– Так… Тебе надо учиться плавать. Пошли. Пошли-пошли, за́мок потом вместе построим! Я покажу, как надо… Палом Инге Розальба Марианна Сонел Море – оно такое… Такое… В общем, я его люблю. Оно большое, огромное просто, тёплое и, главное, живое. И я не тех монстров, которые там, за буйками, плавают, имею в виду. Сложно объяснить, но оно такое же, как космос, только роднее и ближе. И там вечное движение, и тут. Только в космосе всё… как бы сказать… глобальнее, во. А здесь… Если закрыть глаза и слушать прибой, то очень просто впасть в транс. Это ритм жизни, пульс планеты. А в космосе это не услышишь, потому что там всё огромное и медленное. Я теперь плавать умею. И нырять. Немножко. Это оказалось совсем несложно, вода сама держит, нежная такая и ласковая. Главное – голову не задирать и не пугаться. Чтобы не начать абы как по воде руками-ногами колотить. Как у Тима, у меня ещё не получается, но всё равно – здорово. И замок из песка мы построили. Огромный и красивый. Конечно, надолго его не хватило, до первого прилива только, но тем интереснее. Можно же ещё один построить! В итоге мы под руководством Тима та-акое соорудили… Мы – это не только мы вдвоём, там ещё одна семья отдыхала, они тоже к нашей стройке присоединились. Этот замок – фотки, в смысле – даже в Сеть потом выложили. На сайте про «Лазурный берег». А вот сексом на пляже заниматься неудобно. Песок царапается и лезет повсюду. А в воде – странно. Я так и не поняла, нравится мне или нет. Зато на пляже вечером классно жарить мясо на углях. Вот не понимаю, как у Тима так ловко и вкусно получается! Наверное, всё-таки правы были комиссар Шотт и Влад, что мясо жарить – это чисто мужское дело. Но я всё равно готовить не умею, так что даже пробовать нечего. В общем, всё было бы классно, но мне в первую же ночь на курорте кошмар приснился. Я когда маленькая была, его часто видела, но потом, когда мама умерла, эти сны прекратились. Причём если подумать, ничего страшного там нет. Я стою на улице – в смысле, в туннеле, там полумрак, освещение включено в аварийном режиме, и почему-то никого, пусто и тихо. И я всё жду, когда кто-то придёт и заберёт меня оттуда, а этот кто-то не идёт и не идёт, а я всё жду, жду… Я каждый раз после этого сна в слезах и в тоске непонятной просыпалась, да такой, что выть хотелось. С чего этот кошмар мне вдруг приснился – понятия не имею. Я боялась, что он надолго вернулся, но нет. Один раз напомнил о себе – и больше пока не возвращался. Ну и хорошо. Не та эта вещь, без которой я страдать буду. В лес я пока так и не сунулась. Хотя он интересный. И эти самые ногатики – хотя мне больше нравится, когда их псевдодубами называют… В общем, они страшные только издали. А так – у них кора шершавая такая, вся в трещинках, и листья смешные: длинные и по краям волнистенько так вырезаны. Да, к опушке – так край Леса называется, смешное слово такое, «о-пуш-ка» – я подходила несколько раз, с дробовиком: Тим меня стрелять учил. Но в глубину я ни за что не пошла бы. Особенно после того, как день на пятый нашего там пребывания до нас ещё одна компания добралась. Верхом. Рейнджеры местные. Они потом сказали, что у них отпуск типа. Четверо целых и трое раненых. Ну, их быстренько в регенератор отправили, а я подумала: как всё-таки хорошо, что мы на флаере полетели! Хотя лошади – это здорово, и я ребятам помогала их обихаживать. Это так интересно: техобслуживание коня! Надо почистить, проверить шкурку, копыта… Тим смеётся: ты, говорит, всему на свете хочешь научиться, что ли? А если и так, разве это плохо? А потом у нас ещё двое рейнджеров появились. Только лошадки у них другие были: маленькие и мохнатые. А сами всадники оказались вовсе даже не людьми, а местными аборигенами – хатонами. Говорят, что сначала их шатонами[4] назвали, но они сами это слово на «хатон» переделали. Я на них поначалу пялилась просто неприлично. Они такие… удивительные. Похожие на людей, в том плане, что линейные гуманоиды, но пропорции немного другие: руки-ноги подлиннее, тело покороче. Лица вроде как человеческие, только треугольные, пушком коротеньким покрыты, глаза большие, а носы маленькие и курносые, пипками, но очень подвижные. Кисти – руколапки какие-то, пальцы короткие, толстые, но управляются хатоны ими очень ловко. А мизинец вообще отставлен так же, как большой, чтобы, значит, за ветки удобнее хвататься было. На головах не то волосы, не то шерсть длинная, не поймёшь, потому что всё это в мелкие косички с яркими шнурками заплетено, почти как у меня. Ушки круглые, мохнатые, торчком, и по наружному краю много-много колечек металлических вдето. Некоторые просто так, некоторые – с бусинками цветными. Я потом узнала, бусинки – это знаки рода и статуса. Так у них, оказывается, кучу подробностей передать можно. Хатоны рассказывали, что для них человеческие серьги странно выглядят: дырок в ушах у людей мало, зато серёжки крупные и яркие. Непонятно. Одежда у этих ребят тусклая, обычные куртки и штаны, но на шеях много ожерелий и подвесок. Тут они меня перещеголяли, хотя, как я поняла, с их точки зрения я как раз очень правильно выгляжу. Они мне даже сами об этом потом сказали. Хатоны о чём-то с рейнджерами поговорили, потом в центре связи застряли, а потом вдруг к нам направились. Мы с Тимом как раз наплавались и на пляже отдыхали. Я удивилась, а Тим заулыбался и навстречу им пошёл. Оказывается, с одним из них он знаком был. С тем, что вроде как постарше и помассивнее. Он так церемонно мне поклонился: – Позвольте представиться. Вил, профессор физических наук, по совместительству рейнджер. А это мой брат, Мак, он доктор, в смысле медик. Говорил он ясно и чётко, хотя временами то посвистывание, то урчание в речи слышалось. А может, мне это казалось только. Я аж растерялась, но отвечаю: – Инге… Пилот. И как-то так мы хорошо с ними разговорились… Оказывается, этих двоих вызвали, потому что зверьё, которое напало на первую группу рейнджеров, в этих местах обычно не водится. Вот местные и приехали разобраться, что солги здесь забыли. Они мне и гало этих самых солгов показали. Страшные твари, сами по себе небольшие, но умные и в стаи собираются. У них шесть лап, но это, я так поняла, на Теллуре вообще часто встречается. Передние почти как руки, солги могут по деревьям лазать. Ну и морды зубастые, вытянутые такие. Жуть, в общем. – Они ночью нападают, а эти олухи, наверное, решили, что раз они вышли из Леса к реке, то караулы ставить не надо и можно только за небом следить. А может, на радары понадеялись. А этого Вайд не прощает. Вот это меня удивило. – Так они же рейнджеры, – говорю, – должны разбираться! Вил косичками своими мотнул, нос сморщил: – Не разбирались бы, вообще бы из Леса не вышли. – А Вайд – это кто? Или что? – Вайд – это наше божество. Покровитель хищников и охотников. Если идёшь с ружьём на охоту, Вайд на стороне зверя. Если с копьём или луком, на твоей. Вайд любит, чтобы всё честно было. Мы его ещё как олицетворение справедливости почитаем. Ну и дураков он не любит. А я возьми и ответь: – Дураков любит только мэтр Каррефур – их обманывать легко. Ну и дальше мы часа два про лоа разговаривали. Я про своих рассказывала, Вил и Мак – про своих. У них тут их много, но Вайд, я так поняла, главный. Оно и понятно, такие леса!.. Мак всё больше про Айру рассказывал, сестру Вайда, богиню врачевания. А потом и говорит: – Вы, бесшёрстные, совсем забыли это искусство. Был бы я с этими охламонами, эти трое сами дошли бы, на своих двоих. Ну и конечно я не могла не спросить, почему это он считает, что «бесшёрстные» забыли искусство врачевания. Вроде же у нас с медициной всё в порядке? И вот тут он меня огорошил: – У вас не с медициной всё в порядке, а с аптечками, регенераторами, нанороботами и так далее. А вы, Инге возьмите нож и вырежьте аппендицит. Или с помощью иглы, нитки и всё того же ножа остановите артериальное кровотечение. Вот это медицина. А прочитать инструкцию и нажать нужную кнопку для диагностики, а потом подключить регенератор любой сможет. Я на это только рот открыла. А Мак дальше говорит: – Ведь кто такой врач? Это жрец. Просто его камлание гораздо сложнее, чем молитва какому-нибудь божеству. Но и получить он хочет не обещание благоденствия, а жизнь. Конкретную жизнь. Потому и обряды медика в сотни и тысячи раз сложнее, чем у обычных служителей какого-нибудь бога радости. Потому что жизнь много сложнее радости. А те, кто тыкается в клавиши, это не жрецы, это так, служки, – он фыркнул. – Понимаете, Инге, я умею пользоваться аптечкой или регенератором, но если я не могу руками зашить рану, вырезать стрелу, извлечь пулю или провести полостную операцию, я не врач. Вил умеет пользоваться компьютерами, может управлять ядерной реакцией и много чего ещё. Но если он не знает арифметики и не может посчитать всё при помощи карандаша, то какой он физик? Вот мне как-то ничего подобного в голову не приходило. Ведь если так рассуждать, выходит, если я не умею без таблиц прыжок рассчитать, то я и не пилот? Но сколько же времени я ручками на бумаге всё это вычислять-то буду? При том, что считаю я, конечно, лучше, чем пишу, но не намного. День? Неделю? Бред! А с другой стороны, в чём-то он прав. Неприятно прав. Ведь случись что, а аптечки под рукой нет – и что я буду делать? Лечить-то с помочью силы Смерти я пока не могу. Нет, вру, один раз у меня получилось – когда я парню из Пси- корпуса сердце снова запустила. Но я ведь понятия не имею, как это сделала! Так что тот раз не считается, наверное. Да, и Мали с Моник я умереть не дала, но не примчались бы парамедики, и что бы я делала? То-то и оно… И не успела я опомниться, как брякнула: – А вы сможете меня научить… хотя бы чему-нибудь? Тим только за голову схватился. Павел Зотов Они уже несколько часов болтались на орбите единственной обитаемой планеты Новы-17К, пытаясь понять, куда их занесла нелёгкая и что тут вообще происходит. Картинка, которая пока получалась, не укладывалась в представления. Судя по всему, именно сюда летали амазонки из Золотого крыла… Но что они здесь забыли? Вернее, что – было вполне понятно. А вот как?.. – Лер, что скажешь? И ты, Яна, присоединяйся. Голова кипит. Ничего не понимаю. – Что тебе непонятно? – Если это был рейд, аналогичный рейду на Карату, то как их пропустили? Это тогда было неизвестно, что такое амазонки, но не сейчас же! – Тёмные миры… – начала Яна. – Януль, боюсь, в Тёмных про них знают больше, чем мы. Ты бы смогла сесть незаметно? – Да как червя поймать. Делов-то. Даже если не залезать в систему, мёртвые зоны определить можно. А дальше дело техники. Но для гарантии я бы их хакнула или просто вскрыла. И подгадала момент, когда они смотрят в другую сторону. – Это на МДЧ, а на транспорте? Их цель не попасть туда, а вывести мужчин. – Согласна. Чтобы транспорт посадить, системам надо антенны переломать, а операторам глаза выколоть, – Яна забралась с ногами в кресло, порылась по карманам, достала очередную шоколадку, с демонстративным шуршанием развернула и откусила огромный кусок. Паша вздохнул. – А если предположить, что… Что мы знаем об амазонках? – Адлер нахмурился. Похоже, он никак не мог сформулировать до конца очередную гениальную мысль, и теперь ему требовалась помощь друзей. – Толком ничего. – Как я понял, случай с Каратой не единичный. Вернее, в ТС единичный, а как в Тёмных, никто не знает. Так? – Да. – А если здесь была не полноценная рейдерская операция, а чья-то личная инициатива? Допустим, Золотое крыло присмотрело себе тихую и незащищённую планетку с шахтёрами. Два-три корабля класса штурмовик забить капсулами анабиоза – это человек сто легко вывести можно, а то и все двести, но тогда вооружение придётся скинуть. – Ну, если у тебя неподалёку пару звеньев истребителей полного штата… – Яна скривилась. Паша кивнул: все они встречались в Пространстве с амазонками, и что может сделать пяток истребителей этих девиц, прекрасно знали. А если учесть, что у Новы как такового флота не было, только заградительные мониторы, но без опытных операторов это просто груда железа, то… – Взлетели по-тихому, встретились с сопровождением и свалили? Вариант. Чтобы уболтать пару сотен мужиков полететь в райские кущи, нужно три-четыре амазонки и совсем немного времени. Это не Карата, где тысячами вывозили. – То есть… – Паша встал и подошёл к галоэкрану, увеличил Нову. – Мы должны найти место их посадки, а для этого – попасть на орбитальную станцию слежения. Так? – Так. – Но это же было лет семьдесят назад. Какой идиот будет столько хранить данные? – Во-первых, данные и дольше хранятся. А во-вторых… Мальчики, вы что, не видите, что это за штуковина? – Яна с интересом рассматривала очертание станции. – А что в ней не так? Полноценный таможенный терминал, достаточно эффективная станция контроля пространства. Лучше, конечно, две таких, но у них мониторы наблюдения есть, не только боевые. – Именно, Паш. Там населения в разы меньше, чем у нас. Пара миллионов, не больше, причём учти, это у нас толпа пилотов и кораблей. А у них… это даже не Сахай. У них этот пост работает на десять-пятнадцать процентов. У них данные могут лежать с того дня, как эту махину сюда пригнали. – Да ясно всё… Просто пытаюсь понять, как и куда. – Чего тут понимать? Подходим на «драконе», я вас сбрасываю на станцию и жду. Находите оператора слежения, подвешиваете его за я… ну, понятно, берёте коды и вперёд. Потом я вас также подбираю. Если хочешь, можно вообще эту станцию уронить, чтобы не мешала. Но тогда надо на мостик попасть или капитана поспрашивать. – Нет. Ронять не будем. Мы же не беспредельщики какие. – Да ну?!.. – Яночка…