Вэнс пока что так и не ответил. Лучше бы он ехал сейчас домой. – Тесса, скажи мне, что случилось. Пожалуйста. – Ничего. Наверное, это просто карма, – бормочет она, и в трубке эхом отдается щелчок выскочившей из бутылки пробки. – Какая еще карма? Ты с ума сошла? Ты не сделала ничего такого, чтобы заслужить то дерьмо, которое с тобой произошло. Она молчит. – Тесса, по-моему, на сегодня тебе уже хватит пить. Я еду в Сиэтл. Понимаю, тебе нужно личное пространство, но я за тебя волнуюсь и… не могу остаться в стороне. И никогда не мог. – Ага… – Она даже не слушает. – Мне больше не нравится, что ты столько пьешь, – говорю я, зная, что она меня не услышит. – Ага… – Я уже еду. Выпей воды. Договорились? – Ага… бутылочку… Еще ни разу дорога до Сиэтла не казалась такой длинной, и из-за разделяющего нас расстояния я наконец вижу тот замкнутый круг, на который постоянно жалуется Тесса. Сейчас этот круг разорвется: черт возьми, это последний раз, когда я еду в другой город, просто чтобы быть с ней рядом. Хватит этой бесконечной ерунды. Хватит убегать от проблем, больше никаких чертовых отговорок. Хватит гребаных поездок через весь штат Вашингтон, потому что я, видите ли, сбежал. Глава 52 Хардин Я звонил ей сорок девять раз. Черт возьми, сорок девять раз. Сорок девять. Представляете, сколько это гудков? До хрена. Не сосчитать, да у меня сейчас бы и не получилось – голова не соображает. Так или иначе, это чертова куча гудков. Если мне удастся продержаться еще три минуты, я сорву с петель входную дверь и разобью телефон Тессы – которым она, по всей видимости, не умеет пользоваться, – об стену. Ладно, наверное, не стоит разбивать его об стену. Может, я просто наступлю на него пару раз, чтобы экран треснул. Может быть. Но, черт возьми, нагоняй ее ждет в любом случае. Она не берет трубку уже часа два, и ей неоткуда знать, как я измучился за время в дороге. Чтобы доехать до Сиэтла как можно быстрее, я превышаю скорость на тридцать километров в час. Когда я добираюсь до места, на часах три ночи, а Тесса, Вэнс и Кимберли возглавляют мой черный список. Может, им всем разбить телефоны, раз уж они окончательно забыли, как брать трубку? Когда я подъезжаю к воротам, меня охватывает паника даже сильнее прежнего. «Что, если они решили заблокировать ворота? Что, если поменяли код?» «Я вообще помню этот чертов код? Конечно, нет. Мне ответят, если я позвоню и спрошу его? Конечно, нет». Что, если они не отвечают на звонки, так как с Тессой что-то случилось, и они везут ее в больницу, и ей плохо, а они вне зоны доступа… Но вот я вижу, что ворота открыты, и это вызывает у меня легкое раздражение. «Почему Тесса не включила охранную систему, когда она одна дома?» Петляя по извилистой дорожке, я замечаю, что у большого дома припаркована только ее машина. Буду знать, как ведет себя Вэнс, когда нужна его помощь… Вот такой он чертов друг. То есть отец, не друг. Черт, сейчас, если честно, – ни то ни другое. Пока я выбираюсь из машины и подхожу к входной двери, мой гнев и страх только нарастают. То, как она говорила, ее голос… Она словно не отвечала за свои действия. Дверь не заперта – кто бы сомневался, – и я, миновав гостиную, выхожу в коридор. Дрожащими руками распахиваю дверь в ее спальню, и в груди все сжимается при виде ее пустой кровати. Кровать не просто пуста, а не тронута – идеально заправлена, все уголки подоткнуты совершенно неповторимым образом. Я как-то пробовал – невозможно заправить кровать так, как это делает Тесса. – Тесса! – кричу я по дороге в ванную напротив. Зажмурившись, включаю свет. Так ничего и не услышав, открываю глаза. Никого. Тяжело дыша, я перехожу к следующей комнате. «Где она, черт возьми?» – Тесс! – кричу я снова, на этот раз громче. Обыскав почти весь чертов особняк, я уже начал задыхаться. Где она? Непроверенными остались только спальня Вэнса и запертая комната наверху. Не уверен, что хочу ее открывать… Поищу на террасе и во дворе, и если ее там нет, то понятия не имею, что сотворю. – Тереза! Где ты, черт возьми? Клянусь, это не смешно… – Мой крик замирает, когда я замечаю на террасе свернувшуюся калачиком в кресле фигуру. Подойдя ближе, я вижу, что Тесса лежит, поджав к животу колени и обхватив себя руками, будто уснула в попытке себя удержать. Я опускаюсь перед ней на колени, и весь мой гнев тут же улетучивается. Откидываю светлый локон с ее лба и заставляю себя совладать с подкатывающей истерикой – теперь, когда точно известно, что с ней все в порядке. Черт, я так за нее волновался. С колотящимся сердцем я наклоняюсь к ней и провожу большим пальцем по ее нижней губе. Не знаю, зачем я это сделал, просто так вышло само собой, но ни капли не жалею, когда ее ресницы начинают дрожать, и она со стоном открывает глаза. – Почему ты на улице? – напряженно спрашиваю я. Она морщится, явно оглушенная моим громким голосом. «Почему ты на улице? Я чуть с ума не сошел из-за тебя, чего только не передумал за эти часы», – хочется сказать мне. – Слава богу, ты просто спала, – говорю я вместо этого. – Я звонил тебе, беспокоился. Она садится прямо, придерживая шею, словно голова вот-вот отвалится. – Хардин? – Да, Хардин. Щурясь в полумраке и потирая шею, она начинает вставать, и на бетонный пол террасы падает и разбивается надвое пустая бутылка из-под вина. – Прости, – извиняется она и, нагнувшись, пытается собрать осколки. Я мягко отвожу ее руку и накрываю ее пальцы своими. – Не трогай. Я сам потом уберу. Давай зайдем в дом. – Я помогаю ей подняться. – Как… ты здесь… оказался? – Она еле ворочает языком, и я даже подумать боюсь, сколько вина она успела выпить, прежде чем бросила трубку. На кухне я заметил по меньшей мере четыре бутылки. – Приехал на машине, как же еще? – Так далеко? Который сейчас час? Мои глаза скользят по ее телу – телу, прикрытому одной футболкой. Моей футболкой. Она замечает мой взгляд и принимается одергивать подол, чтобы прикрыть голые бедра. – Я надеваю ее только… – Запнувшись, она замолкает. – Я надела ее только один раз, – поправляется она, хотя для меня в ее фразе мало смысла. – Все нормально, я не против, чтобы ты ее носила. Пойдем внутрь. – Здесь мне нравится больше, – тихо произносит она, уставившись в темноту. – Здесь слишком холодно. Идем. Я ловлю ее за руку, но она уворачивается.