Наконец слышно хлопанье дверец шкафа и звон фарфора. – Ты повредил бровь? – спрашивает Мария. Я машинально поднимаю руку к лицу, щупаю корку на ране: – Меня кто-то ударил головой в тот вечер, когда на площади показывали футбол. На лице Марии сохраняется непроницаемая маска. – Это произошло случайно, – добавляю я. – Я понимаю. Тогда творилось черт знает что. Она достает маленький блокнот и шариковую ручку из внутреннего кармана пиджака. Листает ее до чистой страницы. – Ты была там? – спрашиваю я. – Я задержала несколько человек. Мария что-то записывает в блокнот, а я думаю о полицейских, которые вывалились из автобуса и пытались остановить драку. Бомбом заходит в комнату и останавливается перед Марией. Она наклоняется вперед и чешет его по спине до самого хвоста. Когда она перестает, он поворачивает голову и требовательно смотрит на нее. Ждет продолжения. – Именно так он поступает, когда хочет, чтобы его чесали, – говорю я. – Ты, наверное, привыкла иметь дело с собаками? – Я без ума от них. На этот раз улыбка Марии выглядит искренней. Бомбом сдается и со вздохом ложится на пол у ее ног. Стина входит и опускает поднос на стол. Она ставит каждому чашку и, только наполнив их, сама садится на диван рядом со мной. – Хороший кофе, – констатирует Мария, торопливо сделав глоток. – Спасибо, – говорит Стина и бросает взгляд на Бомбома, который еле заметно шевелит хвостом. – Дело касается Тильды, стало быть? – Да, точно, – подтверждает Мария и поворачивается ко мне, стучит ручкой по блокноту. – Когда ты встречался с ней в последний раз? – После матча. В городе. – Вы связывались с тех пор? Я киваю. Мария делает глоток кофе. Стина и я по-прежнему не прикасаемся к нашим чашкам. – Как вы связывались? – спрашивает Мария. Я толком не понимаю вопрос. Мозг почему-то работает вяло. – Что ты имеешь в виду? – Вы разговаривали по телефону, например? Или обменивались эсэмэсками или подобным образом? – А… ты об этом. Нет, мы не разговаривали. Ручка Марии касается блокнота. Бумага шелестит, когда она открывает новую страницу. – Могу я взглянуть на ваши сообщения? – спрашивает она, не поднимая взгляда, и Стина меняет положение тела. – Это действительно необходимо? – интересуется она. – Ты наверняка тоже не захотела бы показать, что писала своему бывшему. Она говорит спокойно и дружелюбно. Голосом священника. – Само собой, – улыбается Мария. – Но это бы здорово помогло. Я кошусь на Стину, которая кивает мне, и отклоняюсь на спинку дивана, чтобы вытащить мобильник из кармана джинсов. Я снимаю его с блокировки. – Вот, – говорю я и бросаю торопливый взгляд на двух коал, прежде чем передаю телефон через стол. Экран освещает лицо Марии, оно приобретает голубоватый оттенок с темными пятнами теней. Ее указательный палец быстро двигается, и я понимаю, что она идет вниз по сообщениям. Видит мое жалкое пьяное словоблудие, мое нытье. – Я могу взять его на время? – спрашивает она, снова не поднимая глаз. – Лучше нет. – Я понимаю, – говорит Мария и опять улыбается. – Я тоже не могу обходиться без мобильника. Когда мы со Стиной были молодыми, их имели только богачи. – Зачем тебе его телефон? – интересуется Стина. – Я могу сделать скриншоты. Так годится? Это не похоже на вопрос. Я неохотно киваю. Если откажусь, она, пожалуй, все равно заберет мобильник. – Я просто не понимаю для чего, – говорю я. Щелчки камеры. Один. Второй. Третий. Пауза. Четвертый. Потом я слышу, как с моего телефона отправляют сообщение, и Мария передает его назад мне. – Спасибо, – говорит она. – Теперь у тебя есть мой номер на всякий случай. Она стучит ручкой по блокноту. Судя по ее виду, размышляет о чем-то. Мне кажется, что она просто ломает комедию. Ведь прекрасно знает, о чем спросит. – Симон, тебе известно, где Тильда? – интересуется она, в конце концов. – Нет. – Ты уверен в этом? – Мария, – вмешивается Стина чуть ли не веселым тоном, – если тебе понадобилось с ним поговорить, то ты должна… Мария выглядит смущенной. – Я просто хочу подчеркнуть, что все очень серьезно. Если тебе что-то известно, ты должен рассказать это нам. – Мне неизвестно, где она, – отвечаю я, стараясь говорить спокойно. – Если кто-то и знает что-то, то, конечно, это Аманда или Элин. Мария молча смотрит на меня. Она не записывает их имена в свой блокнот. Может, ей известно, кто они такие? Возможно, она уже разговаривала с ними? – В последний раз ты, значит, видел Тильду после матча, – говорит Мария. – Судя по ее виду, как, по-твоему, она чувствовала себя тогда? Голова вообще отказывается работать, когда я ищу нужные слова. – Она была довольно сердитой и грустной… отрывалась наверняка, – говорю я. – Мы все этим занимались. – Вы веселились вместе? – Нет. Мы встретились там. В городе, я имею в виду. Я не знаю, где она была до этого. – Значит, вы встретились во время матча или… – Он как раз только закончился. – Это уже случилось? – спрашивает Мария и показывает ручкой на мою бровь. – Да. – Кто, ты сказал, ударил тебя головой? – Я не говорил этого. Я имею в виду, я не знаю. Я не успел даже увидеть, кто это был. Там царил такой хаос. Мария кивает в знак согласия. Ручка с шумом царапает блокнот. – Что произошло потом? – Мы совместными усилиями выбрались с площади. – Если верить тебе, она была сердитой и грустной. Может, случилось что-то особенное?