* * * Чтобы принять предложение Правителя, обговорить с ним детали и выйти из его покоев наружу, к просыпающемуся городу, Томасу понадобилось не больше часа. Казалось, что старик ждал его и нисколько не удивился гордому одиночеству вошедшего Крылатого. Чуть прикрыв глаза, Правитель жестом подозвал Томаса поближе к своему креслу. – Рад, что ты вернулся. Тебя манят опасности, я прав? – Его полный доверия приглушенный голос гипнотизировал Крылатого. И тот только кивнул в ответ. – Замечательно, замечательно… – Правитель помолчал и продолжил: – Меня всегда поражает невероятная отвага Крылатых, Том, я ведь могу тебя так называть? Еще один кивок. – Замечательно. Так вот, Том, нет ничего плохого в желании свить гнездо и довольствоваться городской жизнью. У нас есть еда и питье, мы ведь выращиваем достаточно грибов, чтобы прокормиться, и очищаем воду так, что она не застревает в горле. Да… Мы многого достигли. Но все-таки быть Крылатым, как мне кажется, это нечто иное, но я не могу утверждать, у меня, увы, нет крыльев… Так о чем я? Ах да… Правитель пожевал тонкие губы и улыбнулся Томасу, обнажив ровный ряд белоснежных зубов. – Крылатые нужны, чтобы защищать нас. – Голос старика набрал силу, и теперь он отчетливо произносил каждое слово. – Не жить в уютных домиках, совершая короткие вылазки. Не пьянствовать у костра. Защищать и разведывать – вот их предназначение. Открывать новые горизонты для нас, тружеников земли. Но ваш Вожак – он как наседка, уж прости мою прямоту, мальчик, и он считает меня неправым. Впрочем, кто я такой, чтобы приказывать Крылатому? Стоящему у кресла Томасу казалось, что его ноги врастают в пол. Конечно, он слышал разговоры, мол, обаятельный и пузатый Хэнк Большое Перо вечно спорит с Правителем. Крылатые даже гордились этой неожиданной упертостью своего Вожака. Но в жизни Томаса Хэнк играл незначительную, второстепенную роль, слишком сильна была вольница в Братстве, слишком хорошо они, Крылатые, знали Закон и чтили его. И вот теперь старик говорит так открыто, так доверительно, и ждет – точно ждет! – его одобрения. – Томас, – заговорил Правитель, который, казалось Томасу, прочел каждую его мысль, – я знаю, как важен для вашего Братства Вожак и вовсе не хочу принизить его в твоих глазах. У тебя такие особенные глаза, мальчик мой, холодные и решительные… Но я снова отвлекся. Хэнк считает нужным прекратить дозорную службу на Гряде. Он мне сказал, что кровь его Братьев дороже земли, отвоеванной нами у пустыни. Так что если сейчас ты вызовешься туда лететь, Томас, то, видят Святые, все остальные Крылатые могут посчитать тебя предателем. Но Город… Вот для Города ты станешь героем! Нам важно знать, что творится там, за Грядой. Нам важно знать, что происходит за нашими стенами. Однажды Вестники отправятся в путь, Томас, и кому, как не тебе, доведется лететь с ними! Тебе, охранявшему Гряду – наш последний рубеж перед смертью. Больше Правителю не нужно было говорить ни слова. Томаса захлестнуло непередаваемое чувство важности. Он словно очутился на предназначенном только ему месте. Там, где должен был быть именно он – молодой и сильный Крылатый, будущий Вестник. Вожак слишком мягок, чтобы принять безжалостные правила сожженного мира и властвовать в нем. Но он, Томас, – совсем другое дело. Провожая Крылатого взглядом, Правитель позволил себе одну слабую, но полную яда улыбку. Мальчишка отдался ему с потрохами всего лишь за пару минут громких речей. Городу нужна надежда на будущее счастье. Если сказать грязным труженикам, что нужно еще немного подождать, еще потерпеть голод, и жару, и пыль, то они перестанут требовать от него увеличения пайков. Можно будет просто сидеть в этом кресле, смотреть на серое тело города за окном, пить чистую воду – о, как же мало ее осталось в этом жутком мире – и не опасаться шорохов за спиной. Город никогда не отринет Правителя, дарующего надежду. А этот мальчик, который полетит на гряду, станет символом живой земли, трав, а может, самого Дерева. Он станет символом того, что стоит еще подождать, безропотно трудясь на грибных фермах и каменоломнях. Того, что уже и вовсе не существует. Но разве нужно знать об этом Городу? О нет, разумеется, нет. Томас зашел в притихший общий дом Братства и сразу понял: Ким сообщил о раннем вызове к Правителю каждому, кто захотел его слушать. «Ну, и к лучшему, не придется отчитываться. Хэнк все знает. Я просто подойду и скажу ему, что согласился», – думал Томас, двигаясь мимо Крылатых, стараясь не смотреть им в глаза. Вожак сидел у грубо сколоченного стола, помечая что-то на большой карте. Полный, если не сказать толстый, он поражал всех своей ловкостью в воздухе, а о силе его удара ходили легенды. Хэнк тяжело повернулся на стуле и пристально смотрел на Томаса, пока тот подходил к нему, с каждым шагом все больше теряя уверенность. – Ну что, Том, старик вытряхнул из тебя душу, правду мне сказали? – Бледные, почти прозрачные глаза пронзили Крылатого насквозь. – Вроде того, Хэнк. – Томас решил, что тянуть бессмысленно. – Он предложил мне отправиться к Гряде. Я согласился. Нужно посмотреть, что там и как. Вожак на мгновение закрыл глаза, посидел так и снова уставился на Томаса, изучая его. – Ты знал ребят, которые там погибли за последние два года? Хочешь, я перечислю всех поименно и расскажу тебе, что от них осталось, что мы здесь предали земле? В доме воцарилась дрожащая тишина: никто уже не укладывал пайки и фляги в рюкзаки, не напевал и не переговаривался с товарищем, даже не шептал и не шуршал ничем – все слушали спокойный голос Вожака. – У тебя есть жена, Том. Молодая и красивая женщина. Хороший дом. У тебя есть крылья и возможность трудиться на благо Города. Что еще тебе нужно? – У меня есть крылья!.. – Томас откашлялся, вспоминая слова Правителя, и продолжил: – Но нет настоящего неба! Ты не даешь нам летать, Хэнк, не даешь спасти всех от голода и пустыни! Мы летаем за водой да к каменщикам! А могли бы найти живую землю. Мы Крылатые, мы должны спасти наш народ, а не отбиваться от охотников у самых стен… – Я стараюсь спасти вас, болван, не дать броситься в песчаный омут! Вы нужны Городу живыми, здесь и сейчас. – Ты… – Томаса переполняли гнев и обида на молчавших вокруг Братьев. – Ты – наседка, Хэнк, а не Вожак. И второй раз за это бесконечное утро Томас испугался того, что сорвалось с его губ. Но повернуть назад было невозможно. Вожак горько усмехнулся: – Старик и правда вытряхнул твою душу, Томас. Что ж, лети. Исполняй задание своего Правителя. Дари Городу будущее, мир, зеленую траву, Дерево, что найдешь. Я не смею тебя задерживать. – И он повернулся обратно к столу с таким видом, словно Томаса не существовало вовсе. Под гнетущее молчание Братьев Крылатый развернулся на каблуках и пошел к выходу. Голос Вожака нагнал его в дверях. – Когда Анабель пришла ко мне после той вылазки, я поверил, что в тебе есть нечто особенное, если уж она тебя выбрала. Но ты слепец, Томас. У тебя уже есть будущее. Да только ты этого не видишь. * * * – Мы должны лететь. – Алиса стояла на своем, шепча, уговаривая его. – Там наше будущее. Томас, пожалуйста, послушайте, я чувствую, как Дерево зовет меня. Оно пришло во сне, в образе моей мамы. Моя мама умерла, когда мне не было еще и десяти. – Спина Вожака вздрогнула, но он все равно не обернулся. – Она пела мне колыбельную, но Дерево поменяло слова. Оно пело мне, что я спасу мир водой, что в новом мире все люди будут Крылатыми, что оно, Дерево, защищает нас в пути… Томас, – Алиса дотронулась до него сначала одним пальцем, а потом и всей ладонью. – Вы поэтому взяли меня с собой? Город знал, кто я? Знал, что я услышу зов, да? Она испугалась, когда Вожак резко повернулся к ней лицом. В тесноте темной пещеры некуда было деться от его серых глаз. От его прерывистого, тяжелого дыхания. От его сильного тела, что наваливалось на нее. – Сказать тебе, почему я взял тебя с собой, Алиса? – Глухая ярость звучала в голосе Вожака. – Вот поэтому! – Одним движением он распахнул ее куртку, и его сильные пальцы вцепились в медальон Крылатой. – Чувствуешь, какой он? Плотный, налит силой, наверное, вибрирует в ответ на твои мысли, а если прислушаться, то нашептывает что-то, да? Алиса в изумлении замерла и просто смотрела на искаженное злобой лицо Томаса. Крылатый схватил ее руку и потянул к себе; пальцы девушки коснулись теплой мужской груди, нескольких шрамов, что ее пересекали и, наконец, медальона. Он был тонкий, словно пластинка для письма, холодный и совершенно безжизненный. – Чувствуешь, девочка? Это я сделал его таким. Я бездумно растрачивал силу на полеты без цели и смысла. Я наслаждался обладанием крыльями, уверенный в том, что они дарованы мне до самого конца. Я болван, Алиса. Всегда им был. Томас сжал девичьи пальцы своими, чувствуя, как натягиваются корешки, отходящие от деревянного амулета и проникающие внутрь его тела. Небывалость происходящего потрясла его затуманенное яростью сознание, еще никто не дотрагивался до его медальона. Даже Анабель осторожно обходила его в своих ласках. И вот теперь испуганная девчонка сжимает в своей холодной ладони главный источник его крылатой силы, его проклятие, а он не ощущает ровным счетом ничего, будто вместе с гибелью медальона его покидали не только силы, но и чувства. – Я не понимаю… – С трудом выговорила Алиса. – Старик знал, что я – единственный, кто согласится лететь через пустыню по карте безумного Вестника. У меня не было ни единого шанса отказать ему. Я продал душу нашему Правителю, Алиса… Тысячу лет назад. Но с таким медальоном я бы просто не долетел обратно… Поэтому старик выбрал тебя, самую молодую, самую сильную из нас. Никто бы не удивился, вернись я один. Ты слишком неопытна для такого пути, ты просто погибла… Охотник сожрал твое юное тело? Или нет. Вихрь забрал тебя прямо из моих рук? А может, ты упала на скалы, и я в горьких слезах похоронил твои останки? – Томас не замечал, как сильно сдавил пальцы Алисы в своей руке, да и она не чувствовала боли. – Что… Что вы хотите сказать? – Я должен был сорвать с тебя медальон, девочка, твой полный силы и жизни медальон, когда почувствовал бы, что мои силы на исходе. Сорвать, надеть на себя и лететь дальше. А грустная, но торжественная история твоей гибели… Старик умеет придумывать такие сказки. Уж поверь. Томас отпустил ее руку, смотря невидящими глазами во тьму. Крик застрял в горле Алисы, у нее не осталось сил, чтобы вытолкнуть его из себя. Отодвинув разбуженного лиса, она попыталась выбраться из тесной пещеры, желая улететь как можно дальше от человека, который вел ее через пустыню на смерть. Человека, предавшего ее в самом начале, не потрудившегося даже узнать, что же собой представляет Крылатая Алиса. – Я не стану этого делать. – Голос Томаса остановил ее. – Довольно приносить жертву проклятому старику. Не бойся… Отчего-то Алиса поверила этому потухшему, безжизненному голосу и затихла рядом с Вожаком, слушая его судорожное дыхание, словно он силился удержать плач, что рвался у него из груди, из самого умирающего деревянного медальона. * * * Томас уверенным шагом шел к Черте. Проходящие мимо Братья здоровались с ним, хлопали по плечу, шутили и улыбались. Но Крылатый не видел их уставших лиц, не слышал кашля, хриплых голосов и смеха. Его раздирало на две части, и это было чертовски, невыносимо больно. Правитель говорил приятные, к тому же правильные слова, именно то, что всегда мечтал услышать Томас. О будущем и Вестниках, о надежде и живой земле, о небе и опасностях, наконец. Но погасший взгляд разочарованного Вожака не давал ему покоя, вызывал ощущение потери чего-то значимого. Чего-то, чем Томас обладал раньше не задумываясь и что теперь ему больше не принадлежало. На большом камне, гревшем свое серое тело у самой Черты, кто-то сидел. Здесь назначались все самые важные встречи Крылатых. Приближаясь, Томас разглядел знакомую фигуру с копной каштановых кудрей, и на душе у него потеплело. Анабель все-таки пришла его проводить. Значит, не такой уж он плохой человек, как думает Вожак. Значит, ничего еще не потеряно. Томас прибавил шагу и остановился у самых ног жены. Анабель смотрела вдаль, за Черту, и не заметила его приближения. Обернувшись на звук шагов, она рассеянно улыбнулась и протянула к нему тонкую руку, приглашая сесть рядом. – Ты все-таки пришла меня проводить, – выдохнул он, присаживаясь и обнимая ее за плечи, чтобы вдохнуть знакомый запах волос и кожи. – Просто я еще надеюсь уговорить тебя остаться. – Анабель отстранилась. – Посмотри на меня, Томас. Я прошу, останься. Незачем туда лететь. Я умру здесь от тоски, если ты сгинешь в проклятых песках… – Мы – Крылатые. – Вся радость от встречи с женой испарилась, и Томас почувствовал привычное уже раздражение. – А не наседки, как Вожак. – Хэнк единственный, кто понимает, насколько ценна жизнь каждого. Мы должны сохранить и улучшить то, что имеем, ради нас всех, ради наших детей… – Детей! – Томас вскочил. – Ты такая же, как твой Хэнк! Анабель, какие могут быть дети, если у нас есть крылья и небо? Мне этого достаточно. Крылатая тоже поднялась на ноги, не сводя с него внимательных глаз. Они постояли немного, но Томас не сдался, не отвел взгляда, продолжая злиться на ее глупость и вялость. – Хорошо, Том. Будь по-твоему, мне тебя не переубедить. – Она вздохнула. – Вот, возьми, это тебе на память. Чтобы ты не забывал нас там… Анабель протянула ему продолговатый сверточек. Разворачивая мягкую ткань, Томас остро почувствовал укол вины за свою резкость, но идти на попятный было бы глупо. Под слоем ткани оказалась книжица в кожаной обложке – неслыханная роскошь для Города. – Ого! Где ты ее раздобыла… – Сбитый с толку, он посмотрел на жену. Та улыбалась, глядя на то, как он восхищен. – Слушай, не стоило, правда. – Я хотела подарить тебе ее по другому поводу… Но уже не важно. Береги себя, Томас. – Анабель шагнула к нему и обняла. Крепко, судорожно, словно тонула, и он был единственным ее спасением. Томас сглотнул внезапно вставший в горле ком, но не поддался слабости, просто ответил на объятия, вложив в них извинения, что так и не прозвучали. – Как бы высоко ты ни взлетал, мальчик мой, помни о тех, кто ждет тебя внизу, – прошептала Крылатая, мягко целуя его. Томас отступил, не сводя с нее глаз, еще секунда – и он бы решил никуда не лететь, но мгновение прошло, и вот он сделал шаг за Черту, взлетел и устремился за первые скалы. – Раз, – шептала Анабель, не замечая, как крупные слезы бегут у нее по щекам. – Два. – Крылатая фигурка уже растворялась в небесной сини. – Три. – Она охватила руками свой растущий живот. – Четыре. – Живущий там маленький человечек еще не мог шевелиться, но Анабель показалось, что он ободряюще толкнул ее изнутри. – Пять.