Остаток недели Софи безуспешно пыталась поладить со своей лошадью, но Нелли Мэй при любом удобном случае – и неудобном тоже – лягалась, вставала на дыбы, плевалась, кусалась и успокаивалась только тогда, когда Софи начинала ее душить, затягивая поводья. А Агата тем временем знай себе трусила потихоньку вдоль речки на спине покорного Бенедикта. Другой давно бы махнул рукой на эту Нелли Мэй, но Софи ни в какую не хотела отступать. Вот скажет после этого кто-нибудь, что она лошадь себе выбрать не умеет – а это что значит? Это значит, что у нее плохой вкус. А если у нее со вкусом проблемы, то какая, к лешему, из нее принцесса! Однако этим утром, после того как Нелли Мэй наступила Софи на ногу, попыталась цапнуть ее зубами за лицо, а затем тупо возила битых полчаса по кругу, ничего не желая знать о поводьях, Софи не выдержала. – Она такая же несносная, как я, да? – спросила она, обращаясь к Агате. – Ты хуже, – коротко ответила Агата. – Ну спасибо, – сказала Софи, с трудом пытаясь удержаться на спине Нелли Мэй, которой пришло в голову начать брыкаться. – Интересно, почему мне никак не удается справиться с этой бешеной кобылой? Наверное, потому, что у меня в школе не было курса общения с животными. – Проблема в другом, – ответила Агата. – Ты борешься с лошадью, вместо того чтобы довериться ей. А все на свете далеко не так просто, как кажется. И к лошади нужен подход, а уж к человеку тем более. Другого нельзя заставить быть с тобой, нельзя завладеть им. Человек не сумка и не платье, его на себя не наденешь и в руке не унесешь. Отношения – вещь двусторонняя, ими в одиночку управлять нельзя. – А ты не попыталась бы в одиночку управлять ситуацией, когда все утверждают, что твое сердце отдано Злу, а ты одна знаешь, что это не так? Ты не попыталась бы, попав на мое место, доказать всем, что они не правы? – вспыхнула Софи, еще сильнее натягивая поводья бедной Нелли Мэй. – У меня доброе сердце, такое же, как у тебя, и я верю тому, что оно выбирает. Я должна ему верить. Потому что если я и сердцу своему верить не стану, что мне тогда остается? Агата встретилась с Софи взглядом. Далеко же их разговор ушел от своенравных лошадей! – Я готова налаживать отношения, – сказала Софи и погладила Нелли Мэй по голове. – Вот увидишь, – она наклонилась к уху своей кобылки и прошептала: – Правильно, Нелли Мэй? Мы с тобой одна команда, ты и я. Я верю тебе, ты веришь м… Нелли Мэй взбрыкнула так сильно, что Софи подлетела в воздух, перевернулась на сто восемьдесят градусов и уткнулась лицом в лошадиный круп. Нелли Мэй дико заржала и галопом понеслась по лугу. – Аггииии! – завопила Софи. На секунду Агата испытала удовольствие при виде беспомощно болтающейся на спине лошади Софи, но тут же до нее дошло, что, если Нелли Мэй не остановить прямо сейчас, то кобылка, пожалуй, остановится не скоро. Агата ткнула пяткой в бок Бенедикта, и тот потрусил вслед за Нелли Мэй. В это же время из овечьего загона на крики выглянули Хорт с Ланселотом. А Бенедикт не спешил. Дело в том, что вся его прежняя жизнь прошла на ледниках, а на льду, сами знаете, спешить нельзя – шею сломаешь. Честно говоря, Бенедикт глубоко презирал и Нелли Мэй, и Софи, а потому вовсе никуда не торопился и не волновался. Но вот Агата заторопилась и заволновалась, заметив прямо по курсу кобылки заболоченную яму, перед которой лежало толстое поваленное дерево. Нелли Мэй препятствие тоже заметила и прибавила ходу, увидев, наверное, хороший шанс избавиться от всадницы. – Софи, осторожно! – крикнула Агата. Софи повернула голову и ахнула… Нелли Мэй в высоком прыжке взвилась над лежащим деревом, наконец сбросила с себя Софи, перемахнула через яму, грациозно приземлилась на ее противоположном краю и с веселым ржанием умчалась в неизвестном направлении. Софи же головой вперед ухнула в жидкую грязь. Вскоре послышался неторопливый цокот копыт Бенедикта. – Ну теперь-то ты возьмешь назад свои слова о том, что я несносная? – спросила Софи, барахтаясь в грязи. Сидя на своем коньке, Агата посмотрела на нее сверху вниз и ответила, протягивая руку: – Нет. – По крайней мере, честно, – вздохнула Софи, выбираясь из ямы. Потом она взгромоздилась на спину Бенедикта, пристроившись позади Агаты, и они двинулись к дому. Софи обняла Агату за талию и положила голову ей на плечо. – Продолжаешь выручать меня, даже после всего, что было между нами за последние годы, Агги, – прошептала Софи. – Ты когда-нибудь слышала про сказку «Скорпион и лягушка»? – спросила Агата. – Конечно. А ты нет? Знаешь, мне очень нравится Кларисса Доуви, но курс сказочной литературы, который она читает, все-таки ужасно куцый. Ладно, слушай, – Софи прокашлялась и начала: – Однажды скорпиону очень нужно было попасть на другой берег ручья. Он увидел лягушку и сказал: «Перевези меня через ручей». Лягушке, разумеется, вовсе не хотелось везти на себе скорпиона, который мог ужалить и убить ее. Так она ему и сказала. На это скорпион ответил, что лягушка не права – ведь он плавать не умеет, а значит, если убьет лягушку, то и сам погибнет. Лягушка согласилась, что это вполне логично, и сказала, что перевезет скорпиона. Но как только они оказались в воде на середине ручья, скорпион ужалил лягушку. «Дурак! – проквакала умирающая лягушка, идя ко дну. – Теперь мы оба умрем!» Но скорпион лишь пожал плечами и ответил: «Что поделаешь… – … привычка», – закончила за нее Агата. – А, так ты знаешь эту сказку! – удивленно улыбнулась Софи. – Знаю, причем гораздо лучше, чем ты можешь себе представить, – резко произнесла Агата. Больше до конца поездки они не сказали друг другу ни слова. И после этого между девушками восстановились их прежние дружеские отношения. Агата закатывала глаза, слушая бесконечные монологи Софи, Софи насмехалась над неуклюжестью Агаты, обе они дружно щебетали обо всем на свете и весело хихикали. Дни покатились дальше, пошла вторая неделя после исчезновения принца, но никаких следов Тедроса нигде не было, лишь исправно пропадала каждое утро корзинка с едой. В отсутствие принца Софи и Агата с каждым днем все больше сближались – вместе бродили по окрестным лугам и рощам, вместе сидели у разведенного на лужайке костерка, долго смеялись и болтали по ночам, когда весь дом уже погружался в сон. – Как ты думаешь, зачем Ланселоту и Гвиневре вообще понадобилась комната для гостей? – спросила как-то вечером Агата, когда они с Софи устроили себе что-то вроде пикничка на лугу, примерно в километре от дома. – Не похоже, чтобы у них когда-нибудь бывали гости. Ну разве только Мерлин, но он всегда, когда есть такая возможность, предпочитает спать не в доме, а в дупле на дереве. Софи озадаченно посмотрела на нее. – А может, это вовсе не комната для гостей, а детская, и Гвиневра с Ланселотом собирались завести ребенка? – предположила Агата, отрезая себе толстый ломоть миндального кекса. – Угу. Тогда это объясняет, почему там на стенах обои с медвежатами и гномиками, – кивнула Софи, прихлебывая свой любимый домашний огуречный сок. – И что же им помешало сделать это? Ведь Мерлин спрятал их здесь шесть с лишним лет назад. – Возможно, Гвиневра решила, что лучше не иметь ребенка от такого страшилища, как Ланселот, – съязвила Софи. Перекусив, они двинулись дальше, вошли в сад, с наслаждением вдыхая теплый, насыщенный ароматом цветов воздух и чувствуя себя в полнейшей безопасности, словно очутились в школьном Синем лесу, только более ухоженном и красивом. – Я давно собиралась рассказать тебе одну вещь, – сказала Агата, крутя в руке сорванную веточку жимолости. – Видишь ли, когда мы с Тедросом возвращались в Бескрайние леса, то попали туда через портал, который я нашла на Кладбищенском холме, и знаешь, где? В могиле твоей матери. При этом ее тела в могиле не было. А когда мы выбрались по другую сторону портала, оказалось, что… – У моей матери есть могила в Уголке Мертвых, рядом с другими злодеями. Агата ошеломленно уставилась на Софи. – Не удивляйся, – улыбнулась Софи. – Тедрос рассказал мне обо всем, что с вами случилось до того, как вы спасли меня. Но насчет могилы мне самой ничего не ясно, Агги. Думаю, может, это Кладбищенский Смотритель что-то напутал. Я знаю, твоя мать ничего не рассказывала тебе о том, что она была в школе, но моя непременно рассказала бы мне об этом, случись с ней такое. Поэтому я могу с уверенностью утверждать, что моя мать никогда не училась в школе Добра и Зла. И никогда не бывала в Бескрайних лесах. Я уверена в этом на все сто. Так что Сториан никак не мог написать ее волшебную сказку. Кроме того… – здесь голос Софи дрогнул, – моя мама умерла у меня на глазах. Так же, как твоя – на глазах у тебя. У Агаты моментально пересохло в горле. – Прости, Агги, мне очень жаль, – сказала Софи. Она обняла подругу, и Агата разрыдалась – впервые с того дня, когда покинула Гавальдон. – Каллиса так сильно тебя любила, – прошептала Софи, гладя подругу по спине. – Правда, вот меня она ненавидела. – Ненавидела? Да нет. Просто заранее знала, что мы не останемся подругами, когда попадем в наши школы, – возразила Агата, вытирая глаза. – А еще она была уверена, что ты попадешь в школу Зла, а я в школу Добра, верно? – сказала Софи. – И такой расклад решил бы все наши проблемы, – ответила Агата, и они обе рассмеялись. – Все думают, что мы с тобой такие разные, Агги, – заметила Софи. – Но мы обе знаем, что значит потерять человека, который по-настоящему понимает тебя. – И что значит найти такого человека – тоже, – добавила Агата, кладя голову на плечо Софи. Теперь разрыдалась уже Софи. – Пора возвращаться, – вздохнула Агата, когда подруга успокоилась. – У Гвиневры с Ланселотом своей головной боли хватает, чтобы еще нас с тобой искать. Когда они шли к дому, Агата спросила, беря Софи за руку: – А что ты, кстати, думаешь о Гвиневре? Для женщины, которая так круто изменила положение дел в своем королевстве, она выглядит, на мой взгляд, очень уж… заурядной, что ли. – Она просто на своем месте, – поморщилась Софи. – Останься она с Артуром, пришлось бы ей сейчас планировать Рождественский бал, или обед для королей-соседей, или еще что-нибудь в том же роде. Это же для нее тоска смертная! То ли дело здесь – она варит для своего мужа суп, стирает его рубашки и счастлива по уши. А Артур с самого начала должен был головой думать и выбирать себе в королевы кого-нибудь вроде моей матери, которая знала толк в светской жизни и прочих удовольствиях. – Я твою мать видела у нас в городке всего пару раз, когда была еще совсем маленькой, – сказала Агата. – Но все равно помню, что она была красивая… Как нимфа с золотыми волосами. – Прошло уже семь лет после ее смерти, я теперь мамино лицо и сама плохо помню, – вздохнула Софи. – И чем сильнее стараюсь его вспомнить, тем больше оно расплывается. Знаешь, это все равно что пытаться во всех подробностях вспомнить, что тебе приснилось во сне. Но из дома она редко выходила, это я точно помню. И подруг у нее не было, одна лишь Онора, да и то только до того времени, когда они с моим отцом… Ну, это ты и сама знаешь. А еще я уверена, что моя мама никогда не училась в школе Добра и Зла и никогда не бывала в Бескрайних лесах, потому что она ни за что после этого не возвратилась бы в Гавальдон. Она презирала, она ненавидела этот городишко. – Как и ее дочь, – хмыкнула Агата. – Разница между ней и мной в том, что я-то из занюханного Гавальдона все-таки выбралась, – сказала Софи, и в ее голосе прозвучала сталь. – Я добилась для себя роскошной жизни, о которой моя мать могла только мечтать. А еще я добилась такого большого «долго и счастливо», что его хватит на нас обеих. Агата натянуто улыбнулась, после чего обе подруги погрузились в молчание. А когда они приблизились к дому, то увидели на небе мираж Гавальдона – яркий, как северное сияние, с пробитым во многих местах защитным барьером. Бреши в барьере были размером с дыню, и сквозь них можно было хорошо рассмотреть и черепицу на крышах домов, и кирпичную кладку покосившейся часовой башни, и детей, сидящих в сквере, уткнувшись носами в сборники сказок. И книжную лавку мистера Довиля тоже. Сейчас она была открыта и в ней толпились покупатели. – Они читают переписанные на новый лад сказки, – сказала Агата, вспомнив предупреждение Мерлина. – Как только Зло в очередной раз побеждает, то сказка переписывает саму себя, меняется, и читатели все сильнее начинают верить в несокрушимость Зла. Вот почему Гавальдон приближается, готовится открыть свои ворота перед Директором школы и его армией Тьмы. – Э… – сглотнула Софи. – Сколько, Мерлин сказал, у нас есть еще времени до того, как солнце над Бескрайними лесами окончательно погаснет? – Теперь уже не больше недели, – ответила Агата, косясь на кольцо на пальце Софи. Вот оно, решение всех проблем. Так близко… и так далеко. – Знаешь, хотела тебя спросить. В тот вечер, когда мы оказались здесь, я видела, как вы о чем-то разговаривали с Ланселотом. Если не секрет, что он тебе сказал? Ее подруга остановилась, но не сказала ни слова. – Софи? – Он приближается, – негромко сказала Софи, глядя на Гавальдон.