– Отпусти. – Анабель поморщилась, потирая красные пятна на коже, – следы его пальцев. – Нам надо все обсудить. Заходи в дом. Комната еще хранила тепло сна переплетенных тел. Но Томас оглядел ее новыми глазами. Тесное помещение, полное бабских тряпок, ненужных безделушек. Ему стало душно, словно он только что осознал, насколько ненавистна ему такая жизнь. – Мы Крылатые! – Он почти кричал. – Как ты смеешь отказывать Правителю, когда он посылает нас на Гряду?! Ты хочешь прожить здесь до самой смерти? – Томас обвел руками комнатку; его захлестнуло презрение. – Ведь это все – жалкое существование, Анабель. Она смотрела на него глазами, полными необъяснимой боли. – Это все, Том, – место, где мы были счастливы. Это все – место, что мы называли домом. Никто не вправе заставить нас отсюда улететь. Правитель не наш Вожак, а Вожак не отправит нас на Гряду, если мы будем против. – Мы не можем быть против! – Томас кричал. – Это же мечта! – Твоя мечта, милый. – Анабель устало присела на разобранную кровать. – Ты никогда не спрашивал, о чем мечтаю я… – Я знаю, о чем ты мечтаешь! Ты хочешь стать Вестницей, так же, как и я. – Он смягчился. – Послушай, нам нужно провести пару лет на Гряде. Да, там неуютно – но в пекло уют! Мы Крылатые, у нас будет небо – и мы у нас будем! Представь, как здорово все сложится: пустыня, опасности, никого рядом… Нельзя стать Вестником, если не покажешь себя там, на дальнем рубеже… – С чего ты взял, что я хочу стать Вестницей? Что мне не нужно ничего, кроме неба и крыльев? – Она снова посмотрела на него с сомнением. – Ты сама говорила! – Томасу начало казаться, что все это – глупая шутка. Еще немного, и жена зальется смехом, бросит в него подушку, назовет болваном, и они пойдут к Правителю и скажут, что согласны – согласны лететь, жить. Но Анабель не засмеялась. – Я говорила, Том, что хочу увидеть траву, хочу почувствовать ее пряный запах. Хочу опустить ладони в прохладную прозрачную воду… Хочу увидеть настоящую жизнь, а не борьбу за выживание… Но я не обязана туда лететь, мы все знаем, прежнего мира нет. Но зато есть то, что получилось сохранить. Есть мы с тобой, есть наш дом. Посмотри, как здесь хорошо… Здесь мы смогли бы построить наш собственный мир, не подвластный огню и гари. – Святые Крылатые! Анабель! – Он присел у ее ног, чтобы его серые с медными крапинками глаза оказались на одном уровне с ее зелеными глазами, чтобы не видеть ничего, кроме ее глаз. – Наше будущее – это мы с тобой, пустыня и небо. А дом не дает нам вдохнуть свободно, я уже совсем не узнаю тебя. Ты стала… – ярость и непонимание бушевали в Томасе, – другой. Я брал в жены полную сил и решимости Крылатую! Как ты была прекрасна в своей силе, легка в полете. А сейчас, ну посмотри на себя… Он запнулся, осознавая, что говорит. Но слов было уже не вернуть. Анабель засмеялась, этот смех, глухой и отрывистый, много лет потом преследовал его во снах. Она оперлась на его плечи руками и оттолкнула с такой силой, что он повалился на пол. – О, мой мальчик, ты даже не представляешь, как я изменилась! – Она продолжала смеяться. – Если твое будущее – пустыня и гарь, то меня в этом будущем не будет. Лети! Лети за своей сказкой, Крылатый. А меня, старую и уставшую, оставь в покое. Она встала и прошла в дальний угол комнаты, села к мужу спиной. Томас поднялся на ноги, гнев кипел в нем, но любовь к той, прежней Анабель была сильнее любого гнева. – Я полечу на Гряду, посмотрю, как там и что. И вернусь с докладом. Уверен, твое… – Он запнулся на мгновение. – Твое состояние к тому времени уже изменится. И мы улетим туда вместе. Анабель слабо махнула рукой, не оборачиваясь к мужу. – Нет. Так быстро мое состояние не изменится. – Она опять засмеялась, но резко оборвала смех и добавила: – Оно не изменится, Том, уж прости. Не говоря больше ни слова, Томас вышел из дома и зашагал в сторону покоев Правителя. Анабель осталась сидеть у стены, обхватив себя руками за плечи, она раскачивалась из стороны в сторону, что-то напевая, а потом зарыдала, завывая и глотая воздух ртом, как плачут только дети, когда они теряются посреди толпы чужих людей. * * * Алиса летела из последних сил, Вожак старался увести их подальше от стоянки кровожадных воинов, но крылья ее уже не слушались. Под ними раскинулись острые скалы, безжизненные и обугленные, как и все вокруг. Когда Томас начал снижение на один из тысячи пиков, Алиса облегченно выдохнула. Ей хотелось выпрямить ноги, опереться спиной о холодный камень и забыться сном, поглаживая чудом спасенный медальон. Они забились в маленькую пещеру, скорее напоминающей нору какого-нибудь некрупного зверя, чем подходящее для ночлега двух человек место. Вожак запретил ей разжигать огонь, опасаясь, что воины уже обнаружили и побег, и мертвое тело в клетке. – Надо затихнуть, раствориться, – прошептал он ей почти что на ухо; им пришлось лечь совсем близко, больше в пещере места не было. – Еще одного громилу я осилить не сумею. Между их тел уютно устроился лис. Ему как настоящему герою выделили целый грибной паек, и Чарли молниеносно его сгрыз, жадно ворча и подбирая крошки. Согреться без живого пламени костра было невозможно, и Алиса еще плотнее запахнулась в куртку. – Быстро же ты ее заслужила. – Вожак удивленно поднял бровь. – Ее подарил Лин накануне моего отлета… – шепнула в ответ Алиса, чувствуя, как сладко замирает в груди от этих слов. Томас вспомнил худощавого паренька, который вместо него стал Вожаком. Ему хотелось сказать: «И правильно, что отдал, не хоронить же вместе с ним такую хорошую вещь», – но он промолчал. Девчонка вызывала странную для него самого симпатию. Не ожесточенная еще пустынными ветрами, она всем сердцем стремилась к далекому оазису. Хорошо быть молодым, открытым в своих радостях и болях. И не скрывать в себе ничего такого, что жрет тебя изнутри. – Томас… – услышал он ее голос сквозь чуткий сон. – Можно я спрошу? – Валяй. – Мужчина поерзал, удобнее устраиваясь на камнях, чувствуя боком позабытое тепло женского тела. – Тогда… во время слета. Вы назвали Лина мертвецом. Почему? – Зачем задавать вопрос, зная на него ответ? Ты же слышала его кашель, ты прожила в Городе достаточно лет, чтобы знать: такой кашель все равно что смерть. С небольшой отсрочкой. И чем она меньше, тем лучше. Захлебываться собственными легкими и кровью… Уж лучше пусть меня сожрет падальщик. Алиса помолчала, съеживаясь от жестокости его слов. Жестокости и правдивости. Истинной жестокости их сожженной жизни. – И мы не можем ему помочь, никто-никто не может? От этого нет лекарства? – Все в ней замерло в ожидании ответа. Тишина продлилась на мгновение дольше, чем она ожидала. Это мгновение заставило сердце Крылатой встрепенуться с надеждой. – Никто из тех, кого я знаю, не может вылечить такой кашель, – ответил Томас, всматриваясь во тьму широко раскрытыми глазами. – Спи. – Но если мы найдем… Дерево. – Алиса не могла не спросить. – Оно же может знать, как спасти всех?.. И от голода, и от огня, и от кашля. – Да, Дерево могло бы нас спасти… – Томас продолжал смотреть в пустоту. Он знал, что должен ответить Алисе, знал, что, ободренная им, она полетит в любую даль, знал, что лучшего момента и не придумать. Слова вертелись на языке. Но он устал. Тело болело. Голод подтачивал последние силы. Бок согревался от теплого тела девушки рядом. Он слышал ее доверчивое дыхание, чувствовал запах ее волос. И дал слабину. – Но мы не летим к Дереву, девочка, завтра мы повернем назад. Глава 12 Лис прислушивался к злобному шепоту человеческих детенышей, которые шипели друг на друга, наивно думая, что их перебранка не разносится по спящим скалам. Алиса чувствовала, как у нее под ладонью напрягается узкая спинка зверька, но успокоить Чарли была не способна: Крылатую переполняло негодование. – Мы почти долетели! – горячо шептала Алиса, чьи глаза, как два уголька, гневно сверкали во тьме пещеры. – Я помню карту: надо перемахнуть скалы, и там… – Ты видела карту, но не помнишь ее, – возражал Томас, пытаясь сохранить спокойствие. – Карты больше нет по твоей вине, между прочим. – Ах, по моей вине! – Крылатая выплевывала слова, словно бы это были горячие камешки, обжигающие рот. – Это вы провели со мной несколько дюжин проклятых дней, Томас, и не удосужились поделиться маленьким секретом. Оказывается, мне и надо-то было просто вспомнить первое падение, чтобы не идти по пустыне пешком! Святые Крылатые, пешком, Томас! Я шла пешком четыре дня по сожженному миру и почти дошла, пока вы прохлаждались в клетке! Никогда еще Алиса не испытывала такой злобы. Мысль, что ее Вожак мог струсить, когда до Дерева оставалась всего пара дней полета, ее убивала. Ярость стерла все границы приличия, развеяла все уважение к Вожаку, которому Алиса научилась, изучая Закон. Остались лишь разочарование и гнев. – Я спас твою задницу от Вихря, девочка! – процедил Томас, стараясь отодвинуться от ее разгоряченного тела. – Мы могли просто пересидеть за валуном… – Алиса кривила душой: Вихрь точно нашел бы их там, и она это понимала, но спокойствие Вожака, оказавшегося предателем всего Возрождения, лишало ясности рассудок. – Ну, конечно, – язвительно парировал Томас. – Вихрь покружил бы рядом и улетел, все так, моя милая. И варвары бы нас не тронули, ни меня бы не распотрошили, ни тебя бы не изнасиловали всей толпой. Все так. Алиса вспыхнула: сидя в клетке, она приготовилась к смерти, даже представила, как презрительно плюнет под ноги палачу, истекая кровью. А Крылатый был прав, над ней непременно надругался бы весь отряд. Но даже осознание этого не утихомирило девушку. – Если бы не лис, вы бы так и остались лежать в углу, считая ведра. А Чарли, кстати, пришел за мной. Даже тут великий Вожак оказался не у дел. Томас не ответил. Хотя тишина, помноженная на близость, его нервировала. Опасные слова правды не должны сорваться с губ. Хватит исповедей этому вечеру. Они продолжили молчать; рука Томаса прижималась к боку Крылатой, и та попыталась отодвинуться, но уперлась в холодные камни. Немного поерзав, Алиса повернулась к Вожаку спиной. – Хватит шуршать, – прошептал он, силясь отодвинуться от девушки, насколько это было возможно. – Мы полетим к Дереву, – ответила Алиса в полный голос, и его звенящая уверенность проняла Томаса. – Я слышала его зов. Дерево нас ждет, и мы к нему придем. Вожак издал короткий смешок и, резким движением повернув девушку от стены к себе лицом, посмотрел на нее в упор. Алиса напряглась, ощущая на своих плечах руки мужчины, чьи полные презрения серые глаза обдавали ее холодом. – Что ты себе надумала, девочка? Какой еще зов ты могла слышать? Ты – неоперившийся птенчик Братства с одной-единственной стоящей рассказа у костра историей, да и то про доходягу-смертника. – Казалось, он пытается задеть ее побольнее. – Но вы же почему-то взяли меня с собой? – Теперь голос Крылатой пронзал тишину, но вестников это уже не заботило. – Сказать, почему я взял с собой именно тебя? – Томас зло улыбался, стискивая руками хрупкие плечи. Ему вдруг подумалось, что он мог бы свернуть шею девчонке всего за пару мгновений. – Я и так знаю почему! – Алиса закусила губу, сдерживая слезы, что уже собирались внутри нее соленой волной. – Потому что я Говорящая! Я слышу Дерево, Томас! Никогда еще юная Крылатая так отчаянно не желала, чтобы ей поверили, чтобы злые глаза Томаса вспыхнули пониманием, чтобы он увидел разрозненную картинку их странного пути к оазису единой, такой, как видится ей. – Святые Крылатые… – Вожак отпустил ее плечи и слегка отстранился. – Ты просто перегрелась на солнце, девочка, устала. Вот тебе и чудится всякое, не бери в голову. Мы летим домой. У нас вышло преодолеть большую часть пути, который был обозначен на карте, Правителю не в чем будет упрекнуть тебя… В конце концов, никто не заставит Крылатых лететь на смерть, кроме их Вожака, а я не думаю, что твой милый дружок захочет твоей гибели. Так что… Мы просто вернемся, Алиса, это очень важно… Вернуться.