– Прости, ты не могла бы дать мне побыть одному? – сказал Тедрос. – Я… Ну конечно, – покраснела Софи. – Увидимся в доме. Она развернулась, аккуратно перешагнула через одну из погасших звезд и побрела прочь из рощицы. – Софи? Она оглянулась. – Спасибо, что пришла узнать, как я, – сказал Тедрос. Софи коротко кивнула и поспешила удалиться. Когда светящаяся звезда исчезла из виду, Софи перестала различать вокруг что-либо, кроме контуров дома, темнеющего примерно в полукилометре отсюда. Она зашагала к нему, чувствуя, что ее щеки продолжают пылать. Задерганная развернувшимися вокруг ее кольца интригами, Софи настолько зациклилась на том, чтобы как можно скорее поцеловать Тедроса, что совершенно забыла, что он не приз, который можно получить, если первой пересечешь финишную черту. И о чувствах принца она не думала, а ведь Тедрос оказался сейчас в очень сложной ситуации, неожиданно столкнувшись со своей матерью и ее любовником, которого та предпочла сыну. Способен ли он вообще смотреть на Гвиневру, разговаривать с ней, находиться под одной крышей, не желая при этом ее убить? Особенно если учесть, что он имеет на это полное право согласно указу своего отца? Софи тряхнула головой. У Тедроса, наверное, сердце разрывается, а она только мешается под ногами. А что она умудрилась сморозить только что у могилы его отца! «Классно!» Это о могиле-то – «классно!»? Идиотка. Между прочим, Агата так глупо себя бы не повела. Софи мрачно вздохнула и направилась к домику. Она отправилась в путешествие с Тедросом, чтобы переписать свою сказку, но в итоге лишь раз за разом повторяла прежние ошибки. Тедроса нельзя ни заставить, ни уговорить. Даже тогда, на тропе, – это же она пыталась поцеловать его, а не он ее! Между тем, по сказочным законам свою принцессу должен поцеловать принц, а не наоборот. Что ж, она будет дожидаться этого, терпеливо и спокойно, не беспокоясь о том, сколько еще старых сказочных героев погибнет за это время, и не обращая внимания на догорающее солнце. Софи стиснула зубы. В конце концов, разве по ее вине погибают герои старых сказок? Нет, конечно. Герой на то и герой, чтобы добиваться победы в своей сказке. Работа у него такая. Даже если это приходится делать второй раз, «на бис», что называется. А если эти герои стали старыми и слабыми – так она-то здесь при чем? Как хотят, так пусть и управляются в своих сказках, а она, Софи, о собственной судьбе позаботится. Потому что те сказки – их, а эта сказка – ее. И для Софи главное, чтобы счастливый конец был именно в этой сказке, другие ее не касаются. Зайдя на крыльцо, Софи скинула с ног грязные сапожки и босиком прошла в дом. Ничего, все еще спасибо скажут, когда она закрепит свое «долго и счастливо» с принцем и вновь разожжет солнце. В ножки ей за это поклонятся! А с Тедросом нужно пока вести себя осторожно, внимательно. Терпеливо выслушивать его, быть радушной хозяйкой для гостей, доброй подругой для Агаты, всегда оставаться отзывчивой, жизнерадостной, тактичной – одним словом, образцовой и идеальной кандидаткой в королевы. Софи глубоко вдохнула, изобразила на своем лице улыбку, толкнула дверь и вошла в столовую… … И застыла на пороге. В столовой был только один Ланселот. Он сидел за столом и ел яблоко. – А где все… остальные? – дрогнувшим голосом спросила Софи. – Гвен стирает, а Хорст отправился искать Агату. Он с хрустом откусил яблоко, а затем придвинул к Софи чашку с дымящейся красно-коричневой жидкостью: – Вот, попробуй. Гвен заварила свой знаменитый лакричный чай. – Я, пожалуй, пойду взгляну, все ли там у них в порядке, – пробормотала Софи и попятилась к двери. – Ты боишься меня, да? Весь вечер искоса посматриваешь, жмешься. Софи замерла. Ланселот рассматривал сейчас ее кольцо так, словно впервые увидел его. – Не волнуйся, они найдут дорогу домой, – сказал он. – Садись лучше, выпей чаю. Тон рыцаря не оставлял Софи выбора. Она присела к столу напротив него и взяла в руки чашку с чаем. – Гвиневра только что ворковала о том, какой прекрасной королевой ты станешь для ее сына, – сказал Ланселот, внимательно глядя на Софи. – И что Артур, будь он жив, гордился бы тобой. Но вот что любопытно. Каждое Рождество, чтоб ты знала, сюда, в этот дом, приходит Мерлин и рассказывает Гвен новости о Тедросе. В прошлом году, помнится, он сказал, что тот нашел себе принцессу, о которой мечтал. Умную, отзывчивую, пылкую… Удивительно добрую и любящую его так же сильно, как любит ее он сам. Только я готов поклясться, что ту принцессу, о которой рассказывал Мерлин, звали не Софи. Сам-то я, честно сказать, имена очень плохо запоминаю, но Гвен – совсем другое дело. Короче говоря, я пошел на кухню выяснить, что же это за чертовщина такая. И знаешь, что Гвен мне сказала? Что я был прав и Мерлин сказал, что ту принцессу зовут Агата, но дальше было самое смешное. Гвен стала утверждать, что у Мерлина от старости мозги набекрень съехали и он просто-напросто все перепутал, потому что кому еще, как не Софи, стать самой подходящей невестой для Тедроса. Кроме того, Гвен заметила татуировку «Тедрос» у тебя на руке, прямо под его кольцом. Ланселот немного помолчал, в глубине его темных глаз мелькнули огоньки. – Только вот какая штука. Никак не могу понять, откуда Тедрос взял и зачем подарил тебе кольцо, сделанное из злого золота? Сердце бешено стучало в груди Софи, в голове звенело от напряжения. – Из золота черных лебедей, если уж быть совсем точным, – продолжил Ланселот. – У каждого черного лебедя во рту есть один маленький золотой зуб. Золото, из которого сделан этот зуб, обладает темными свойствами, опасными или даже смертельными для человека. Вот почему никогдашники издавна стремились обладать этим золотом, они было таким же бесценным для них, как волшебная сталь Леди Озера для всегдашников. Злодеи веками охотились на черных лебедей, забирали их золото и в конечном итоге перебили всех до единого. Таким образом, все золото черных лебедей оказалось в руках Зла… А потом король Артур повел своих рыцарей в поход, чтобы найти и уничтожить злое золото. Я участвовал в том походе, сражался бок о бок с Артуром. Мы находили, завоевывали, а затем уничтожали сокровища злодеев, и к концу нашего похода ни одной крупицы золота черных лебедей не осталось во всех Бескрайних лесах… Кроме, пожалуй, вот этого кольца на твоем пальце. – На улице совсем стемнело, – сказала Софи, вскакивая со своего места. – Я должна проверить, как там Тедрос… – Очень любопытно, как золото черных лебедей воздействует на людей, – невозмутимо продолжил Ланселот. – Тот, кто носит его, отдаст свое сердце Злу, даже если при этом изо всех сил будет стремиться к Добру. Это золото словно компас направляет человека во тьму, причем незаметно для него самого. Если носить на себе золото черных лебедей достаточно долгое время, оно начнет убеждать тебя, что ему известна тайна твоего «долго и счастливо»… Что ему известно, чего на самом деле хочет твое сердце… Что оно может даже точно сказать, кто твоя истинная любовь… Ланселот невесело хмыкнул и добавил: – Ага, спроси его, кто твоя истинная любовь – и в ответ кольцо сделает татуировку на твоей ладони. Только ответ этот будет лукавым, он уведет тебя еще дальше от истины, в темные дебри Зла. Софи больше не порывалась уйти, она сидела и завороженно слушала Ланселота, а рыцарь тем временем продолжал свой рассказ: – А когда люди начинают думать, что их счастье важнее чьего-то другого счастья, все в их сказках начинает идти не так. Вот Артур, например. Он знал, что Гвиневра любит меня, но тем не менее уговорил ее выйти за него, хотя должен был понимать, что она не будет с ним счастлива, точно не будет. И чем все кончилось? Королевская семья распалась, а двое по-настоящему любящих друг друга людей – мы с Гвен – были вынуждены навсегда отправиться в изгнание. Кроме того, я потерял своего лучшего друга, ведь Артур был мне как брат. Но, по крайней мере, нам с Гвен не нужно теперь ни лгать, ни скрываться. Мы счастливы друг с другом – именно так и должно было быть с самого начала. А что получил Артур? Он умер, а Гвиневра давным-давно сняла с руки его обручальное кольцо, она больше не считает себя связанной обязательствами с бывшим королем Камелота. Она теперь принадлежит мне, и только мне. Софи заметила, что обращенный на нее взгляд Ланселота стал тяжелее, пристальнее. – И это позволяет мне задать нашей будущей королеве один вопрос, – сказал рыцарь, поднимаясь с места. Он оперся руками о стол, наклонился над ним вперед к Софи и медленно заговорил: – Ты носишь на руке кольцо, которое не принадлежит твоему принцу, Софи… Он наклонился еще ближе, и Софи увидела на блестящей поверхности кольца отражение дьявольского, с ледяным взглядом, лица Ланселота. – Так с кем ты? На чьей стороне? Хлопнула дверь, и в столовой появилась Гвиневра с маленькой корзинкой в руке: – Ах, Софи! Как кстати! Я положила сюда кусок индейки и немного зелени для Тедроса. Если ты сама отнесешь ему корзинку, из твоих рук он наверняка поест. Не могу допустить, чтобы из-за меня он остался голодным… Софи не слышала слов Гвиневры, их заглушал отдающийся в ушах грохот сердца. – Я знаю, что ты можешь думать обо мне, Софи, и я это заслужила, – негромко сказала Гвиневра, глядя ей в глаза. – Просто знай, что даже если он никогда не простит меня, никогда ни слова мне не скажет… Все равно, я очень рада, что он нашел свою настоящую любовь. Мерлин рассказывал нам, как упорно сражался Тедрос за свою принцессу… Как упорно вы оба сражались за то, чтобы быть вместе. Теперь я могу быть спокойна, потому что знаю, сын не повторит моих ошибок, – Гвиневра с улыбкой посмотрела на кольцо Софи. – Потому что вы оба всем сердцем тянетесь друг к другу. Гвиневра погладила Софи по щеке и сунула корзинку в ее дрожащие руки. Проводив глазами возвращающихся на кухню мать Тедроса, Софи перевела взгляд на Ланселота… Но его не было. Рыцарь исчез, испарился беззвучно и бесследно, в точности так же, как это происходило во снах Софи. – Что ты нашел? – спросила Агата, стараясь не отстать в темноте от идущего впереди Хорта. – Увидишь. Вот вы все думаете, что я придурок. Ошибаетесь, – ответил Хорт, углубляясь в дубовую рощицу. – Сильно ошибаетесь, причем. Оглянувшись на освещенные окна домика, Агата рассмотрела фигуры Софи и Ланселота – они сидели за столом и разговаривали. Агата обернулась к Хорту: – Эй, надеюсь, ты не собираешься превращаться в волка? Тебе никогда не удавалось продержаться дольше десяти секунд, не забывай. – В волка? Нет. Не волнуйся. Между прочим, я сейчас не в форме, так что и пяти секунд не протяну. Нет-нет, никаких волков. Я так и не понял, как это другим оборотням удается так долго оставаться в звериной форме. Между прочим, я даже спросил как-то на уроке у профессора Шике – может быть, для этого диета особая существует или укрепляющее зелье какое-нибудь… Короче, она выгнала меня из класса. За дерзость. Агата вслед за Хортом вышла из рощицы, и они направились к серебрящемуся пруду, отражавшему освещенный лунным светом мираж Гавальдона. – Слушай, если Софи уже бросила Директора школы, на что он рассчитывает? – спросил Хорт, разглядывая контуры городка. – Ведь для победы ему нужно, чтобы на его стороне была настоящая любовь, разве нет? – Да, все это очень странно, я с тобой согласна. Директор даже не пытается преследовать Софи, хотя без нее он победить не может, – пожала плечами Агата, останавливаясь вместе с Хортом у берега пруда. – Он сам сказал мне об этом. Потому он и приложил столько сил, чтобы сделать ее своей Королевой. Софи – единственная надежда Зла на окончательную победу. – В таком случае, Директор опоздал. У Агаты свело желудок: – Э… Значит, Тедрос уже… э… поцеловал ее? Нет-нет, меня это не волнует, нисколько. Просто ты в последнее время был вместе с ними, и я решила просто спросить… Так, из любопытства. – Я не Тедроса имею в виду, – сказал Хорт. Агата увидела, как Хорт всматривается в свое отражение на поверхности воды, и закатила глаза. – Мы что, пришли сюда на твою физиономию любоваться? – начала она, но тут же замолчала, заметив мелькающие в глубине маленькие серебристые искры. Белые рыбки. Тысячи белых рыбок, стремительных, как молнии. – Рыбки желания?! Ты нашел рыбок желания?! – ахнула Агата, опускаясь у края пруда на колени. – Их нам показывала на первом курсе принцесса Ума! – Ну, я же говорил, это будет покруче превращения в волка. Прикоснись пальцем к воде – и рыбки, заглянув тебе в душу, отыщут и покажут самое сильное твое желание. Только не перестарайся, – хмыкнул Хорт. – Помнится, у нас, никогдашников, занятие с рыбками желания должно было пройти на следующий день после вашего, но ты тогда пожелала выпустить рыбок на свободу, и начался такой раскардаш, что весь замок едва не сгорел. Короче, с тех пор рыбок желания в школе больше никогда не было. Агата гладила поднявшихся к поверхности маленьких белых рыбок, они щекотно терлись о ее пальцы. – Может быть, эти рыбки тоже хотят, чтобы их освободили? – задумчиво сказала она, но, заглянув в большие черные глаза рыбок, никакого стремления к свободе в них не увидела. – Раньше я умела слышать чужие желания, – Агата обернулась к Хорту. – Но, наверное, утратила свой талант. – Ладно, не переживай, – сказал Хорт. – Сейчас у рыбок спросим. Но только, чур, я первый!