– Я сказал тебе – не лезь! – Орёт Пирс. Скрежет наполняет небывалым страхом мою грудь. Внезапно я замечаю, как на меня несутся несколько ножей, и я визжу, вжимаясь в стену. Оружие останавливается в двадцати сантиметрах от меня. – Пирс, прекрати! – Шёпотом пытаюсь кричать, смотря, как поблескивает остриё в свете то вспыхивающих, то гаснущих свечей вокруг. Теперь Сойер жутко пищит, извиваясь от удушения. – Не заставляй меня! Твоё время ещё не пришло, малышка! Не заставляй! – рычит Пирс. В этом хаосе: в очередном землетрясении, где вся мебель ударяется о пол, плафоны люстр бьются друг о друга, разбиваясь, и стекло падает вниз; дребезжании; порывов сильнейшего ледяного ветра; криков, плача Риты и раскатов грома, – кажется, что я сама схожу с ума. Всё происходит так быстро. Пирс истекает кровью, и его взгляд пристально наблюдает за тем, как плющ душит Сойера. А он краснеет до такой степени, что сейчас взорвётся. На это страшно смотреть. Меня трясёт. Меня знобит. Стук моего сердца отдаётся в ушах. Я паникую настолько сильно, что начинаю задыхаться. – Нет… я прошу… Пирс… – Ты должна пережить то же, что и я! Ты обещала любить меня! Ты предала меня! – Но… Рита хватается за горло, и я вижу, что одна из тонких и упругих стеблей плюща обвивает её горло. – Хватит! Пирс, я умоляю! Остановись! – Захлёбываясь от слёз, кричу я. Но он не сдаётся. Рита хрипит, пытаясь оторвать от себя плющ. – Ты вернулся… вернулся… чтобы узнать… я сдержала обещание… это твой сын. Сойер твой сын, Пирс! – Сипло выкрикивает Рита. Мгновенно вспышка молнии ударяет по стеклу окна, разбивая его на мелкие осколки. Звон ножей, упавших на пол, сливаются с моим свистящим вздохом. Свечи на секунду погасают, и мы оказываемся в кромешной тьме. А потом снова светло. Всё стихает настолько, что я даже боюсь дышать. Я слышу, как кашляет Рита, растирая шею. Я вижу, как давится воздухом Сойер и едва может двинуться от обвившего его плюща. И я перевожу взгляд на Пирса, застывшего на месте. Только теперь кровь исчезла. Он стоит в классическом чёрном костюме и с бабочкой, словно собрался на какой-то приём. – Что ты сказала? – Недоверчиво переспрашивает он, смотря сверлящим взглядом на Риту. Она поднимает голову и вытирает слёзы. – Сойер твой сын, Пирс. Я поклялась, что никогда об этом не скажу. Только при таком условии мне разрешили быть рядом с ним, – выдавливает она из себя. – Я был мёртв три года, а ты забеременела именно в это время. Это ложь, – цедит Пирс. Его глаза снова наливаются кровью, а под ними пролегают тёмные, даже чёрные круги, когда он подходит к ней, щуря взгляд. – Нет… не лгу. Я расскажу тебе. Это твой сын. Помнишь, когда ты учился в Сиэтле, то перед получением диплома ты сдавал сперму на хранение? Это было условием для всех студентов, ради эксперимента и обучения. Ты рассказал мне это и заверил, что так зачастую делают все врачи, да и мужчины на случай, если в будущем у них не будет возможности зачать ребёнка. Сперма хранится в специальном холодильнике и ей можно воспользоваться только с твоего разрешения. Когда ты покончил с собой, то я была раздавлена. Я тоже пыталась умереть… меня спас Стив. Он успел отвезти меня в больницу. Вот, – Рита закатывает рукава рубашки и показывает ему шрамы на запястьях. – Я хотела уйти за тобой, потому что сила боли от горя потери тебя меня убивала. Я так любила тебя. Я отказалась от всего, ради тебя. Ты же знаешь, что мои родители не хотели, чтобы я выходила за тебя замуж и уезжала в никому не известный городок, где у меня не будет будущего. Они поставили мне ультиматум: или я выбираю тебя и отказываюсь от них навсегда, или я остаюсь с ними и бросаю тебя. Я выбрала тебя. Всегда я выбирала тебя. Меня ничего не волновало, только бы быть с тобой. А когда тебя не стало… я не могла навещать тебя. Я даже на похоронах не была, потому что не хотела верить в твою смерть. Это было невыносимо больно. Я перестала жить. Я умоляла тебя вернуться ко мне. Я просила тебя не покидать меня. Я ненавидела тебя. Я рыдала и просила прощения. Я сходила с ума, Пирс. И я… однажды я вспомнила, что ты сдавал свою сперму, и она должна была сохраниться в банке спермы в Сиэтле. Я поехала туда, но без нужных бумаг никто не хотел мне помочь. Ведь ты был мёртв, а они требовали твоего разрешения. Круг замкнулся. Я попросила Стива о помощи, потому что он был единственным, кто поддерживал меня и, вообще, интересовался, жива ли я ещё. Но он сказал, что это самоубийство для меня. Время было не такое, как сейчас. Мать-одиночка, да ещё и бывшая жена покойного Пирса Уиллера это позор для семьи Уиллер. Тогда он предложил мне выйти за него замуж. Только на этом условии он готов был мне помочь и подключить свои связи, чтобы мне сделали процедуру искусственного оплодотворения и доказали, что я твоя вдова и у меня есть от тебя разрешение на использование твоей спермы. Да, нам пришлось подделать твою подпись, подкупить людей, но всё получилось. На это потребовалось очень много времени. Рита делает паузу и облизывает пересохшие губы. – Конечно, наше со Стивом решение привело в шок твоих родителей. Они отказывались в это верить. Они ещё были в трауре, но я горела идеей дать тебе то, что мы не успели сделать. Я была дурой, Пирс. Глупой дурой, считающей, что есть ещё время для нашего счастья с тобой. Не было. Ничего больше у меня не было и тебя рядом не было. Мы со Стивом поженились тайно, и он выполнил своё обещание. Я забеременела. Мы сообщили об этом твоим родителям, но они готовы были выгнать меня и забрать моего ребёнка. Я рассказала им всю правду, что это не ребёнок Стива, а твой. Причины, почему я вышла замуж за Стива. И тогда они взяли с меня обещание, что никто не узнает об этом. Никто просто бы не поверил мне. И Стив… он поддерживал меня… – Поэтому ты легла под него. Из-за благодарности, – выплёвывает Пирс. – Ох, нет. Нет, – нервно улыбается Рита и качает головой. – Стив гей, Пирс. Он скрывал это и боялся признаться родителям. Ведь ты помнишь, что они всегда давили на него и спрашивали, когда же он женится. Это его угнетало. Он ни с кем не мог поделиться своей тайной. Стив нетрадиционной ориентации и у него уже двадцать пять лет постоянные и серьёзные отношения с его партнёром, который его любит и ценит. Мы часто общаемся и продолжаем делать вид на людях, что мы пара и у нас всё хорошо. Это была наша тайна. Большая тайна, которую мы хранили в секрете, ради счастья друг друга. Мы друзья. Хорошие друзья и Стив помогал мне, продолжает помогать до сих пор. Он живёт со своим мужчиной тайно на окраине нового «Санни». Также мы удочерили девочку, Паолу. Она живёт с ними, ей сейчас уже пятнадцать, и она собирается стать адвокатом. Я тебе никогда не изменяла, Пирс. Никогда. Ты был моим первым и последним мужчиной. Я любила и люблю только тебя. Сойер стал моей отдушиной. Когда он родился, то был вылитый ты. Присмотрись, Пирс, он же так похож на тебя. И я, и Пирс переводим взгляд на лицо Сойера с закрытыми глазами. Он отключился, видимо, но сейчас, после признания Риты, я улавливаю, действительно, схожие черты внешности. – Никто не мог усомниться, что Сойер это Уиллер. У него цвет волос его бабушки, ты тоже их унаследовал от матери. Овал лица от деда, как у тебя. Разрез глаз, нос, форма бровей, комплекция. Только цвет глаз твой и мой перемешались. Наверное, поэтому твои родители обожают его. Они думают, что это ты, Пирс. Их мальчик, которого они потеряли. По этой же причине Сойеру всегда всё сходило с рук. Он вырос слишком избалованным, потому что все ему отдали любовь, которую хотели отдать тебе, Пирс. В моей груди словно рубят дыру. Острым и ржавым топором ударяют, отчего моё сердце испытывает боль. Мне безумно жаль всех, кто был участником этой истории. Но не себя… я словно в стороне, хотя так и есть. Я стою в углу, пока муж и жена с огромной любовью смотрят на своего сына. А я…я…ощущаю себя вновь лишней. И это чудовищно больно. – У него скверный характер, – приподнимая уголок губ, замечает Пирс. – Да… так и есть. Прости, что я не углядела за ним, но я буду стараться. Я обещаю, что достучусь до него и он выберет правильный путь, – шепчет Рита. Пирс внимательно разглядывает её лицо, и одновременно с этим его одежда меняется. Она становится белоснежной. Белый костюм, голубая бабочка и он словно весь начинает светиться. Теперь я знаю, как переодеваются призраки. Видимо, одежда меняется в соответствии с их настроением. А сейчас у Пирса настроение жениха. Счастливого, влюблённого жениха. Потому что именно в этом костюме я видела его на снимке в газете. От лёгкого ветерка, коснувшегося Риты, она вздрагивает и бросает на меня испуганный взгляд. – Где он? Он ушёл? Он в порядке? – Испуганно спрашивает меня. – Я здесь. Ты меня не видишь? – За меня отвечает Пирс. – Нет… нет… перестала видеть очень давно. Только слышу твой голос, и он такой же, как и прежде. И это так больно, Пирс. Ты не представляешь, как я боялась с тобой встретиться… боялась, что моё сердце от любви к тебе разорвётся, – всхлипывает Рита. Она ищет его снова глазами, только вот Пирсу это и не важно. Он улыбается и подходит к ней вплотную. Его ладонь поднимается, и он в воздухе словно гладит её щеку, отчего Рита охает и касается своей щеки. – Я так любил тебя. Я так ненавидел тебя, думая, что ты предала меня. О-о-о, Рита, мне больно видеть, что ты постарела без меня. Мы же планировали сделать это вместе. Ты и я, – горько шепчет Пирс. – Почему ты так поступил со мной? Почему бросил меня? – Захлёбываясь слезами, Рита водит руками перед собой, и я вижу, как её пальцы проходят сквозь Пирса. Она не может его коснуться, а я могла. И могу, наверное, только есть ли уже смысл? – Я…я не помню. Я не мог добровольно тебя оставить. Ты была моим миром, Рита. Я обожал каждый день, проведённый с тобой. Но… ведь ничего ещё не потеряно. Пойдём со мной. Останься со мной, Рита. Мы же клялись друг другу, что ничто нас не разлучит. И видишь… слышишь, я здесь. Я с тобой. А ты… пока далеко от меня. Пойдём со мной. Пойдём… Отворачиваюсь и моё горло сдавливает от боли. Нет не потому, что печальная история любви Риты и Пирса на меня так подействовала, а потому, что я не в силах справиться со своими чувствами к Пирсу. Я влюблена в него и видеть, как он зовёт с собой другую женщину, как признаётся ей в любви, как боготворит её каждым взглядом невыносимо. Тот самый ржавый топор правды разрывает моё сердце. – Пирс… мой любимый. Как же Сойер? Я не могу его оставить. Я не могу. – Мы что-нибудь придумаем. Если будет нужно, то я буду ждать тебя столько, сколько потребуется. Я буду здесь. Я не ушёл, значит, дело не в том, что я должен был узнать о своём сыне и обрадоваться тому, что ты сделала это ради меня. А потому что мы с тобой должны быть вместе. Но… раз время есть, то поговори со мной. Расскажи мне больше о моём сыне. Пойдём туда, где мы были так счастливы. Пойдём, Рита, – ветер подталкивает Риту в спину, и она, как заворожённая, следует за Пирсом. Они не обращают внимания на меня и это ранит. Хочется закричать: «А я? За что ты так со мной? Ты использовал меня! Ты чуть не убил меня чёртовыми ножами и сейчас так жестоко выбросил меня?». Но, конечно, я молчу. Молчу и ухожу в ночь, чтобы снова осознать – нигде мне нет места, и меня снова вышвырнули, как ненужную вещь. Меня предали. Глава 26 Дождь, непрерывным потоком, перекрывает вид, пока я бреду по дороге. Моя одежда вся промокла и довольно давно. Волосы прилипли к лицу, но я ничего не замечаю. Я навзрыд плачу от боли и своих мрачных мыслей. До сих пор перед глазами стоят они, эти счастливые люди, один призрак и женщина в годах, связанные историей своей любви, и она не закончилась. А что я? Ничего. Снова мной попользовались, навешали лапши на уши и дали пинок под зад. Да, это ужасно больно. Подобное со мной происходит всю жизнь. И Пирс был единственным, кому я так безоговорочно сразу поверила, но и он оказался подонком. Он обещал, что мне больно не будет. Он солгал. Это ужасно. Мне жалко себя, и я ненавижу себя за то, что позволила ему. Он забрался куда-то глубоко и разорвал меня изнутри. Он отомстил мне, но никак не Рите или кому-то ещё. Только я и пострадала в этой истории. Темноту дороги и стены из дождя разрезает свет фар. Щурясь, отхожу в сторону, надеясь, что проедут мимо меня и дадут мне вдоволь нарыдаться. Просто хочу, чтобы меня оставили в покое без нравоучений, без осуждения и без напоминаний, какая я наивная дура. Но, как назло, это патрульная машина моего брата и я стискиваю кулаки, желая орать во всё горло от несправедливости. – Айви? Господи, Айви! Что ты здесь делаешь? – Но из машины выглядывает Джим, озадаченно смотря на меня, всю промокшую под дождём. – Да вот… подумала, какая потрясающая погода, дай пройдусь, ведь я так обожаю ледяной дождь, – язвительно говорю я, подавляя дрожь в голосе. Джим непонимающе приподнимает брови. – Это был сарказм. Боже, ну что я могу делать под дождём? Идти домой, Джим. Я иду домой, потому что моя машина осталась там, где я живу. Где я жила хорошо, пока не приехала в этот чёртов город и моя гордость не была растоптана прямо на моих глазах. Мало того, я ещё в этом помогла. И вот теперь я не могу сесть в свою машину и уехать, поэтому пришлось идти пешком. Тебе подходит такое объяснение, почему я здесь? – Зло рычу я. – Хм… тогда, может быть, я подвезу тебя, Айви? Ты можешь заболеть, – Джим мягко улыбается мне. Тяжело вздыхаю и хлюпаю носом. – Это было бы замечательно, – бормоча себе под нос, забираюсь в машину и меня начинает трясти от тепла в ней. – Я испорчу обивку… – Поверь мне, ты её точно не испортишь. Месяц назад я оттирал рвоту одного из старшеклассников, который решил, что будет круто угнать патрульную машину. Но он не уехал далеко, потому что его начало тошнить, – тихо смеётся он. А мне вот не весело. Все мои мысли ещё в доме на холме. Рита умрёт сегодня? Она пойдёт за Пирсом? Неужели, все его слова были такой явной ложью, а я верила в них? Какой дурой надо было быть? Я считала себя умной и уравновешенной. Но нет, я связалась с призраком, да и тот меня выбросил. Кому же я могу быть нужна, если даже призрак меня вышвырнул? – Ты можешь меня отвезти в бар? А ещё займи мне двадцать долларов, я тебе верну завтра, – прошу шёпотом я Джима. – Плохая идея. Зло бросаю на него взгляд. – Ты мне не папочка… – И слава богу, иначе моё влечение к тебе было бы совсем неправильным, Айви. Но я говорю про то, что бар закрыт из-за непогоды, да и работает он до полуночи. Сейчас всё закрыто. И у меня есть идея. Пэн сейчас помогает Сью-Сью, у неё крыша протекла. В неё попала молния, а я свободен. На самом деле я уже ехал домой, но решил напоследок проверить улицы, поэтому я предлагаю тебе поехать ко мне, если ты не хочешь оставаться в непогоду одна. Когда-то тебе очень не нравились грозы. Ты их жутко боялась. Как тебе такая идея? – Хм… давай. Я не хочу домой, – киваю я, но не говорю ему о том, что я теперь и этого боюсь. Пирс знает, где я живу и может прийти ко мне, чтобы поглумиться надо мной. Он просто растопчет меня, а я не готова к этому. Не сегодня. Завтра я вспомню весь свой словарный запас и смогу достойно ответить ему. Хотя кому я вру? Вряд ли Пирс, вообще, уже обо мне помнит. Дрожа от холода, бегу за Джимом к дому напротив нашего, и мы врываемся в тёплое помещение. Он включает свет, но его нет. – Чёрт, опять эти пробки. Сотню раз говорил отцу, что надо менять щиток, но он постоянно уверяет меня, что щиток стоял здесь двадцать лет, ещё двадцать простоит. Света не будет до утра, Айви. Прости, – печально вздыхает Джим. – Так даже лучше. Не хочу света. Не хочу общения. Не хочу ничего. Только что-нибудь покрепче, – бубню я, ёжась от озноба. – Я найду свечи, а ты… пойдём, я проведу тебя в свою комнату, и ты переоденешься в сухое. Бери в моём шкафу всё, что захочешь, – улавливаю улыбку Джима в темноте. Кивнув ему, делаю шаг, но врезаюсь в него же. – Я поведу тебя, – он уверенно берёт меня за руку, и мы двигаемся в темноте. Я замечаю даже в таком мраке, что вещей не так много, как у нас. Здесь нет лишних тумб, полок или какой-то стены почёта. Просто. Всё очень просто. Джим открывает передо мной дверь спальни на втором этаже и, достав из тумбочки фонарик, включает его. Распахнув платяной шкаф, он указывает рукой на сложенные аккуратно вещи. – Полотенца в комоде, нижняя полка. Одежда здесь. Бери всё, что захочешь. Я буду внизу. Хорошо, что у нас есть газ, а значит будет кофе, – подмигивая мне, он передаёт мне фонарик и выходит из комнаты, закрывая дверь. Провожу фонариком по комнате и нахожу самую обычную двуспальную кровать, застеленную тёмным покрывалом. Никаких лишних аксессуаров, ничего, вообще, такого, что могло бы рассказать о владельце. Всё очень строго. Стол, стул, лампа, тумбочка, шкаф, комод и всё. Мне нравится. У меня такая же спальня, только лишних тумб нет. А так я не думала, что у нас с Джимом может быть что-то общее. Снимаю свою мокрую одежду и копошусь в шкафу. Беру его трусы, футболку и спортивные штаны. Всё это мне большое, но хотя бы сухое. Полотенцем сушу волосы и собираю всю свою одежду в это же полотенце. Спускаюсь вниз, водя фонариком по сторонам и улыбаюсь. Надо же этот дом настолько не похож на наш. Здесь очень уютно. Небольшая гостиная с угловым диваном в бежевом цвете, кофейный столик из тёмного дуба и телевизор. Мне очень нравится семья Джима. Им надо бы больше общаться с моей и убедить их выбросить хлам. – Айви, сюда. Чайник уже закипел, – поворачиваю голову на голос Джима. Иду на кухню и охаю при виде свечей, расставленных по всему периметру. С некоторых пор я очень не люблю свечи. Прямо ненавижу их, но сейчас это необходимость. Сажусь на стул, а Джим с улыбкой передо мной ставит чашку с кофе и тарелку с шоколадными маффинами. – А где твои родители? – Интересуюсь я. – Сейчас они уехали в отпуск на источники. Вернуться через несколько дней, – отвечает Джим и достаёт из буфета бутылку ликёра. Улыбаюсь и придвигаю кружку. Джим наливает нам обоим в кофе ликёр и садится напротив меня. Делаю глоток обжигающего, ароматного и алкогольного напитка. От удовольствия прикрываю глаза. Господи, это лучший кофе, который я пила за последнее время. Хотя это мой единственный нормальный кофе за эти дни. – Не расскажешь, что с тобой случилось, раз ты решила погулять под дождём? – Осторожно спрашивает Джим. Распахиваю глаза и кривлюсь.