Я благодарна Хардину за защиту, и я понимаю, что он, должно быть, окончательно запутался. Отец переключает внимание на него и некоторое время разглядывает. – Ого! Ной сильно изменился. – Это Хардин, – сообщаю я. Отец переминается с ноги на ногу и когда наконец решается подойти ко мне поближе, я вижу, как Хардин напрягается. Отец рядом, и я чувствую, как от него пахнет. В его дыхании чувствуется то ли виски, то ли какая-то дикая смесь, он пьян, раз так перепутал; Хардин и Ной – полные противоположности, их просто нельзя сравнить. Отец тянется обнять меня; Хардин косится на меня, но я слегка качаю головой, чтобы он не вмешивался. – Кто он такой? Мой отец обнимает меня слишком долго, а Хардин просто стоит рядом. Я вижу, что он скоро взорвется, необязательно от гнева, и понимаю, он просто не имеет ни малейшего представления о том, что говорить или делать. Это сделает один из нас. – Он мой… Хардин – мой… – Бойфренд. Я ее бойфренд, – заканчивает он мою незавершенную мысль. Карие глаза отца расширяются, и он наконец-то поворачивается к Хардину. – Приятно познакомиться с тобой, Хардин. Я Ричард. – Он протягивает свою грязную руку для рукопожатия. – Хм. Да, взаимно, – нерешительно отвечает Хардин. – Что вы здесь делаете? Я пользуюсь этой возможностью, чтобы отойти и встать рядом с Хардином, который снова замолкает и прижимает меня к себе. – Хардин хотел сделать татуировку, – машинально отвечаю я. Мой разум просто не в состоянии понять все, что сейчас происходит. – А, круто. Мне здесь тоже набивали. Всплывают воспоминания о том, как отец каждое утро пил кофе перед работой. Он никогда не рассказывал ни о чем таком, и я даже не уверена, что, когда я его знала, у него была татуировка. Когда была его маленькой девочкой. – Да, работа моего друга Тома. Он задирает рукав куртки и показывает на предплечье нечто, напоминающее череп. Это совсем на него не похоже, но чем дальше, тем больше мне кажется, что тату была и раньше. – Ого… – Это все, что я могу сказать. Это так ужасно. Этот мужчина – мой отец, который бросил нас с матерью в одиночестве. И он сейчас стоит здесь, передо мной… пьяный. Не знаю, что и думать. Я взволнована, совсем немного, потому что не хочу признавать его в этот момент. Конечно, я тайно надеялась увидеть отца снова, после того как мама обмолвилась, что он вернулся в город. Я знаю, что это очень глупо, но сейчас он кажется мне лучше, чем раньше. Да, он пьян и, возможно, бездомный, но я его так мало знала, еще меньше, чем понимала. Может, у него сейчас просто тяжелый период в жизни? Кто я такая, чтобы судить этого человека, ничего о нем не зная? Смотрю на него и на улицу вокруг; так странно, вокруг все как обычно. Могу поклясться, время остановилось, когда мой отец на нас наткнулся. – Где ты живешь? – спрашиваю я. Хардин не сводит с него настороженного взгляда, наблюдает, как за опасным хищником. – Я сейчас временно без жилья. – Он вытирает лоб рукавом. – А. – Я работал до конца на Raymark, но меня уволили, – говорит он. Я смутно припоминаю, что слышала название Raymark раньше. Кажется, это какая-то фирма. Так он работал на заводе? – Чем ты занимаешься? Прошло ведь… пять лет? Чувствую, что Хардин напряженно застыл рядом, и говорю: – Нет, девять. – Девять лет? Мне очень жаль, Тесси, – невнятно бормочет он. Это прозвище пробуждает воспоминания – так отец называл меня раньше, в момент, когда он снимал меня со своих плеч и мы проходили через наш небольшой двор. Но все прошло. Я не знаю, что делать. Я хочу плакать, потому что не видела отца так давно, хочу смеяться над странностью нашей встречи, хочу плакать из-за того, что он оставил меня. Я окончательно запуталась. Я помню его пьяным, но тогда он был злой, не улыбался и, конечно, не показывал татуировку и не пожимал руку моему парню. Может быть, он изменился в лучшую сторону. – Я думаю, нам пора идти, – заявляет Хардин, глядя на отца. – Мне очень жаль, но я не виноват. Твоя мать… ты знаешь, какая она. – Он пытается защититься, размахивая руками перед собой. – Пожалуйста, Тереза, дай мне шанс, – просит он. – Тесса… – предупреждающе цедит Хардин рядом со мной. – Мы на пару минут, – говорю я отцу. Затем хватаю Хардина за руку и отвожу его на несколько метров в сторону. – Что, черт возьми, ты делаешь?! Ты ведь на самом деле не собираешься… – начинает он. – Он мой отец, Хардин. – Он пьяный бродяга. – Он плюет с досады. Слезы наворачиваются от правдивых, но резких слов Хардина. – Я не видела его девять лет. – Именно, потому что он тебя бросил. Это пустая трата времени, Тесса. – Он смотрит из-за моей спины на отца. – Мне все равно. Я хочу понять его. – Знаю, я сказал то, что думаю. Надеюсь, ты не пригласишь его в квартиру или куда-нибудь еще. – Он качает головой. – Если захочу, то позову. И если он захочет прийти, то придет снова. Это и моя квартира, – говорю я резко. Смотрю на отца. Он стоит, одетый в грязное, и уставившись в землю перед собой. Когда он в последний раз спал в постели? Ел нормально? От этой мысли ноет сердце. – Ты же не всерьез думаешь привести его к нам? – Пальцы Хардина скользят по волосам в привычном жесте отчаяния. – Не жить, только на сегодня. Мы могли бы приготовить ужин, – предлагаю я. Отец бросает взгляд на меня. Я смотрю в его сторону и вижу, как он начинает улыбаться. – Ужин?! Тесса, он чертовски пьян! Вы не виделись почти десять лет… и ты говоришь об ужине? Растерявшись от вспышки его гнева, тяну Хардина за шиворот поближе к себе и тихо говорю: – Он мой отец, Хардин, и я больше не общаюсь с мамой. – Это вовсе не означает, что ты должна общаться с этим уродом. Это плохо кончится, Тесс. Ты слишком хороша для всех, когда они этого не заслуживают. – Это важно для меня, – говорю я, и взгляд смягчается: он понимает, что я настроена серьезно. Он вздыхает и в отчаянии дергает себя за торчащие волосы. – Черт возьми, Тесса, ничем хорошим это не закончится! – Ты не можешь знать, чем это закончится, Хардин, – шепчу я и смотрю на отца, который перебирает пальцами бороду. Я знаю, что Хардин может оказаться прав, но я обязана это сделать ради себя, должна попытаться понять этого человека или, по крайней мере, услышать, что он скажет. Возвращаюсь к отцу, инстинктивно чего-то опасаясь, отчего голос немного дрожит. – Ты хочешь поехать к нам на ужин? – В самом деле? – восклицает он, и по его лицу скользит тень надежды. – Да. – О’кей! Да, поеду! – Он улыбается, и на мгновение мне кажется, что я вижу его настоящего – не пьяного. Пока мы все идем к машине, Хардин не говорит ни слова. Я знаю, что он сердится, и понимаю почему. Но знаю и что жизнь его отца изменилась к лучшему – он руководит нашим колледжем, он очень добр к ближним. Это ужасно глупо – надеяться на такие же изменения у своего отца? Когда мы подходим к машине, отец спрашивает: – Вау! Это твое? Это Capri, не так ли? Модель конца семидесятых?