На лице отца отразилось разочарование. — А, вот как… Как жаль… Никак у него не выходит освободиться. Из-за Тихого океана, да? Проклятый океан, пусть бы американцы сами там разбирались. Агенты в недоумении переглянулись, а отец, скрывшись на минуту на кухне, принес еще тарелку и дополнительные приборы. — Я не могу… — шепнул Дофф Станисласу. — Слишком тяжело… Не могу. — К столу! — позвал отец, внося дымящееся блюдо. Они уселись за стол, но Дофф, терзаясь мыслью о том, что они собираются сделать, сразу вскочил. — Простите, месье, но… Срочное дело! Только что вспомнил. Очень невежливо с моей стороны так уходить, но дело исключительной срочности. — Исключительной срочности! Никаких проблем! — весело воскликнул отец. — Все совершенно нормально! Я же вижу, как мой Поль-Эмиль занят этим Тихим океаном! Война — дело серьезное, днем и ночью. Приходится приноровляться. Дофф, стыдясь своей трусости, повернулся к Станисласу, но тот кивком успокоил его: он сам известит отца. — Вы вернетесь к десерту? К кофе? — Наверняка… Если нет, не ждите меня! Он сюда уже не вернется. — Кофе у меня, само собой, не настоящий. Все равно будете? — Да, настоящий, не настоящий — мне все равно! И поспешно выскочил из квартиры. Он сбежал вниз по лестнице и в смятении уселся на ступеньках у входа. Консьержка вышла из своей каморки, оглядела его. — Вы кто такой? — спросила она. — Лейтенант Штайн, британская армия. Он представился военным, чтобы она оставила его в покое. — Пшу пщения, офицер. Бывают, знаете ли, мародеры. Дофф не слушал: он злился на себя — бросил Станисласа одного выполнять невыносимую задачу. Но консьержка все стояла и смотрела на него. Она молчала, но ему мешало ее присутствие — он хотел остаться один. Он достал удостоверение: — Я же сказал, британская армия. Можете работать дальше. — У меня перерыв. Дофф вздохнул. Она с любопытством разглядывала его и в конце концов спросила: — Вы английский агент? Как Поль-Эмиль? Лицо у Доффа внезапно потемнело: — Вы о чем? — грубо спросил он. — Ой, я не хочу проблем! Просто интересно, из той же вы службы, что и малыш Поль-Эмиль… Ну и все… Дофф был в ужасе: откуда консьержка знает о связи Пэла со спецслужбами? Та пошла было к себе в каморку, но он встал: — Погодите! Что вам известно о Поле-Эмиле? — Знаю только то, что должна знать. Может, и получше вашего… Он тут всегда жил, с родителями. Когда мать умерла, я даже за ним присматривала. Папаша, небось, и забыл, перестал мне подарки делать на Рождество. Бедняга, совсем у него мозги набекрень… Вы, поди, скажете, после того, что с сыном случилось, это и нормально. Дофф нахмурился. Откуда эта перечница знает про Пэла, если даже отец явно не в курсе? — А что случилось с Полем-Эмилем? — Ну, вы-то небось знаете, коли тут сидите. Так вы агент вроде него или нет? — Кто вам об этом сказал? — настаивал Дофф. — Ну, немец сказал. Когда Пэла тут схватили, в этом самом коридоре. Немец и говорит Полю-Эмилю: “Я знаю, что вы британский агент”. Вы, стало быть, говорите, что вы из армии ростбифов, вот я и подумала спросить, знаете ли Поля-Эмиля. Вот и все. В голове у Доффа теснились сотни вопросов: значит, консьержка видела Пэла прямо здесь? С каким-то немцем? Значит, Пэл приезжал в Париж к отцу… Но зачем? На секунду у Доффа мелькнула мысль сходить за Станисласом, но он передумал. Предложил консьержке зайти к ней в каморку и спокойно поговорить. Та была в восторге: наконец кто-то проявил к ней интерес, да еще и солдат такой красивый! Дофф уселся, консьержка суетилась, предложила ему настоящего кофе, который хранила для особых случаев. Какой красивый военный — обаятельный, голос такой глубокий, к тому же лейтенант армии Ее Величества, это вам не фунт изюму! Она была гораздо старше него, годилась ему в матери, но мало ли молодых людей, которым нравятся зрелые женщины? Она ненадолго заперлась в ванной. * * * — Как хорошо все англичане говорят по-французски, с ума сойти… — сказал отец. Его уже раньше потрясла чистая речь Вернера. Станислас не понял, ему это ни о чем не говорило. Они по-прежнему ели и молчали. Горячее, потом десерт. Отец заговорил только под конец обеда: — Так скажите же мне… Зачем вы пришли? — Поговорить о вашем сыне. У меня плохие новости, месье. — Он погиб, да? — внезапно спросил отец. — Да. Отец подозревал это с первой минуты, когда их увидел. А может, и с самого начала. Два отца смотрели друг на друга. Их сын умер. — Мне очень жаль, месье, — прошептал Станислас. Отец сидел с бесстрастным лицом. День, которого он так страшился, настал: сын погиб, он больше не вернется. Ни слезинки не текло по щекам старика, крик не вырвался из его груди. Пока еще нет. — Как это случилось? — Война. Все эта проклятая война. У отца кружилась голова. — Расскажите про сына, офицер. Расскажите мне про сына, я так давно его не видел, боюсь, я все забыл. — Ваш сын был храбрый. — Да, храбрый! — Он был великий солдат. И верный друг. — Верный, да, всегда! — Мы звали его Пэл. — Пэл… Красиво! Тиски невыносимого горя мало-помалу сжимали тело отца. Он с трудом дышал, мир вокруг него как будто постепенно цепенел. Длинная дорожка слез потекла по его лицу. Жемчужины муки. — Рассказывайте, офицер! Говорите! Говорите! И Станислас рассказал все. Он говорил об их учебе, об Уонборо, о Локейлорте, Рингвэе, Бьюли. Говорил о группе, о шалостях Толстяка, о мужестве, с которым они преодолевали трудности. Рассказал о всех трех годах, что они провели вместе. — Там была и его невеста, Лора? — вдруг спросил отец. Станислас осекся на полуслове: