— Ах, Стан, до чего же я рад тебя видеть! — А я-то! Тебе разве не надо было двигаться прямиком на Портман-сквер на разбор полетов? — Надо. Но мне хотелось заехать сюда… — Догадываюсь… Видел я твоего шофера и недовольного Фарона тоже. Сказал им, чтобы ехали. Я тебя сам провожу. Пэл улыбнулся. — Ты как? — Если б ты только знал, как мне осточертело сидеть в Лондоне и знать, что вы там, далеко. Я молился, Пэл, каждый день молился. — Ты по-прежнему в канцелярии? — Да, но чином повыше. — Насколько повыше? — Сильно. — Насколько сильно? Станислас состроил лукавую физиономию: — Не задавай вопросов, на которые я не могу ответить. Они рассмеялись. Потом помолчали. — Стан, скажи, а… Пэл не осмеливался спросить, какие новости. Но переборол себя: — Как там остальные? — Нормально. — А Лора? Лора не… Скажи, Стан, с Лорой ничего?.. — Успокойся, с Лорой все в порядке. Она на Севере. Сын облегченно вздохнул и возблагодарил милосердную судьбу. С колотящимся сердцем он снова уселся на кровать Толстяка. — А остальные? Есть от них вести? — У Кея, Клода, Толстяка все хорошо. Отлично работают, между прочим. Пэл от радости захлопал в ладоши; в мечтах он уже представил себе их всех, великих искусников. Ах, как же он любит славных своих приятелей! — А хитрец Эме? Старикан тоже, надеюсь, в лучшем виде? Лицо Станисласа застыло. Он положил руки Сыну на плечи: — Эме погиб. Пэл не сразу понял. Потом у него задрожали губы, за ними все тело. Они потеряли Эме — отца. По щеке потекла слеза, за ней вторая — он зарыдал. Станислас сел на край кровати и обнял юношу за плечи. — Поплачь, сынок, поплачь. Тебе станет легче, вот увидишь. Эме погиб в стычке с патрулем, когда собирался устроить взрыв на железной дороге. Операции УСО во Франции были в разгаре. * * * Прошло несколько дней. Пэл с Фароном поселились в Блумсбери, Фарон — в комнате Кея. Станислас, правда, считал, что приятелям было бы лучше на транзитной квартире УСО, где нет призраков. Обоим скоро стало скучно: они были одни и не знали, чем себя занять. Лондон без остальных членов группы был ненастоящим Лондоном. Пэл отвлекался ходьбой, бродил по улицам наугад, без цели. Шел на Портман-сквер, и они со Станисласом отправлялись обедать. Однажды после обеда он даже дошел до Челси. Ему хотелось передать Франс Дойл весточку от дочери. Увидев его, та невольно разрыдалась: — О, Пэл, надеюсь, вы не с дурными новостями. Она обняла его. Долгие месяцы она не знала покоя, хоть и получала регулярно дурацкие письма из армии — “не-волнуйтесь-все-хорошо”. — С Лорой все в порядке. Я просто хотел вас успокоить, мадам, — сказал Сын. Они устроились в будуаре на втором этаже, чтобы никто им не мешал. Пили чай, смотрели друг на друга, но говорили мало. Слишком многое надо было друг другу сказать. Пэл ушел под вечер, отклонив приглашение поужинать: не надо, чтобы его увидел Ричард, не надо было здесь засиживаться. Это плохо для него, плохо для Франс и к тому же строжайше запрещено. После его ухода Франс долго неподвижно сидела в будуаре. Думала о дочери, о Пэле; чтобы собраться с силами, стала размышлять о будущем. Они могут пожениться — возраст подходящий. Она все устроит, у нее столько идей! Церемония состоится в Сассексе, там у родителей Ричарда великолепное поместье; они, конечно, предоставят его в их распоряжение. Соединит их в соседней часовне викарий, а может, и епископ. Наверняка епископ — Ричард сделает щедрое пожертвование. Потом гостей отведут в дедушкины сады, они будут в восторге от пышного празднества. На безупречном газоне установят белые шатры. Холодные закуски, горячие закуски, плоды земли и плоды моря, всюду французская гастрономия и фуа-гра во всех видах. Фотографии на память каждому. Или даже снять кино. Если будет хорошая погода, можно устроить площадку у большого фонтана, напротив пруда, и все будут танцевать до утра. Свадьба состоится летом. Возможно, следующим летом. Пэл с Лорой будут великолепны. 34 Дорогу она уже знала наизусть. Приезжала на велосипеде с Лионского вокзала, катила к Латинскому кварталу по бульвару Сен-Жермен вдоль Сены. Она любила Сену. Стояли погожие осенние дни, на ней было легкое платье, в полотняной сумке на багажнике лежал конверт, который доверил ей Пэл месяц назад. Она сдалась, решила все-таки его отвезти несмотря ни на что. Она не могла оставить его себе только ради мести Пэлу: все-таки война, возможно, оно необходимо для войны. Она прекрасно знала, что невинные, скорее всего, слова в конверте складывались в невообразимые коды, предвещали бомбардировку или содержали важнейшие сведения. Если она не отнесет письмо, то станет предательницей; возможно, даже сорвет операции Сопротивления. И она сдалась. Но когда Пэл появится в следующий раз, она пригрозит ему, потребует, чтобы ей поручили более важные задачи. Она способна на большее, чем эти его смешные поручения. У нее куча достоинств — она не болтлива, надежна, у нее даже есть оружие. Крутя педали по бульвару Сен-Жермен, она погладила прикрытое платьем правое бедро: там была кобура с маленьким пистолетом, подарком Фарона. * * * После обеда Кунцер долго смотрел на фотографию Кати. Теперь он вставил ее в рамку, чтобы не помялась. Весь день он благословлял малышку Катю и проклинал англичан. Он сделал все, чтобы отвлечься, и теперь задыхался у себя в кабинете. “Лютеция” сделалась ему невыносима. Захотелось выйти на улицу, немного пройтись. От ходьбы станет легче. Пройдя по бульвару Распай к перекрестку с Сен-Жермен, Кунцер ослабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и стал прогуливаться, держась в тени деревьев, — сентябрь стоял теплый, а на нем слишком много надето, он вспотел. Кунцер нашел место на террасе кафе, уселся. Хотелось пить, заказал прохладительный напиток и стал смотреть на идущих мимо женщин. Думал о Кате. Ему было одиноко. * * * Мари только что положила конверт в почтовый ящик. Задание выполнено. Она поскорей оседала велосипед и покатила по бульвару Сен-Жермен обратно, в сторону Эйфелевой башни. На бульваре всегда много народа, легко затеряться в толпе. Так ей велел Пэл. * * * С террасы Кунцер наблюдал за оживлением на бульваре. Это отвлекало. Перед ним проехала на велосипеде очень красивая молодая женщина. Лет двадцати пяти и похожа на Катю. Кунцер почувствовал, что сердце у него забилось быстрее, сильнее; ему захотелось побежать за ней, любить ее, хотя бы ради того, чтобы забыть Катю. Он мог познакомиться с ней — по-французски говорил без малейшего акцента. Она никогда не догадается, что он грязный бош. Они могли бы вместе сходить в кино. У него еще было желание нравиться. Встал, ему хотелось отдать всего себя этой молодой француженке. Легкий ветерок пронесся по бульвару, едва шелохнув листья платанов. Но, смешавшись с бегом велосипеда, на долю секунды приподнял платье Мари. И Кунцер, не сводивший глаз с девушки, заметил дуло пистолета. 35