Младший мой сын, носивший теперь имя Утред, хотя и христианин, вел жизнь воина. Он овладел мастерством обращения с мечом, копьем и щитом, а вот старший пошел по другой дороге – дороге, приведшей его к сану христианского священника. В тот день я отрекся от него. Я нарек его отцом Иудой – это имя он носил некоторое время, пока не стал называться Освальдом. Я не вспоминал про него, за исключением нескольких случаев, когда он появлялся в моей жизни. Освальд был со мной, когда мой младший сын убил Зигурда Ранулфсона, а брат последнего, Кнут, едва не прикончил меня. В тот день отец Освальд обходил нашу «стену щитов», ободряя воинов и вознося молитвы, но мы не помирились. Он презирал язычников, а я злился, что он отрекся от судьбы моего рода. Позже Брида, ненавидевшая христиан ведьма, – некогда моя возлюбленная, обратившаяся против меня, – захватила отца Освальда и оскопила. Она тоже умерла – моя дочь выпустила ей потроха, – а тяжелая рана отца Освальда зажила. Я заботился о нем, наблюдал за исцелением, но по-прежнему сердился, что сын покинул Беббанбург. С того времени мы не встречались, хотя порой глубокой ночью, когда воющий в крышах Беббанбурга морской ветер не давал уснуть, я вспоминал о нем. Только не с любовью, а с сожалением и обидой. Он отрекся от своего долга перед нашим родом, которому суждено владеть Беббанбургом до того дня, когда погибельный хаос обрушится на землю, океаны вскипят, а боги падут, залитые кровью. И вот теперь он здесь. Епископ! Сын сурово смотрел на меня с помоста, со своего почетного места рядом с королем. – Лорд, поднимайся! – повторил Этельстан, снова улыбнувшись. – Добро пожаловать! Иди к нам! Благодарность, как говаривал мой отец, – это собачья болезнь. Поэтому я полез на помост в намерении выяснить, не осталось ли еще в Этельстане каких-нибудь признаков этой хвори. А еще насколько продвинулся старший сын в деле разрушения мечты всей моей жизни вечно обладать Беббанбургом. Wyrdbið ful ãræd. Судьбы не избежать. Глава 5 Ел я мало, пил еще меньше. Этельстан усадил меня на почетное место, по правую от себя руку, заставив епископа Оду передвинуться подальше. Король угощал меня вином, ветчиной, сырами, свежим хлебом и миндалем, сказав, что это дар правителя франков. Он осведомился о моем здоровье и спросил про Бенедетту. – Слышал, она живет с тобой, – проговорил он. – Разумеется, я помню ее по двору моего отца. – Где она была рабыней, – буркнул я. – Мне помнится, она была красивейшей женщиной, – продолжил Этельстан, не обратив внимания на мой тон. – Ну и рабыней тоже. Поэтому ты не взял ее в жены? – Совсем не поэтому, – отрезал я, потом решил, что не помешает более подробное объяснение. – У нее суеверия насчет брака. – Как и у меня, – заявил Этельстан с улыбкой. – Но тебе-то, государь, следует жениться, – возразил я. – Твоим королевствам нужен наследник. – Так он у них есть – мой сводный брат Эдмунд. Ты же знаком с ним, да? – Мне он запомнился несносным мальцом. Этельстан расхохотался: – Ты никогда не любил детей, ведь так? Даже своих собственных. В последних трех словах пряталось жало. – Моих детей я любил. Но мне довелось потерять троих из них. – Я прикоснулся к висящему на шее молоту. – Троих? – переспросил он. – У меня был сын от первого брака, – пояснил я. – Он умер во младенчестве. – Соболезную. Я не знал. – Потом погибла Стиорра. Про третьего Этельстан предпочел не спрашивать, так как знал, что я имею в виду епископа Освальда. А мой старший сын и вправду стал епископом и получил диоцез в Сестере. Он по-прежнему сидел слева от Этельстана, но мы делали вид, что не замечаем друг друга. Когда я взобрался на помост, мой сын поприветствовал меня холодным кивком, но я не ответил, даже не посмотрел ему в глаза. Затем, когда Этельстан отвлекся, я обратился к епископу Оде. – Почему ты мне не сказал? – спросил я вполголоса. Оде не требовалось ничего растолковывать. Он пожал плечами. – Король желал удивить тебя. – Священник смотрел на меня спокойными, умными глазами, храня непроницаемое выражение лица. – Ты хочешь сказать ошарашить? – Я хочу сказать, что он молится о вашем примирении. Все мы молимся. Твой сын – хороший человек. – Это не мой сын. Гнев и обида сделали меня раздражительным. Этельстан мог рассыпаться в приветствиях, но я все равно чувствовал себя загнанным в капкан. Убить Колфинна было просто, но это гостеприимство в заново отстроенном зале вселяло в меня ужас. – Принц Эдмунд выказывает большие способности! – с восторгом произнес Этельстан. – Из него вырастет могучий воин. Он хотел поехать с нами на север, но я возложил на него командование в Винтанкестере. Я промычал что-то в ответ и обвел взглядом освещенный свечами зал. Сидевшие в нем люди смотрели на меня. Я знал многих из них, но для молодого поколения я был чужаком, реликвией, именем из прошлого. Они слышали обо мне, слышали истории о побежденных врагах и разбитых армиях, видели блестящие браслеты на моих руках, боевые шрамы на щеках. Еще юнцы видели седую бороду и глубокие морщины, избороздившие мое лицо. Я был прошлым, а они – будущим. Меня как бы больше не существовало. Этельстан поднял глаза на закрытые ставни. – Мне кажется, солнце пытается проглянуть, – сказал он. – Я не прочь немного проехаться. Составишь мне компанию? – Я этим утром уже проехался, государь, – нелюбезно ответил я. – В такой-то дождь? – Был один человек, которого следовало убить, – буркнул я. Король просто смотрел на меня глубоко посаженными глазами. Враги дали ему ехидное прозвище Мальчик-Красавчик, но все они были теперь мертвы, а мальчик-красавчик повзрослел и возмужал, превратившись в привлекательного и даже внушительного мужчину. – И он теперь покойник, – закончил я. На его губах мелькнула тень улыбки. Этельстан понимал, что я пытаюсь вывести его из себя, но не поддался на мою грубость. Он строго-настрого запретил поединки, отдал приказ не носить в лагере оружия. И вот я открыто признаюсь, что совершил убийство, а ему вроде как все равно. – Мы проедемся, – твердо заявил он. – И захватим с собой пару соколов. Идет? Король хлопнул в ладоши, привлекая внимание всех собравшихся в зале: – Солнце выглянуло! Не поохотиться ли нам? – Он оставил скамью, подавая всем пример тоже подняться. Нам предстояло отправиться на охоту. * * * Епископы с нами не поехали, и это было хоть каким-то утешением. Ода сказал, что Этельстан хочет моего примирения со старшим сыном, и я боялся, что меня заставят все полдня терпеть его общество, но вместо этого большую часть времени сам Этельстан ехал рядом со мной, тогда как свита держалась позади. Сопровождали нас два десятка облаченных в кольчуги воинов – суровых парней в алых плащах, с длинными копьями и верхом на крупных скакунах. – Опасаешься нападения? – спросил я у Этельстана, когда мы выехали из монастыря. – Врагов я не боюсь, – весело молвил он. – Потому что меня хорошо охраняют. – Как и меня, – заметил я. – И все же вчера один лучник попытался меня убить. – Я слышал! Думаешь, он и меня попробует нашпиговать стрелами? – Быть может. – Это был кто-то из людей Хивела? Вопрос дал мне понять, что ему доложили о моем визите в шатер Хивела накануне ночью. – У валлийцев в ходу длинные охотничьи луки, – сказал я. – Но Хивел клянется, что это был не его человек. – Уверен, так и есть! Хивел никогда с тобой не ссорился, а мы с ним заключили мир. Я ему доверяю. – Этельстан улыбнулся. – Пробовал когда-нибудь натянуть длинный охотничий лук? Я вот однажды попробовал. Для этого нужна немалая сила! Тетиву натянуть я сумел, но от напряжения правая рука ходуном ходила. – Он повернулся к Элдреду, скакавшему слева от него. – Лорд Элдред, тебе доводилось иметь с таким дело? – Ни разу, государь, – отозвался тот. Элдред был не рад, что ему навязали мое общество, и отказывался глядеть на меня. – Стоит попробовать! – жизнерадостно посоветовал Этельстан. Он держал накрытого колпачком сокола, резко вертевшего головой во время нашей беседы. – Самец, – сказал он и приподнял кисть, показывая мне птицу. – Лорд Элдред предпочитает самок. Они крупнее, понятное дело, но слово даю, этот маленький мерзавец более свиреп. – Они все свирепые. – У меня птиц не было. Я предпочитал ходить с рогатиной на вепря, зато сын обожал соколиную охоту. Я оставил на него Беббанбург и надеялся, что никакой мерзавец не попытается захватить крепость, пока я торчу на противоположном краю Нортумбрии. Мы подъехали к лагерю, и Этельстан остановил коня рядом с большим каменным кругом, в котором стоял его шатер. Он указал на здоровенный валун, возвышающийся у входа. – Никто не может объяснить, что это за камни. – Их поставили тут древние, – ответил я.