Но ее вопрос так и повис в воздухе. Тедрос наконец взглянул на мать. – Нет, это невыносимо! – выдохнул он. Гвиневра ничего не сказала, когда сын резко встал из-за стола, царапая половицы железной ножкой своего стула. – Не смей так вести себя с матерью, Тедрос. Лучше сядь и поешь, – сказал нахмурившийся Ланселот. – А ты, гаденыш… – зашипел на него Тедрос. – Если еще раз что-то скажешь или хотя бы посмотришь в мою сторону, я тебя на две половинки разрежу. Ланселот вскочил на ноги, но Гвиневра успела схватить его за запястье и заставила вновь опуститься на стул. Рыцарь больше ничего не сказал. В полной тишине Тедрос прошагал к двери, вышел и громко, от души захлопнул ее за собой. Агата инстинктивно вскочила, чтобы побежать вслед за своим принцем… – Я схожу за ним, Агги, – сказала Софи. Она тоже уже была на ногах. Софи слегка кивнула Агате, в последний раз опасливо покосилась на Ланселота и вышла за дверь вслед за Тедросом. В столовой вновь стало так тихо, что было слышно, как плещется Хорт в ванне. – Ну что ж, – через силу улыбнулась Агата. – Тогда приступим, пожалуй. Гвиневра и Ланселот облегченно вздохнули, словно удержать за своим столом хоть кого-то уже было для них сродни победе. Агата принялась за индейку – на редкость, между прочим, сочную и ароматную – и даже зажмурилась от удовольствия. Она жевала, всеми силами прогоняя мысли о том, что могло – или не могло – происходить сейчас за стенами этого домика… – Прелестную он себе принцессу выбрал, правда? – сказала Гвиневра. Глаза Агаты широко распахнулись. – Я о Софи, – пояснила Гвиневра, поправляя свои всклокоченные волосы. – Сразу побежала за ним, точь-в-точь как отец Тедроса бегал за мной. Должно быть, она очень сильно его любит. Не думаю, чтобы Артур или я могли выбрать для него невесту лучше, чем она. – Они очень похожи друг на друга, верно? – пробурчал Ланселот с набитым ртом. – Я просто имела в виду, что она ведет себя как настоящая королева. Я в свое время такой не была, если честно, – улыбнулась Гвиневра. – Да, она отличная пара для парня. Все подданные будут обожать ее, а она всей душой будет любить Тедроса, – кивнул Ланселот. – Наконец-то в Камелоте появится настоящая королева, – мечтательно вздохнула Гвиневра и продолжила, обернувшись к Агате: – А ты, моя дорогая? Вы с Хортом в школе познакомились? Или на Снежном балу? – Простите, – задыхаясь, сказала Агата. – Я… Я… Мне необходимо побыть на свежем воздухе… Она выскочила из-за стола и выбежала из домика, оставив Ланселота и Гвиневру одних, и они вдруг почувствовали себя очень одиноко, хотя и привыкли проводить все время наедине друг с другом. Агата не разбирала, куда идет – лишь бы оказаться подальше от этого дома. Бредя по залитому лунным светом лугу, она глубоко вдохнула и только сейчас впервые обратила внимание на то, что воздух здесь был теплым и сладким, похожим на тот ветерок, который мягко обдувал ее, когда они попали в Селестиум Мерлина. «Возможно, это место выбрала для своих размышлений Леди Озера, – подумала Агата, всячески стараясь заставить себя думать о чем угодно, только не о Софи и Тедросе. Над головой у нее переливалось звездами ночное небо, а впереди раскинулся луг, по которому, казалось, можно было идти и идти целую вечность. Агата остановилась, оглянулась назад, на дом, из которого она недавно выбежала в ночь. Возле него стояли, сбившись в стадо, коровы и овцы, между ними затесалось несколько свиней. Только кони продолжали носиться друг за другом по освещенной луной мягкой траве. Кроме коней в лунном свете виднелось кое-что еще – на горизонте темнел силуэт Гальвадона и, казалось, он стал гораздо ближе, чем вчера. Теперь в блестящем как стекло защитном барьере Гавальдона уже отчетливо проглядывали пробоины. Еще несколько сказок было переписано на новый, злой лад. Значит, погибло еще несколько старых сказочных героев. Кто именно? Директор школы все ближе подбирался к своей цели. «Но что за цель он поставил? – подумала Агата. – И что ему нужно в Гавальдоне?» «Нечто такое, что позволит ему навсегда уничтожить Добро», – всплыли у нее в памяти слова Мерлина. Агата прикусила губу, отчаянно пытаясь разгадать самую важную и сложную в ее жизни загадку. А потом она увидела их – две фигурки с золотистыми волосами, едва различимые на фоне маленькой дубовой рощицы. Агата вспомнила тот миг, случившийся два года назад, когда она заметила, как Тедрос и Софи флиртуют друг с другом под деревом. Тогда Агата впервые увидела свою лучшую подругу такой счастливой, какой та никогда не была рядом с ней. И вот опять Софи наедине с тем же принцем, и опять рядом с ними нет места для нее, Агаты. И опять нахлынуло то же ощущение беспросветного, горького одиночества. Тогда это чувство потрясло Агату до глубины души, заставило ее потерять контроль над собой. На этот раз она не стала сопротивляться пришедшей боли. Она медленно и молча впустила в себя подкатившее одиночество, удержала его, чувствуя, как оно впивается своими когтями в ее сердце, скребется, словно пришедший на порог ночной зверь. А чего мне, собственно, бояться? И правда – чего? Она всю жизнь была одна – до того памятного июньского дня четыре года назад, когда к ней пришла Софи с корзинкой диетических хлебцев и предложила свою дружбу. До этого Агата была вполне счастлива одна, но жила как птица в клетке, никогда не поднимавшаяся в небо. По мере того как они сближались с Софи, у Агаты словно отростали крылья. Появилось желание любить и быть любимой. Появилось чувство, что вдвоем с Софи они могут противостоять всему миру. Но увидев Софи вместе с Тедросом, Агата поняла, как сильно она ошибалась. Нить, которая связывала двух лучших подруг, какой бы крепкой она ни казалась, не выдержала и разорвалась, как только между ними вклинился парень. После этого Агата и Софи попробовали сбежать домой. Пытались вернуться к той своей прежней и привычной жизни. Но это оказалось невозможным, как невозможно вновь стать ребенком, когда ты уже вырос. Все это время Агата никак не могла понять, почему Софи так держится за своего Рафала… Как она вообще могла выбрать себе такого злого парня? Но сейчас, стоя посреди темного луга, Агата, кажется, поняла свою лучшую подругу. Просто, когда Агата поцеловала Тедроса и вместе с ним вернулась домой, Софи почувствовала себя такой же одинокой, как она сама в эту минуту. Еще бы, ведь ее бросили и предали двое лучших друзей! И Тедрос в свое время тоже ощутил такую же боль, когда следил, как Софи и Агата тают в воздухе, возвращаясь в Гавальдон. Теперь третьей лишней стала она, Агата. Если Софи и ее принц навсегда свяжут свои судьбы, все их мысли будут направлены друг на друга и дела их королевства. А Агата… Да, она останется их подругой, но все в их отношениях изменится, причем очень круто. Она не будет больше частью их общей команды. Эта команда распадется, и останутся двое – Тедрос и Софи. А она, Агата, вновь, как в детстве, будет предоставлена самой себе. Боль в груди Агаты становилась все сильнее, обжигала, как разгорающийся костер. Но не свою лучшую подругу и не своего принца больше всего боялась потерять Агата, вовсе нет. Она боялась потерять саму себя. Потерять ту старую Агату, которая умела быть одна. Так вот почему, наверное, она так дорожила своей лучшей подругой Софи… А потом своим принцем Тедросом… Она сомневалась в них, проверяла, не верила им… И продолжала цепляться за них. Потому что в глубине души перестала верить в себя, вот в чем дело! Боль сделалась такой нестерпимой, что Агата закрыла глаза и начала задыхаться как утопающий… – Я тут краем уха услыхал, что, оказывается, приглашал тебя на Снежный бал, – раздался голос у нее за спиной. – А я и не знал. Агата обернулась и увидела Хорта в распахнутой на груди рубашке, с блестящими, влажными после ванны волосами. Возможно, Хорт заметил блеск в глазах Агаты или румянец на ее щеках, во всяком случае он смутился и принялся неловко застегивать пуговицы. – Гвиневра взяла постирать мою одежду. Не думай, я не собираюсь приставать к тебе или что-то там такое, – невнятно пробормотал Хорт. Агата посмотрела на него и то ли зарыдала, то ли захихикала, а может, и то и другое вместе. – Да ладно, не смущайся, – приосанился Хорт. – Я и без тебя знаю, что все девушки находят меня неотразимым. – О, Хорт! – простонала Агата, вытирая слезы. – Когда-нибудь люди будут читать нашу сказку, и ты в ней будешь, как пить дать, самым любимым персонажем. Она медленно направилась прочь. – Говорю же, что на этот раз я не терял свою одежду! – крикнул ей вслед Хорт. – Я отдал ее в стирку! А сказка… Когда-нибудь у меня будет своя собственная сказка, а я в ней – главный герой, а не какой-то «персонаж»! И счастливый конец в моей сказке будет, и все остальное, что положено. И я могу это доказать, между прочим! – Да? Каким же образом? – Каким? Таким! Я нашел нечто такое, что тебя удивит. Агата остановилась и обернулась. – Хочешь увидеть? – криво усмехнулся Хорт. Вот уже битых десять минут Софи стояла рядом с Тедросом в дубовой рощице, и за все это время принц не произнес ни слова. Он молча смотрел на красивый стеклянный крест, поднимающийся из земли между двумя деревьями. Крест украшали венки из свежих белых роз, у его подножия светилась небольшая пятиугольная звезда. В стороне лежало еще несколько таких же сгоревших дотла звезд. Было такое впечатление, что Мерлин возвращается сюда, чтобы положить новую звезду сразу же, как только догорит предыдущая. – Здесь похоронен твой отец? – спросила Софи, прикасаясь щекой к плечу Тедроса. – Как классно.