица его я по-прежнему не видел, но чувствовал, что епископ смотрит на меня. – Ты заключил договор с Константином? – спросил он наконец. – Он не заключал, – твердо заявил Финан. Освальд ждал, желая получить ответ от меня. – Нет, – сказал я. – И не стану. – Король опасается, что ты сделал это. – В таком случае можешь его успокоить. Освальд снова замялся, потом заговорил, и впервые с момента нашей встречи в голосе его прозвучала неуверенность. – Он не должен знать, что я был здесь. – Это почему? – вскинулся я. – Король расценит это как предательство. Я дал этим словам повисеть некоторое время в воздухе, потом обвел взглядом своих товарищей. – От нас он ничего не услышит, – пообещал я. Финан, Эгил и Торольф кивнули. – Что за предательство? – спросил уже более мягким тоном. – Бывают времена, – произнес Освальд по-прежнему неуверенно, – когда королевский советник должен поступать так, как находит правильным, а не как хочется его королю. – И это считается предательством? – В узком смысле слова – да. Но в широком – нет. Это и есть преданность. – И чего же хочет король? – поинтересовался Финан негромко. – Беббанбург. – Так он и заявил мне сегодня вечером, – презрительно бросил я. – Но если я не соизволю отдать крепость, тогда ему придется лезть приступом на ее стены. – Король думает иначе. – Иначе? – удивился я. – Там, где не помогает сила, на выручку приходит обман. Мне вспомнилось, как хитро захватил Этельстан Эофервик, обратив Гутфрита в паническое бегство, и я ощутил холодок страха. – Продолжай, – попросил я. – Король убежден, что ты заключил соглашение с Константином. И намерен не дать ему осуществиться. Он пригласил тебя на завтрашний пир. А пока ты будешь есть и пить, лорд Элдред отправится во главе двухсот воинов через Нортумбрию. – Епископ говорил вяло, словно преодолевая себя. – И у Элдреда будет при себе письмо к моему брату, подписанное королем. Этельстан и Утред дружны, так что брат наверняка поверит письму. Он впустит людей короля в крепость, и Элдред станет лордом Беббанбургским. Финан выругался вполголоса, потом подбросил новую ветку в огонь. Эгил наклонился вперед. – Почему король поверил лжи? – удивился он. – Советники убедили его в том, что Константин и мой отец заключили союз. – Советники – это Ингильмундр и Элдред? – проворчал я. Освальд кивнул: – Он не хотел им верить, но сегодня ты ничего не сказал о встрече с посланцами Константина в Беббанбурге, и это убедило его. – Да потому что говорить нечего! – сердито заявил я и снова подумал, что свалял дурака, промолчав. – Встреча была, а соглашение – нет. Как нет и никакого союза. Я отослал его людей прочь, одарив их козьим сыром. Вот и все. – Король убежден в обратном. – Тогда король… – Начал я, но не дал оскорблению сорваться с языка. – Ты говоришь, он отправляет Элдреда? – Элдреда и двести воинов. – И Элдред наречен олдерменом Беббанбурга? – высказал догадку я. Темная фигура кивнула: – Да. – Еще до того, как состоялся мой с королем разговор? – Король был уверен, что ты примешь его предложение. Оно ведь щедрое, не так ли? – Весьма, – ворчливо признал я. – Что, если тебе и правда принять его? – предложил Освальд. – И Элдред станет лордом Беббанбургским? – Уж лучше он, чем Ингильмундр, – буркнул епископ. – Уж лучше я, чем любой из них, – в сердцах выпалил я. – Согласен, – заявил Освальд, удивив меня. На миг воцарилась тишина. Финан поворошил огонь. – Ингильмундр имеет поместья в Вирхелуме, так? – спросил он неожиданно. – Да. – Это в твоем диоцезе, верно?