– И я даже представить не могу, чтобы твой старший захотел стать наследником. Епископа Освальда интересуют не земные богатства, а только милость Божья. – В таком случае он очень отличается от большинства церковников, – съязвил я. – Да. И он хороший человек. – Король помедлил немного. – Я ценю его советы. – Он ненавидит меня. – И кто в этом виноват? Я недовольно хмыкнул. Чем меньше разговоров про епископа Освальда, тем лучше. – Что же мне следует отдать взамен богатств Вилтунскира? – сменил я тему. На удар сердца он замялся, потом сказал: – Ты знаешь, что мне нужно. – Беббанбург. – Молчи! – Этельстан вскинул обе руки. – Не говори пока ничего! Но да, мне нужен Беббанбург. Я исполнил его приказ ничего не говорить. Даже порадовался этому, ибо сразу же хотел отказать наотрез. Ведь я нортумбриец и всю жизнь посвятил возвращению Беббанбурга. Но когда первый порыв миновал, ему на смену пришли иные мысли. Предлагаемое мне богатство огромно: Бенедетта сможет жить в роскоши, которой всегда заслуживала, а сын унаследует состояние. Этельстан потому и вскинул руки, прося помолчать, так как подозревал подобный ход моих рассуждений. Он не хотел ответа, подсказанного чувствами, но давал мне время поразмыслить. – Обдумай это. Через два дня мы снимаемся. Короли уедут, монахи вернутся в Дакор, а я поеду на юг, в Винтанкестер. Завтра вечером мы даем большой пир, там ты и сообщишь мне свой ответ. Этельстан встал, шагнул ко мне и протянул руку, предлагая помощь. Я дал ему поднять меня на ноги, после этого он сжал мою руку обеими своими ладонями: – Я в огромном долгу перед тобой и едва ли смогу расплатиться. И очень хотел бы, чтобы то короткое время, что осталось тебе на этой земле, ты провел рядом со мной, в качестве моего советника и наставника! – Он улыбнулся, расточая на меня свое обаяние. – Как ты некогда заботился обо мне, так и я позабочусь о тебе. – Завтра. – Мне показалось, что голос мой прозвучал хрипло как воронье карканье. – Завтра вечером! – Этельстан хлопнул меня по плечу. – И приводи Финана и своих ручных норманнских братцев! – Он зашагал к нашим коням, которых слуга держал у низкой земляной стены древнего лагеря. А потом вдруг обернулся и повторил: – Не забудь привести своих приятелей, Финана и норманнов! Король ни словом не обмолвился о воинах Эгила, сопровождавших меня вопреки его воле. Похоже, ему не было до этого дела. – Захвати всех троих! – снова крикнул он. – А теперь давай поохотимся! У христиан есть легенда, как их дьявол вознес пригвожденного Бога на вершину горы и показал Ему царства мира. Все они будут принадлежать Ему, пообещал дьявол, пусть только Он преклонит колени перед ним и присягнет на верность. Подобно пригвожденному Богу, мне предлагали богатства и власть. Пригвожденный отказался, но я-то не бог, и потому искушение было сильным. * * * Этельстан походил на игрока в тавлеи. Он передвигал свои фигуры по клеточкам с целью взять в плен главную фигуру соперника и тем самым одержать победу в игре. Предлагая мне Вилтунскир, он пытался вообще убрать меня с доски. Пока мы охотились, король продолжил соблазнять меня, обронив как бы невзначай, что я сохраню за собой Беббанбург. – Крепость и земли останутся твоими навечно, – сказал он. – Все, о чем я прошу, – это разместить там командира и гарнизон! И лишь до тех пор, пока мы не утвердим мир со скоттами! Как только подлецы докажут, что умеют держать данную клятву, Беббанбург снова целиком будет принадлежать твоей семье! Навеки! Он одарил меня широкой улыбкой и пришпорил коня. Да, искушение было. Я сохраню Беббанбург, но буду жить в Вилтунскире, где в моем распоряжении окажутся земли, люди, серебро. Я умру богачом. Следуя за ним и наблюдая, как соколы бьют голубей и куропаток, я размышлял о брошенном на ходу обещании, что Беббанбург будет принадлежать королю только до установления прочного мира с шотландцами. Звучало это обнадеживающе. Но потом я подумал, что мира со скоттами никогда не было и, скорее всего, уже и не будет. Даже ведя переговоры о мире, скотты готовятся к войне. Да и мы, обращая к ним те же самые красивые слова, хлопотливо куем тем временем копья и сбиваем щиты. У этой вражды нет конца. А Вилтунскир? Вилтунскир богат и жирен, но что король дает, то король может и забрать. Мне вспомнились слова Хивела, что его преемники не обязательно будут связаны теми обещаниями, которые он дал Этельстану. Отнесутся ли преемники Этельстана более щепетильно к обещаниям, данными им мне? Да и сам Этельстан? Какой прок будет от меня Этельстану, как только он приберет к рукам Беббанбург? Тем не менее он сжал мою руку, посмотрел мне в глаза и пообещал заботиться обо мне так, как некогда я заботился о нем. И мне хотелось ему поверить. Быть может, лучше провести остаток дней среди сочных пастбищ и щедрых садов Вилтунскира, зная, что мой сын, второй сын, получит принадлежащее ему по праву, как только скотты преклонят колени. – Возможен когда-нибудь мир со скоттами? – спросил я вечером у Финана. – Способен ли волк возлечь с ягненком? – Ягненок – это мы? – Мы – волчья стая из Беббанбурга, – гордо заявил он. Мы сидели с Эгилом и его братом Торольфом у огня. Яркий полумесяц прятался то и дело за быстро бегущими облаками, а холодный порывистый ветер вихрем кружил искры из нашего костра. Мои люди пели, сидя у соседних костров. Время от времени кто-нибудь из них приносил нам эль, хотя Этельстан прислал мне небольшой бочонок вина. Торольф попробовал его и сплюнул. – Годится кольчуги чистить, – буркнул он. – А больше ни на что. – Уксус, – согласился Эгил. – Этельстан не обрадуется, – вставил Финан. – Ему вина не надо, так чего огорчаться? – Он не обрадуется, если ты останешься в Беббанбурге. – И что же предпримет? – поинтересовался я. – Возьмет тебя в осаду? – неуверенно предположил Эгил. – Народу у него хватит, – проворчал Торольф. – И кораблей, – добавил его брат. В последние два года до нас доходили слухи о том, что Этельстан строит новые и лучшие корабли. Его дед Альфред создал флот, но суда в те времена были тяжелыми и тихоходными, а вот Этельстан, как говорили, научился делать корабли, которым и норманны могли позавидовать. Финан смотрел на искры, кружащиеся на ветру. – Лорд, не могу поверить, что он осадит тебя. Ты ведь дал ему корону! – Больше я ему не нужен. – Он в долгу перед тобой! – И у него есть епископ Освальд, чтобы вливать яд в уши, – добавил я. – Лучший способ обходиться с епископом, это выпотрошить его, как летнего лосося, – кровожадно заявил Торольф. Какое-то время все молчали, потом Финан поворошил угли веткой. – Так что ты будешь делать? – Не знаю. Честное слово, не знаю. Эгил отхлебнул еще вина. – Я бы не стал чистить свою кольчугу этой козлиной мочой. – Он скривился. – Ты дал ответ королю Константину? Разве он не ожидает вести от тебя? – Мне нечего ему сказать, – отрезал я. Возможно, Константин и ждал ответа, но я полагал, что мое молчание достаточно красноречиво. – А Этельстан не спрашивал у тебя про него? – С какой стати? – спросил я. – Потому что ему все известно, – заявил Эгил. – Он знает, что скотты приезжали к тебе в Беббанбург. Я уставился на него поверх языков пламени: – Знает? – Ингильмундр мне сказал. Он спрашивал, принял ли ты предложение Константина. Бывает в бою миг, когда ты понимаешь, что все идет вкривь и вкось, что враг перехитрил тебя и вот-вот одержит победу. Именно такое ощущение ужаса, сосущее под ложечкой, ощутил я в тот момент. Я смотрел на Эгила, и мой ум силился переварить сказанное. – Я подумывал, стоит ли сообщить ему, – признался я, – но он не спросил, и я промолчал. – Ну так вот – он знает! – угрюмо заявил Эгил. Я выругался. Я действительно подумывал признаться Этельстану насчет шотландских послов, но решил не болтать. Лучше уж промолчать, чем разбудить спящего хорька. – И что ты ответил Ингильмундру? – обратился я к Эгилу. – Что мне ничего об этом не известно! Я свалял дурака. Выходит, Этельстан все время, пока соблазнял меня богатством, знал про предложение Константина, а я про него не упомянул. Мне следовало догадаться, что лазутчики Этельстана кишмя кишат при дворе Константина, так же как у шотландского короля полно шпионов среди этельстановых людей. И что же думает сейчас Этельстан? Что я намеренно обманул его? И если я заявлю, что не уступлю Беббанбург, он наверняка решит, что у меня на уме союз с Константином. Я услышал монашеское песнопение и увидел ту же малочисленную группу, что и накануне ночью. Снова ее возглавлял человек с фонарем, торжественно и неспешно обходивший лагерь. – Мне нравится этот звук, – заявил я.