– Тяжко ей было. – Это она тебе пожалилась? – Я спросил, она ответила. На судьбинушку не сетовала. Просто сказала как есть, и все. Но то осталось там, в прежней жизни. Теперь она станет жить по-иному. – А ну как встретится кто из ее прежних ухажеров, тогда как? Потащишь на поединок? – Если не поймет добром, потащу, – буркнул Добролюб. – Слушай, ну любишь ты ее. Так живите невенчанными. Поди, не вы первые, не вы последние. Сколько таких знаю, и уж тем паче среди вдовых, – попробовал Романов зайти с другой стороны. – Не хочу по-воровски. И ублюдков плодить не желаю. Дети должны расти при отце. Не сказать, что Михаил был реально против этого брака. Ксению, как помощника в специфических делах, он потерял еще до того, как рядом с ней оказался Добролюб. Выполняя свое обещание, он решил начать устраивать ее жизнь. Но одно дело, когда речь идет о том, кто не знавал ее прежде и почитает за честную вдову. И совсем другое, когда свататься решил тот, кто не просто знает об этом, но еще и дружен с прежними ее полюбовниками. Поэтому этот богатырь должен точно сознавать всю значимость своего шага. Между прочим, они Романову оба небезразличны. – Ну что я могу сказать. Коли все понимаешь, так и поступай как решил. Я-то тут при чем? – пожал плечами Михаил. – При том что она почитает тебя за названого старшего брата, – угрюмо произнес Добролюб, играя желваками, отчего окладистая борода пришла в движение. – Ты злость свою попридержи, друже. Сестра она моя. С той поры, как от неминуемой смерти спасла и выходила. И это не простые слова. Я за ней большое приданое дам. Полученную тобой плату за год вперед с тебя не стребую. Захотите устроиться наособицу, так тому и быть. – Не желает она от тебя уходить. Да и я не особо, – вздохнул здоровяк. – Ну а коли так, то шел бы ты заниматься со своими новиками. Пока дружину не соберем, ни о какой свадьбе и думать не смей. Понял ли? – Понял, – уже спокойно, с улыбкой ответил новоявленный десятник и вышел из палатки, около которой звучали крики, брань, болезненные возгласы да вздохи. И все это под нескончаемый перестук учебного деревянного оружия. Десятники и не думали делать новикам какие-либо поблажки. Им с ними в степи стоять против ватаг кочевников злых в драке и охочих до добычи. Горазд, Зван, Добролюб и Ждан нашли Михаила в Пограничном. Причем особо искать им не пришлось, да и не таился Романов. Вот как вернулся в начале марта из Озерска, так на следующий день подле ограды и увидел эту четверку. Признаться, поначалу он подумал, что разборок не избежать. Но, как выяснилось, бывшие соратники прибыли, чтобы окончательно примириться. Не иначе как на них произвело впечатление то, как он с ними поступил на дороге. И появились они как нельзя кстати. На обратном пути Романов завернул в Переяславль, чтобы продемонстрировать свою состоятельность и готовность вступить во владение заставой с прилагавшейся к ней вотчиной. Ростислав остался верен своему слову. Пришлось обождать малость, пока получили подтверждение из Лукомля о наличии средств на банковском счете. Но это была единственная загвоздка. Князь Всеволодов с пониманием отнесся к просьбе Михаила об отсрочке вступления во владение, пока не наберет потребное количество воев и холопов. Ведь земля только тогда чего-то стоит, когда на ней живут люди. Правда, при условии, что Романов сам станет содержать гарнизон, что сейчас нес службу на заставе. Тот согласился. Однако вместо набора воев и выкупа холопов Романов сразу же засобирался в Царьград. Так-то он однозначно не решился бы на одиночное путешествие, но отчего бы и нет, коли в попутчиках у него пятеро опытных воев. Никакой ошибки, именно пятеро. Пятым, или все же первым, оказался Еремей, которого порекомендовал Данила. Парень был сыном одного из его ближников, прошел отличную выучку по методике особой сотни. Ну и кроме того, имел подготовку по линии тайных дел. Михаил не отказался бы еще и от Ильи, внука Бориса, прежнего главы безопасности Пограничного и соратника самого Романова. Но Строев отказал, нельзя его забирать у Архипа. Тот у него за правую руку. Опора и надежа. Федор же все ближе и ближе к краю. Впрочем, в путь они все одно отправились впятером. Еремея Михаил оставил в Пограничном заниматься набором в дружину и выкупом семей холопов. Как ни крути, а к концу весны – началу лета нужно занимать вотчину. Вечно там княжьи вои сидеть не будут. Опять же кому доверить это дело, как не разбирающемуся в людях безопаснику. Работа в мастерской Данилы увенчалась успехом. Первый блин не вышел комом. Как и последующие пять. Стандарт на полотна стекол, введенный еще Михаилом, был полметра на метр. Таковых придерживались на Руси до сих пор. К слову, товар возили даже в Византию. Правда, из-за плохой прозрачности он не шел ни в какое сравнение с венецианским стеклом. Есть такое дело. Сумели эти проныры выведать технологию изготовления стекол, используемую на Руси. А с качественным песком у них дела обстоят куда лучше. Вот и варят прозрачное золото на радость ромейской знати, не жалеющей денег на свои прихоти. Но уж секретом зеркал Михаил не собирался делиться ни с кем. Два полотна он разрезал на пятьдесят кусков десять на двадцать сантиметров. Еще пару на восемь частей, двадцать пять на пятьдесят. Оставшиеся два трогать не стал, решил продать целыми и даже предварительно наметил кому. С ценами особо не мудрил. Взял одно целое полотно по цене в три тысячи номисм, ну или тринадцать с половиной тысяч рублей. Остальные зеркала подогнал по цене так, чтобы в итоге все части выходили на эту сумму. Оно конечно, целое дробят на мелкие части, чтобы получить большую выгоду. Опять же шансы довезти большое полотно в целости куда меньше. Но он понятия не имел, какую цену можно запросить за подобный товар. Поэтому решил не мудрствовать лукаво и попробовать реализовать для начала эту партию. А там уже можно будет сориентироваться и подрегулировать цены. Первой его покупательницей, как он и планировал, оказалась сестра покойного и тетушка ныне здравствующего императора, Ирина. Для своих пятидесяти девяти лет она выглядела просто на зависть модницам двадцать первого века. Даже морщин практически не было. И качественное зеркало ей точно не повредит. Разумеется, нечего было и думать о возобновлении знакомства. И со смертью брата и мужа ее вес в империи сильно уменьшился. Но это и не главное. Такая женщина не могла окончательно сойти с политической сцены, а потому сохранила влияние в царьградском свете. Появление у нее зеркала было отличным рекламным ходом. Она купила оба больших полотна, намереваясь сделать подарок императрице, ну и несколько экземпляров поменьше. После чего оставшиеся разлетелись как горячие пирожки. Даже при том, что Михаил увеличил цену, товар разобрали уже на следующий день. Он не ожидал, что несколько дней работы в мастерской и двухмесячное путешествие за вычетом накладных расходов, пошлины, премиальных соратникам, налогов и банковской комиссии принесут ему восемьдесят тысяч рублей. Хорошо хоть эту тяжесть не придется тащить на себе. На секундочку, тонна в серебре. А так все уместилось в одну грамоту с восковой печатью. Не обошлось без встречи с ушлыми венецианцами. К слову, они опять постепенно набирали вес в Царьграде. Мощь ромейского флота более не ставилась под сомнение. Пушки делали свое дело. И их тайну ромеи хранили как зеницу ока. Но византийская знать прогнила настолько, что военная сила не имела решительного значения. Да, дать по мордасам они все еще могли. Однако купцы пошли иным путем, сделав ставку не на силу, а на деньги, которых императору вечно не хватало. И весьма преуспели. А тут еще и оплошность Мономаха. Со смертью Михаила позиции купцов из Пограничного сильно пошатнулись. Вслед за ними начали теснить и остальных русичей, в чем активно участвовали не только венецианцы, но и генуэзцы. Это потом уж, задвинув общего противника, они начали грызться между собой. Владимир был занят объединением и реформированием Руси и слишком нуждался в деньгах. Поэтому решил исправить ситуацию, поддержав самозванца Льва Диогена. Его восшествие на престол дало бы серьезные преференции для купцов русичей. И у союзников имелись все шансы добиться успеха, но убийцы, отправленные Алексеем Комнином, поставили точку в этом предприятии, добравшись до самозванца. Мономах попытался поддержать сына Диогена. Конфликт затянулся на несколько лет. На царьградский престол успел взойти Иоанн Третий Комнин. И все это время купцам с Руси не было ходу в Константинополь. Только девять лет назад был наконец заключен мир. Младший сын императора женился на внучке Мономаха. Но осадочек остался. Ни о каких привилегиях русичам не могло быть и речи. Наоборот, чиновники их всячески третировали, при этом не больно-то опасаясь ответственности. И вот тут не обошлось без генуэзцев и венецианцев. Они, конечно, точили зубы друг на друга, но хорошо помнили, как могут быть опасны выходцы с севера. А потому кусали их хотя и по отдельности, но весьма болезненно. Так вот, венецианцы начали закидывать удочки на предмет происхождения зеркал. Не то чтобы прямо, а исподволь. Пытались даже завлечь на общее застолье. Но Михаил скорее себе руку отрежет, чем доверится этим змеям. Поэтому он не задержался в Царьграде ни на один лишний день. Едва утряс все дела, тут же подался прочь. Причем на ночь глядя. Очень уж ему не понравился ажиотаж вокруг новинки. Вот так и вышло, что, вернувшись в Пограничный в начале мая, Романов сумел полностью закрыть вопрос с долгом Даниле и обзавестись серьезными оборотными средствами. С этим уже можно было не только начинать обустраиваться на новом месте, но и подойти к данному вопросу обстоятельно и с размахом. Пока они отсутствовали, оставленный на хозяйстве Еремей отобрал семь десятков кандидатов в дружинники, возрастом от восемнадцати до двадцати лет. Устроил это воинство за городом, взяв на полный кошт. Брал не всех подряд, а придерживаясь строгих критериев отбора. А то ведь желающих оказаться в числе дружинников много, и уж тем более из числа молодежи. Оно ведь как. Одно дело землю пахать. И совсем иное – вой. Высокое жалованье. Героический ореол. Девки глаз не сводят и сами в объятия бросаются. А главное, романтика сражения! Когда сталь звенит, кровь льется рекой, а ворог верещит, моля о пощаде! Красота!.. Михаил окинул взглядом бумаги на походном столе. Удовлетворенно кивнул своим мыслям и спрятал документы в обитый железом сундук, эдакий аналог сейфа. К слову, с весьма хитрым замком штучной работы. Потеряешь ключик, и абзац. Проблема даже для слесарей двадцать первого века. Романову-то воссоздать его не составит труда. Но это уже частности. Кстати, стоит подумать о сейфе. Причем лучше несгораемом. Сегодня это уже не лишнее. Бумага, в смысле различные документы, все прочнее входит в обиход. Да взять те же векселя как именные, так и на предъявителя, которые получили достаточно широкое распространение. Подделать водяные знаки местным умельцам не удается. Технология их нанесения, также привнесенная Михаилом, одна из самых охраняемых государственных тайн. Так что надежность у этих ценных бумаг пока абсолютная. Решено. Предложит задумку с сейфом Матвею. Уж кому-кому, а пограничным мастерам это точно по силам. Причем они могут поставить это дело на поток. Сварки, правда, нет, придется клепать. Но это не такая уж и большая проблема. Спрятав документы, вышел из палатки и глянул окрест. Территория неподалеку от ряда парусиновых палаток была разделена на пять учебных площадок, где сейчас тренировались соискатели. Все семьдесят кандидатов стараются вовсю. За прошедшую неделю пока никто не отсеялся. Но продлится это недолго. Десятники постепенно затягивают гайки. Привычно пробежался пальцами по доспехам, прикидывая, все ли ладно подогнано. Опасность может подстерегать в любом месте. Особисты, конечно, делают все возможное, дабы отвадить лихой народец от земель княжества, и дружина постоянно высылает патрули по дорогам, только тати считают, что риск того стоит, уж больно зажиточно тут живут. – Горазд! – позвал он своего бывшего командира. – Слушаю, Михайло Романович, – отвлекаясь от подопечных, отозвался тот. – Я в город. Ты за старшего. Вернусь только к вечеру. – Слушаюсь. Михаил подошел к коню, проверил, ладно ли сидит седло. Быт лагеря обеспечивали четыре выкупленные семьи холопов. Стараются не за страх, а за совесть, потому как по трудам им обещана свобода и свой надел земли. Если же будут лодыря гонять, то Романов сбудет их с рук без лишних разговоров. Вот уж чего он не собирался делать, так это тащить, тянуть и толкать к счастливому будущему. Он готов предоставить возможность, а там уж каждый сам решает, воспользоваться ею или нет. Вскочил в седло, ударил пятками в бока и с места пошел рысью. До Пограничного пять километров. Ближе никак нельзя. Наличие чужой дружины у городских стен нервирует горожан. Тут всегда относились к подобному соседству с настороженностью. Еще самим Михаилом было заведено. А уж после событий одиннадцатого года, так и подавно. До города добрался быстро и без приключений. У ворот снял с головы шлем, явив из-под полумаски свое лицо. Предъявил бляху, разрешающую ему беспошлинный проезд в город верхом, доспешным и оружным. Старший стражник для порядка скользнул взглядом по медному овалу и кивнул, мол, проезжай. Романов успел тут примелькаться. Первым делом направился в ремесленную слободу, к снимаемому им дому. Одно дело – находиться в железе вне городских стен. И совсем иное – в городе. Приятного в этом, между прочим, мало. Это молодые обломы расхаживают гоголем, ловя на себе восхищенные взгляды девиц. Он же как-нибудь обойдется без этого. Впрочем, меч на пояс все же подвесит. Чтобы ни у кого не возникло сомнений, кто он есть таков. И вообще, мало ли как оно обернется. Под это дело у него на поясе еще и метательные ножи, а также духовые трубки, на которых яд обновляется каждые три дня. – Ну чего ты глядишь на меня испуганной мышью? – надев рубаху, достающую до середины бедра, хмыкнул Михаил. – Добролюб подходил? – поинтересовалась Ксения, нервно теребя тряпицу. В ее облике и взгляде присутствовала явственная надежда. Но так сразу и не поймешь, Ксения то ли боится, что Михаил дал свое согласие, то ли, наоборот, надеется на него. – Подходил. – И? – нервно сглотнув, коротко поинтересовалась она. – Совет вам да любовь. – Ох! – Вздохнув, женщина опустилась на лавку. – Я не пойму, Ксения, ты вообще сама-то чего хочешь? – нацепив пояс, поинтересовался Михаил. – Не знаю. Но надеялась, что ты ему откажешь, – шмыгнула носом она. – Так коли не люб он тебе… – Люб, – перебила она его. – А коли люб, так он муж взрослый, поди, и сам ведает, что творит. А потому выбрось дурь из головы и иди под венец. Но только тогда уж… – многозначительно осекся он. – Ведаю, – с очередным вздохом, зардевшись, произнесла она. – Вот и ладно. Пойду.