— В полной заднице? Сэди погибла, Коннор, — я осеклась, не договорив. Он вздрогнул. — Сочувствую, Эйвери. — У нее был твой номер. — Она звонила мне после того раза. Я не ответил. Мне не понравилось… странно это выглядело, понимаешь? Зачем она туда ездила, чего хотела от меня. Для чего меня сфоткала. Ничего я не понимал. Поначалу я думал, это ты ее прислала, но… На все у него был готов ответ. Он давал объяснения, не задумываясь, — и все же… Сэди побывала здесь за неделю до своей смерти. Если Коннор сказал правду, что она искала? — А мне туда можно? Он прищурился, не понимая. — На остров. Пожалуйста. Отвези туда и меня. * * * За пределами укромной бухты волны стали выше, мои руки и шею осыпало мелкими, как пыль, солеными брызгами. Коннор направлялся к изогнутому подковой клочку земли, виднеющемуся вдалеке. По мере приближения к нему стало ясно, что встречи с прошлым нам не избежать. Подкова приблизилась, увеличившись в размерах, и ловушка времени захлопнулась. Мы побывали здесь семь лет назад, перед самым началом летнего сезона. Коннор явился ко мне в бабушкин дом. «Идем», — позвал он. Последние два дня я провела в четырех стенах. Я не спала, у меня тряслись руки, в доме царил беспорядок. Когда мы садились с причала в лодку отца Коннора, я спросила: «А Фейт едет с нами?» — «Не-а, — отозвался он, — только мы». И улыбнулся, потупив глаза так, что я сразу все поняла. Еще при бабушке к этому все и шло. Между мной и Коннором. Эту неизбежность замечали все, кроме нас. Всю свою жизнь мы наталкивались на понимающие взгляды и воспринимали их в штыки. А когда повзрослели — с игривыми толчками плечом или бедром, язвительными шутками, фальшивым смехом, закатыванием глаз. Потом однажды он словно моргнул дважды, вгляделся и прозрел, увидел нечто новое. И я увидела что-то, отраженное в его глазах, — то, что еще могло сбыться. Прикосновения его руки стали рассчитанными. Как и озорной поцелуй на виду у всех в конце той прошедшей осени, когда мы пили на Брейкер-Бич, — он запрокинул мне голову назад и засмеялся, а в его глазах отразилось пламя костра. И я сказала: «И что? Это все? Значит, вот чего я ждала все эти годы?» И бросилась бежать прочь по пляжу прежде, чем он успел удержать меня, и мое сердце гулко колотилось. А несколько часов спустя он спросил: «Так ты ждала?» И мы приехали сюда с сумкой-холодильником пива, едой навынос из кулинарии и одеялом и добрались до островка вброд, подняв нашу ношу высоко над головой, чтобы не замочить. До еды и питья дело у нас так и не дошло, потому что я точно знала, что будет, слишком многое к этому вело. Но не смогла в то время ощутить ничего, кроме своей горечи. И разочарования оттого, что даже тогда он чего-то хотел от меня. И не понимал, что я к тому времени увязла так глубоко, что на его месте мог оказаться кто угодно. Я была тугим сгустком раздражения, когда спустя два дня он явился с кривоватой усмешкой, считая, что она каким-то образом все исправит — не только со мной, но и с нами. Еще хуже было новое, только что открывшееся мне опасение, что ему, возможно, нравилось во мне именно это — смотреть, как я соскальзываю ближе к краю, разваливаюсь, чтобы он потом мог лепить из меня все, что ему заблагорассудится. Это было начало и вместе с тем конец. Коннор бросил якорь недалеко от берега и заглушил двигатель. Мы оба смотрели на деревья, скалы, галечный пляж перед нами — на что угодно, только не друг на друга. Мне представилась Сэди, стоящая здесь в своей широкополой шляпе и решающая раздеться и перебраться на остров. Ее тело, покрытое гусиной кожей. Красновато-розовый оттенок, который оно приобрело от холода. Нежность ступней на острых камнях у берега. Решимость, которая довела ее до этого момента. Я стащила через голову футболку, и Коннор прищурился. — Скоро вернусь, — пообещала я. — Уже прилив. Придется тебе вплавь, — предупредил он. Но я продолжала раздеваться, и он отвернулся и достал из-под сиденья оранжевый спасательный жилет. Мы раздевались в присутствии друг друга до белья сотни раз с тех пор, как были еще детьми, это случалось при каждом купании. И я ни разу не испытывала стеснения, пока он не отвернулся. Никогда не думала о себе в сравнении с Сэди, пока не увидела нас обеих глазами Коннора. Поспешно схватив спасательный жилет, я сразу спрыгнула за борт, и холод охватил меня до самой груди, вызвал шок, пальцы коснулись каменистого дна. — Ничего? — окликнул Коннор сверху. Должно быть, я невольно ахнула. Мне понадобилось замедлить дыхание, чтобы мышцы, сжимающие легкие, немного расслабились. — В норме, — ответила я и, держась за жилет, как за доску для плавания, дала приливному течению пронести меня остаток пути до берега. * * * Последние семь лет моя нога не ступала на этот остров, но я всегда видела его вдалеке в ясный день — рощу темных деревьев. Местность здесь была, что называется, пересеченной. Каменистый берег сменялся плотной почвой и зеленью деревьев. Внутри Подковы, в небольшой, защищенной от волн бухточке, часто останавливались на отдых каяки. Но сейчас других лодок здесь не было. Впрочем, свидетельства пребывания людей имелись — полузасыпанные камнями стеклянные бутылки вдоль границы земли и камней. Бревно, притащенное на берег, к кустам, и превращенное в скамейку. Заросшая тропа вела в глубь островка к тому месту, где когда-то был причал. Шагая по тропе и представляя, как здесь же шла Сэди, я вздрогнула. Мои шаги поверх ее шагов. По тем же колючим корням, острым краям камней, веткам, царапающим ноги. Что-то укололо меня в голень, я увидела, как капелька крови покатилась вниз, к щиколотке, от ранки, оставленной какой-то вьющейся плетью. Коннор говорил, что Сэди была в купальнике. Неужели она так и шла дальше, босиком и с голыми ногами? С ее безупречно чистой кожей, хотя не могла пройтись босиком даже по горячему тротуару, — нет, немыслимо. Я не могла представить, что вообще привело ее сюда. Она взяла с собой рюкзак, фотоаппарат в телефоне — думала, что здесь есть что-то достойное внимания? Тайна, которую стоит сохранить? И, пока находилась на островке, увидела то, чего не должна была? Заросли почти непролазные. Она не сунулась бы в них без крайней необходимости, но Коннор говорил, что она отсутствовала довольно долго. В купальнике и с рюкзаком. Я остановилась. А может, она привезла сюда что-то? «Здесь полным-полно тайных укрытий», — якобы слышала она и сказала об этом Коннору. Так вот что она искала. Надежное место, чтобы спрятать что-то принадлежащее ей. Я вернулась тем же путем на поляну, огляделась, и мой взгляд вновь привлекла самодельная скамейка. Бревно, из которого ее сделали, было дуплистым, я встала рядом на четвереньки и заглянула в дупло. Внутри оно обросло мхом и наверняка кишело мелкой живностью, о которой я старалась не задумываться. И все же сунула руку в темноту и нащупала склизкий шуршащий пластик. При мысли о том, что может обнаружиться внутри, меня передернуло. Моя находка задела дно дупла, пока я вытаскивала ее. Снаружи этот герметично запечатанный пакет для замораживания был покрыт слоем слизистой грязи. Может, в нем чей-то мусор, а может, и нет. Я стерла слизь с пакета голыми руками, открыла его и увидела внутри коричневый деревянный футляр, в каких хранят ожерелья. Футляр остался сухим. Я попыталась вытереть ладони о край бревна, потом открыла крышку. В центре на бордовой подкладке лежала серебристая флешка, холодная на ощупь. Деревья зашелестели на ветру, и я оглянулась через плечо, по шее пробежал холодок. Сэди была здесь. Я чувствовала ее на этом самом месте: она открывала рюкзак, вытаскивала этот пакет. Я видела, как она сует руку в дупло, как морщит нос, жмурится, затаивает дыхание. Зачем, Сэди? Почему именно здесь? На островке за широкой водной преградой, внутри бревна? Страх какого рода мог загнать ее сюда, довести до такого уровня скрытности? Если стен родного дома оказалось недостаточно? Дома, где, как я когда-то считала, нет ни замков, ни секретов? Жаль, что мне негде спрятать находку прямо сейчас. Ни карманов, ни одежды, ни другого способа оставить ее при себе. Нет никакой возможности доплыть обратно до лодки так, чтобы Коннор ничего не заметил. По крайней мере, он сказал мне правду — может, и не всю, но достаточно, чтобы привести меня сюда. К ней. Ведь он же не привез бы меня сюда, если бы ему было что скрывать, верно? * * * Коннор смотрел, как я бреду к нему по воде, положив пакет для заморозки поверх спасательного жилета. — Что это? — спросил он, подавая мне руку. — Точно не знаю. — С меня в лодку капала вода, я дрожала, искала взглядом полотенце, а Коннор уже подавал его мне, вынув из ящика под сиденьем. — Это ее? — Точно не знаю, — повторила я и шагнула к нему за полотенцем. — Но там, внутри, флешка, и я понятия не имею, зачем понадобилось оставлять ее здесь. Он коснулся рукой моего живота, и я вздрогнула. Но он не убрал пальцы. Его взгляд был прикован к месту у края трусов, на внутренней поверхности моего левого бедра. Я отступила, отдаляясь от него, и он нахмурился. — Зачем ты это сделала? Я посмотрела вниз, туда же, куда был устремлен его взгляд. — Это тату, Коннор. — Такая же, как у Сэди. У меня екнуло в животе, и я опять задумалась, не затеял ли он со мной игру. Как он успел разглядеть ее татуировку, если, по его словам, видел ее только один раз? Один-единственный, как он сказал. Когда она стояла над ним, одетая в купальник. — Знаю. Мы делали их вместе.