И он опустил палец в воду. Рыбки моментально разлетелись во всех направлениях, стали менять белый цвет на черный, серебристый, золотой и складываться в картину. Сначала Агата не поняла, что это за картина, но затем словно пелена спала с ее глаз, и она увидела. А увидев мозаику, которую выложили своими тельцами рыбки, удивленно подняла брови. Рыбки нарисовали новобрачную пару – Хорта и Софи. Ярко освещенные солнцем, они стояли на берегу озера в окружении кричащей, восторженно приветствующей их толпы. При этом и жених и невеста были одеты во все черное – знак, безошибочно отличающий Злую свадьбу от Доброй. – Прелестно, прелестно, Хорт, – разочарованно сказала Агата, – но это всего лишь твое желание… – Я тоже так думал, – кивнул Хорт, – пока не заметил вот это. Он указал на угол сложенной рыбками мозаики. Там была изображена еще одна пара. Счастливые, держащие друг друга за руки юноша и девушка. На светловолосой голове юноши сверкает серебряная, украшенная алмазами, корона. Похожая корона блестит и на темных волосах девушки. У Агаты перехватило дыхание. – Это же я… и Тедрос, – прошептала она. – А я, заметь, никогда не хотел, чтобы ты выходила замуж за этого урода, – неприязненно сказал Хорт. – Я ненавижу его так сильно, что ни малейшего счастья ему ни за что не пожелаю, разве только руки-ноги переломать. И это означает, Агата, что картина рыбок – нечто большее, чем просто зарисовка моего желания. Это правда. Я женюсь на Софи, ты выйдешь замуж за Тедроса, и это будет счастливое окончание наших с тобой сказок. Мы будем счастливы, все четверо, ты понимаешь? И никто не останется в проигрыше! Глаза у Агаты округлились, по ее щекам поползли розовые пятна. Вот это финт, вот это развязочка! Неожиданный удар, который разом разрубает все узлы, решает все вопросы. Изящное решение, которое приносит каждому из них долгожданное и окончательное «долго и счастливо». У Софи оно с Хортом, у нее – с… Краска отхлынула от лица Агаты. – Нет… Это не может быть правдой, Хорт, – моментально севшим голосом сказала она. – Не может, потому что я никогда не выйду замуж за Тедроса. А Софи никогда не полюбит тебя. Тут поникло и сияющее лицо Хорта. – Софи любит Тедроса и, в отличие от меня, ничуть не сомневается в этой любви, – сказала Агата, опускаясь на траву рядом с уже сидящим Хортом. – А я постоянно сомневалась в нашей с Тедросом любви. Чем больше времени мы проводили вместе, тем меньше я понимала, почему это вдруг он хочет жениться именно на мне, когда вокруг есть столько хорошеньких принцесс… Настоящих… Поэтому я и хотела удержать его навсегда в Гавальдоне. Там, в доме моей матери, Тедрос не был принцем. Он был просто испуганным мальчишкой, таким же потерянным и смущенным, как я сама. Она глубоко вздохнула, а затем продолжила: – Но здесь, в лесах, Тедрос становится совершенно другим. Здесь он обретает уверенность в себе, видит впереди цель и живет ради нее. В душе он, по сути, давно уже король, которому нужна королева – такая же уверенная в себе и решительная, как он. Ему нужна такая королева, которая сможет повести за собой народ, вернуть надежду жителям Камелота. Но это не про меня. Пока я лишь учусь без отвращения смотреть на свое отражение в зеркале и только-только начинаю привыкать к мысли, что кто-то в самом деле, может быть, когда-нибудь полюбит меня такой, какая я есть. Нет, Хорт, я не лидер… – Она еще раз посмотрела на мозаику из рыбок, на себя, изображенную на ней с короной на голове. – Когда мы с Тедросом оказались в школе, причем не в своих телах, Тедрос сказал, что ему страшно, что я вижу его… обыкновенным, что ли… А мне нравился «обыкновенный» Тедрос, именно таким я и люблю его больше всего. И еще я знала, что другой, «настоящий» Тедрос вскоре станет могущественным королем и тогда поймет, что я такая же, как его мать. А поняв это… Я не хочу, чтобы Тедрос был несчастлив со мной. А сама я никогда не мечтала о сказочном принце. И о роскошной жизни в королевском дворце тоже. Я самая обыкновенная девушка, которая стремится к самому что ни на есть простому счастью. – Она взглянула на Хорта полными слез глазами и с мукой в голосе добавила: – А вот Софи… Софи – совсем другое дело. Она хочет быть королевой. Так сильно хочет, что ради этого готова поставить на карту будущее всего Добра… – Вот именно поэтому она и не может стать Доброй королевой! – вспыхнул Хорт, кивая на рыбок желания. – Ты что, до сих пор не въехала? Ты выходишь замуж за Тедроса, я женюсь на Софи… – Тогда почему я не могу увидеть своего будущего с ним? Если мне суждено выйти за Тедроса, почему я не представляю себя этой девушкой на твоей картине? По-моему, судьба сулит мне одиночество. Вот почему я потеряю Тедроса. Вот почему мне нужно учиться быть счастливой самой по себе, не рассчитывая на чью-то помощь. Так всю жизнь прожила моя мать, то же самое ожидает и меня. В конце концов, это тоже можно считать своего рода «долго и счастливо», разве нет? – Ты не должна его потерять, – покачал головой Хорт, глядя на своих рыбок. – В волшебных сказках нет ничего невозможного! Агата грустно вздохнула и сказала, погладив Хорта по щеке: – Даже у волшебной сказки есть ограничения, Хорт. Ну все. Нам с тобой обоим пора отступиться. Пусть Софи и Тедрос живут вместе в своем «долго и счастливо». Отпусти ее, как я отпускаю своего принца. Для своего же счастья отпусти. – Для моего счастья?! – завелся Хорт и вытащил палец из воды, после чего нарисованная рыбками желания картина сразу же исчезла. – Лапшу мне на уши не вешай! Я знаю, ты нарочно подталкиваешь Тедроса к Софи, буквально заставляешь его влюбиться в нее – но зачем? А затем, чтобы Софи поскорее уничтожила свое кольцо. Я же стоял возле портьеры в той пещере и все слышал. Ну нет! Я так легко не отступлюсь! Я буду сражаться за счастливый конец своей сказки! А ты-то, ты-то хороша! Готова отдать своего принца другой девушке, с которой он никогда не будет счастлив! А теперь давай, ищи себе оправдания. Скажи, что чувствуешь себя недостойной Тедроса, что поступаешь так ради того, чтобы спасти Добро. Еще что-нибудь придумай, чтобы спокойно спать по ночам. Только мы оба знаем, что ты просто боишься сразиться за человека, который предназначен тебе судьбой. Не скрою, я ненавижу твоего принца до мозга костей, но даже мне его жалко. Ты от него просто отказалась. Разве можно так поступать с живым человеком, каким бы он не был при этом! Хорст сплюнул в траву и ушел, оставив Агату сидеть у пруда. Она долго отрешенно смотрела ему вслед. Потом у нее за спиной тихо забулькала вода. Агата обернулась и увидела рыбок желания. Став, как и прежде, белыми, рыбки толклись у поверхности воды, явно давая Агате знать, что теперь ее очередь. – Что ж, помогите мне, рыбки-малышки. Пожалуйста, – тихо сказала она. Рыбки глядели на нее, тысячами крошечных звездочек переливаясь в лунном свете. Агата глубоко вдохнула, задержала дыхание и погрузила палец в воду. – Скажи мне, чего я хочу на самом деле, – прошептала она, обращаясь к своему сердцу. Рыбки желания начали менять свой цвет. Становились розовыми, синими, зелеными, красными, желтыми… Дрожали, отскакивали в разные стороны, как разлетаются на жаровне кукурузные зерна, превращаясь в попкорн… Агата закрыла глаза, она знала, что рыбки сейчас нарисуют картину, которая и даст ей ответ, укажет единственно правильную дорогу, которая приведет ее к счастью… Подождав немного, Агата осторожно открыла глаза. Рыбки желания висели в воде и не двигались. Они снова обесцветились и стали похожи на увядшие цветочные лепестки. Агата грустно усмехнулась, вспомнив, что сказала принцесса Ума, когда нечто подобное случилось на уроке с Миллисент: «Туманное сознание». Агата пожелала рыбкам всего доброго и вслед за давно ушедшим Хортом двинулась к дому. Ни Хорт, ни Агата не заметили, что кроме них возле пруда был кое-кто еще, просидевший все это время под высоким дубом. Светловолосый принц так и не вышел из своего укрытия до самого утра. Остался он под дубом и после того, как на небе взошло бледное, похожее на золотое кольцо солнце. Тедрос вновь и вновь прокручивал в голове услышанные этой ночью слова, и в утреннем солнечном свете тускло светилась катившаяся по его щеке одинокая слеза. 25. Скорпион и лягушка На всю следующую неделю Тедрос стал призраком. Целыми днями никто не видел его ни в доме, ни в лугах, ни возле дубовой рощи, и никто не знал, где он спит, да и спит ли вообще. Гвиневра вся извелась оттого, что ее сын голодает, но затем Агата деликатно предложила ей оставлять для Тедроса по вечерам на крыльце корзинку с едой. Так они и начали делать, и к утру корзинка всегда испарялась. Агата к исчезновению Тедроса отнеслась неоднозначно – с тревогой, но одновременно и с облегчением. С одной стороны, солнце стремительно угасало, день превратился в постоянные сизые сумерки. Мир катился к своему концу, а принц, который мог спасти его одним поцелуем, провалился неведомо куда. Но с другой стороны, впервые за последние несколько недель Агате не нужно было думать о своем принце. А между тем их отношения с Тедросом к этому времени стали не менее запутанными, чем когда-то были между ней и Софи. Это оказалось мучительно. Любая мысль Агаты в эти последние недели так или иначе была связана с Тедросом – она беспокоилась за него, боролась с ним, заискивала перед ним. Тедрос, Тедрос, Тедрос – пока ее собственная жизнь не превратилась в ад. Лишь после исчезновения принца Агата вдруг вспомнила, что можно жить и без него, своей собственной жизнью, причем эта жизнь будет достаточно полной. Кроме того, поскольку в конце ее сказки все отчетливее вырисовывалось одиночество, то хорошо бы, наверное, начать привыкать к нему, да? После исчезновения Тедроса прошло пять дней, и все остальные, включая Агату, уже успокоились и каждый нашел себе дело по душе. Хорт с удовольствием целыми днями помогал Ланселоту на ферме. С утра и до ночи они доили коров, работали на огороде, собирали снесенные курами яйца, стригли овец, купали лошадей и пытались укротить бешеного козла по кличке Фред, у которого была привычка гоняться по лугам за любой особой женского пола. По вечерам Хорт возвращался домой потный, пропахший сеном и навозом – и безумно счастливый. Они с Ланселотом все больше напоминали отца и сына. Даже внешне стали похожи – у обоих блестящие черные волосы, выпяченная грудь и тяжелая уверенная поступь. Гвиневра целыми днями хлопотала по дому – стирала, шила, готовила, прибиралась, причем делала все это охотно, увлеченно, отказываясь от посторонней помощи. Создавалось впечатление, что эта бесконечная работа необходима ей, чтобы отвлечься от своих мыслей. Таким образом, Агата и Софи оказались предоставленны сами себе. И впервые с того момента, как они потеряли свое «долго и счастливо», не было парня, который стоял бы между ними. Очутиться среди здешних пустошей, не имея никаких срочных или важных дел, – как же это напоминало их былую жизнь в Гавальдоне, городке, бесконечно далеком от мира принцев и волшебных сказок! Хорт ночевал на кушетке в тесной каморке, а обеих девушек поселили в небольшой комнате для гостей, где им приходилось спать на одной кровати. Каждое утро они завтракали яйцами и беконом в компании Хорта, Ланселота и Гвиневры, приводили себя в порядок, а затем Гвиневра выпроваживала их из дома, чтобы не путались у нее под ногами. Дальше они весь день проводили гуляя по лугам или катаясь верхом на лошадях. Всю последнюю неделю отношения между Софи и Агатой оставались натянутыми, по вечерам они сквозь зубы желали друг другу доброй ночи и свертывались калачиком каждая на своем краю широкой гостевой кровати. Гуляя по лугам, они разговаривали – не могли же они молчать целыми днями! – но разговоры эти были какими-то вымученными, касались в основном размышлений о том, что сегодня может быть на обед, какой красивый вот этот луг или вон та роща, да еще о погоде (хотя что было о ней говорить – погода в этом зачарованном месте всегда была неизменно хорошей). Софи, как заметила Агата, выглядела озабоченной, раздраженной и то и дело посматривала на свое кольцо и чернеющее под ним имя Тедроса. Если им доводилось по пути столкнуться с Ланселотом, Софи с преувеличенным вниманием начинала рассматривать свои ногти или у нее тут же развязывался шнурок, который нужно срочно завязать, – одним словом, всячески избегала встречаться с рыцарем взглядом. А проснувшись среди ночи, Агата слышала порой срывающиеся с губ Софи странные несвязные фразы: «Не слушай его»… «Золото черных лебедей»… «Сердце не обманет». Затем Софи, как правило, начинала ворочаться, просыпалась – дрожащая, с покрасневшим лицом – и бежала в ванную, где надолго закрывалась. Агата рядом со своей старинной подругой чувствовала себя довольно неуютно. Путешествуя вместе с Мерлином, она убедила себя, что позволить Софи попытаться вернуть Тедроса – поступок добрый и правильный. Почему? Потому что Софи, во-первых, уничтожит свое кольцо, что убьет Директора школы, а во-вторых, сама Агата по-любому не может стать той королевой, которая нужна Тедросу, – так почему же не дать Софи еще один шанс? Однако слова, которые сказал на берегу пруда Хорт, пробили брешь в этих убеждениях, казавшихся до этого совершенно непоколебимыми. С одной стороны, претендуя на то, чтобы получить власть над одним из королевств Добра, Софи продолжала держать Добро заложником своего кольца. А это, даже если принять условия, на которых Софи соглашалась спасти Добро, поступок, судите сами… недобрый, мягко говоря. Злой поступок. Но еще важнее другой вопрос: а сможет ли Софи действительно сделать Тедроса счастливым? Тедрос только кажется сильным и уверенным в себе, но, на самом деле, он мягкий, застенчивый и одинокий. Способна ли Софи достаточно тонко почувствовать и понять все это? Чем больше Агата думала о будущем Софи и Тедроса, тем сильнее ее одолевали недобрые предчувствия, словно она заново переживала старинную историю. Сейчас Агата чувствовала себя Ланселотом, она отдавала Тедроса Софи точно так же, как рыцарь уступил когда-то руку Гвиневры своему лучшему другу Артуру. Благородный поступок, кто спорит, – но много ли хорошего из него в конечном итоге вышло? Шли дни, Тедрос не возвращался, Софи и Агата все глубже погружались каждая в свои мысли, все меньше общались между собой… А затем пришел черед Нелли Мэй. Все последние шесть дней Агата ездила на коне по кличке Бенедикт, которого выбрала за его тощие ноги, жидкую вороную шерсть и частый сухой кашель. – Агги, ты что, с ума сошла?! – воскликнула Софи, когда в первый раз увидела Агату на Бенедикте. – Все знают, что вороные кони плохо слушаются наездника, недружелюбны и всегда себе на уме. К тому же этот дохляк все время хрипит, как на смертном одре. Какого черта ты его выбрала?! – Выбрала, потому что он похож на меня, – ответила Агата. Она погладила Бенедикта по холке и обнаружила там целый полк блох. Софи же тем временем остановила свой выбор на элегантной арабской кобылке по кличке Нелли Мэй – гнедой, с белоснежным хвостом. – Ах, у нее в глазах столько огня! – восхищалась кобылкой Софи. – Насколько мне известно, она принадлежала Шехерезаде. – Шерхер… кому? – Ах, Агги, ты что, не ходила в своей школе Добра на уроки истории сказочных принцесс? – удивилась Софи, взбираясь на Нелли Мэй. – Нужно было ходить, тогда бы ты знала, что сказочная принцесса не обязательно должна быть блондинкой с белоснежной кожей, маленьким носиком и каким-нибудь дурацким именем типа Кувшинка или Сыроежка… Дальнейшего Агата не расслышала, потому что Нелли Мэй рванула с места в карьер и вылетела из конюшни вместе со своей всадницей как бес из преисподней.