Когда тот самый, кто в делах войны Здесь выше всех, исполнен недоверья К тому, что он советует, в чем прочих Он превосходит, мужество свое Лишь на слепом отчаяньи готовый Обосновать и ставя высшей целью Уничтоженье наше после некой Ужасной мести, – что сказать об этом? Во-первых, в чем же будет эта месть? Ведь нам известно, что все башни Неба Полны отважных часовых и к ним Нам невозможно подойти; притом же Расположились лагерем вокруг Всей нашей бездны вражеские рати Иль реют вкруг на сумрачных крылах И вдаль и вширь по царству вечной ночи, И мудрено застигнуть их врасплох. А если бы мы силой попытались Пробить себе дорогу и весь Ад Восстал за нами в возмущеньи мрачном, Чтоб помрачить Небес чистейший свет, То Он, великий Враг наш, недоступный Вреду и порче, на своем престоле Сидел бы все ж, ничем не осквернен, А ткань эфира, запятнать которой Ничем нельзя, извергла б из себя Все наше зло – очистилась бы сразу От низкого огня. Отражены, В отчаянье мы впали бы навеки. Советуют нам приложить все силы, Чтоб всемогущий Победитель наш Был до того разгневан, что навеки Покончить с нами захотел бы; в этом Мы будто бы найдем себе утеху. Печальная утеха! Кто из нас Захочет прекратить существованье Разумное свое, хотя б оно Исполнено мучений вечных было? Как? Уничтожить ум наш, наши мысли, Которые пронизывают вечность, Чтоб навсегда исчезнуть, поглотиться В обширных недрах первородной Ночи, И смысла, и движения лишенной? Но пусть за благо это мы сочтем: Кто ж может знать наверно, без сомненья, Что гневный Враг наш может это благо Нам дать иль дать захочет нам его? Сомнительно, чтоб мог его Он дать нам, Но никакого нет сомненья в том, Что не захочет Он, столь мудрый, сразу Излить весь гнев свой: не настолько Он Бессилен и не так недальновиден, Чтоб волю Он врагов своих исполнил И весь исчерпал гнев свой, если может Карать их этим гневом без конца. Те, кто к войне нас побудить желает, Нам задают вопрос: что медлим мы? Ведь мы в тюрьме заключены, разбиты, Осуждены на вечные мученья; Итак, что б мы ни сделали теперь, Что худшего еще случиться может, Что злейшего мы можем претерпеть? Как! Разве это худшее, что может Случиться, если мы сидим, как здесь, В вооруженьи полном и в совете? Когда стремглав летели мы сюда, Гонимы, поражаемы ужасным Небесным громом, и молили бездну Укрыть нас, – разве было нам не хуже? Тогда казался этот самый Ад